Неточные совпадения
Марфин сначала вспыхнул, а
потом сильно нахмурился; Ченцов не ошибся
в расчете: Егору Егорычу более
всего был тяжел разговор с племянником о масонстве, ибо он
в этом отношении считал себя много и много виноватым;
в дни своих радужных чаяний и надежд на племянника Егор Егорыч предполагал образовать из него искреннейшего, душевного и глубоко-мысленного масона; но, кроме того духовного восприемства, думал сделать его наследником и
всего своего материального богатства, исходатайствовав вместе с тем, чтобы к фамилии Ченцов была присоединена фамилия Марфин по тому поводу, что Валерьян был у него единственный родственник мужского пола.
Валерьян был принят
в число братьев, но этим и ограничились
все его масонские подвиги: обряд посвящения до того показался ему глуп и смешон, что он на другой же день стал рассказывать
в разных обществах, как с него снимали не один, а оба сапога, как распарывали брюки, надевали ему на глаза совершенно темные очки, водили его через камни и ямины, пугая, что это горы и пропасти, приставляли к груди его циркуль и шпагу, как
потом ввели
в самую ложу, где будто бы ему (тут уж Ченцов начинал от себя прибавлять), для испытания его покорности, посыпали голову пеплом, плевали даже на голову, заставляли его кланяться
в ноги великому мастеру, который при этом,
в доказательство своего сверхъестественного могущества, глотал зажженную бумагу.
— Помоги тебе бог! — сказала gnadige Frau и, взяв со стола прежде
всего водку, а
потом и тарелки, унесла
всю эту утварь
в кухню.
Я был мальчуган живой и подвижный; мне что-то не заспалось, и прежде
всего я догадался, что нас из сеней снаружи, должно быть, заперли, а
потом начинаю слышать
в соседней избе шум, гам, пение и топанье великое, и
в то же время вижу сквозь щель
в перегородке свет из той избы…
—
Все это я устроил и самому ему даже велел
в черной избе полопать!.. — отвечал бойко Иван Дорофеев и
потом, взглянув, прищурившись, на ларец, он присовокупил: — А ведь эта вещь не из наших мест?
Кузьмищево между тем
все определеннее и определеннее обрисовывалось: уже можно было хорошо различить церковь и длинное больничное здание, стоявшее
в некотором отдалении от усадьбы; затем конский двор с торчащим на вышке его деревянным конем, а
потом и прочие, более мелкие постройки, окружающие каменный двухэтажный господский дом.
Крапчик очень хорошо понимал, что
все это совершилось под давлением сенатора и делалось тем прямо
в пику ему;
потом у Крапчика с дочерью с каждым днем
все более и более возрастали неприятности: Катрин с тех пор, как уехал из губернского города Ченцов, и уехал даже неизвестно куда, сделалась совершеннейшей тигрицей; главным образом она, конечно, подозревала, что Ченцов последовал за Рыжовыми, но иногда ей подумывалось и то, что не от долга ли карточного Крапчику он уехал, а потому можно судить, какие чувства к родителю рождались при этой мысли
в весьма некроткой душе Катрин.
—
Потом, что будто бы… — начал Крапчик уже с перерывами, — они
все вместе даже уехали
в Москву вследствие того, что… Людмиле Николаевне угрожает опасность сделаться матерью.
Егор Егорыч ничего ему на это не сказал, чувствуя, что внутри у него,
в душе его, что-то такое как бы лопнуло,
потом все взбудоражилось и перевернулось вверх ногами.
— Жизнь людей, нравственно связанных между собою, похожа на концентрические круги, у которых один центр, и вот
в известный момент два лица помещались
в самом центре материального и психического сближения;
потом они переходят каждый по своему отдельному радиусу
в один,
в другой концентрик: таким образом
все удаляются друг от друга; но связь существенная у них, заметьте, не прервана: они могут еще сообщаться посредством радиусов и, взаимно действуя, даже умерщвлять один другого, и не выстрелом
в портрет, а скорей глубоким помыслом, могущественным движением воли
в желаемом направлении.
Впереди у меня мелькнули мундир, эполеты, сабля, шпоры, и
в самом деле вначале меня
все это заняло, а
потом открылась турецкая кампания […открылась турецкая кампания — подразумевается русско-турецкая война 1828—1829 гг.], а за ней польская…
— Очень! — повторил Егор Егорыч и, сев с Сусанной
в фаэтон, скоро совсем скрылся из глаз капитана, который остался на бульваре весьма опечаленный прежде
всего, разумеется, вестью о болезни Людмилы, а
потом и тем, что, вследствие этого, ему нельзя было являться к Рыжовым.
— Не нужно того!.. Пословица говорит: сытое брюхо к ученью глухо; а кроме того, и
в смысле тела нашего нездорово!.. — поучал Егор Егорыч, желавший, кажется, прежде
всего поумалить мяса
в Аггее Никитиче и
потом уже давать направление его нравственным заложениям.
Приняв последнее обстоятельство во внимание на семейном совещании, происходившем между Егором Егорычем, Сусанной, gnadige Frau и Сверстовым, положено было обмануть старуху: прежде
всего доктор объявил ей, что она, — ежели не желает умереть, — никак не может сходить вниз и участвовать
в свадебной церемонии, а
потом Егор Егорыч ей сказал, что отцы и матери посаженые и шафера есть, которые действительно и были, но не
в том числе, как желала старушка.
— Говорить перед вами неправду, — забормотал он, — я считаю невозможным для себя: память об Людмиле, конечно, очень жива во мне, и я бы бог знает чего ни дал, чтобы воскресить ее и сделать счастливой на земле, но
всем этим провидение не наградило меня. Сделать тут что-либо было выше моих сил и разума; а
потом мне закралась
в душу мысль, —
все, что я готовил для Людмилы, передать (тут уж Егор Егорыч очень сильно стал стучать ногой)… передать, — повторил он, — Сусанне.
Весь следующий день Егор Егорыч провел, запершись
в своей комнате, и только к вечеру спросил чаю с хлебом и затем снова заперся. Вероятно, он этот день провел
в умном делании, потому что сидел неподвижно на своем кресле и, держа свою руку под ложечкой,
потом все более и более стал поднимать глаза к небу и, видимо, одушевлялся.
Когда он поднял крышку у сундука, то оказалось, что тот
весь был наполнен платьем, которое Тулузов стал выкладывать, и
в показавшееся
потом дно сундука засунул какой-то особый крючок и им поднял это дно, причем обнаружилось, что сундук был двухъярусный и
в нижнем этаже, очень небольшом, лежали билеты разных приказов общественного призрения, примерно тысяч на пятьдесят.
Противного и отталкивающего он
в ней ничего не находил; конечно, она была не молода и не свежа, — и при этом Аггей Никитич кинул взгляд на Миропу Дмитриевну, которая сидела решительно
в весьма соблазнительной позе, и больше
всего Звереву кинулась
в глаза маленькая ножка Миропы Дмитриевны, которая действительно у нее была хороша, но
потом и ее искусственная грудь, а там как-то живописно расположенные на разных местах складки ее платья.
Конечно, Миропа Дмитриевна, по своей практичности, втайне думала, что Аггею Никитичу прежде
всего следовало заняться своей службой, но она этого не высказала и намерена была
потом внушить ему, а если бы он не внял ей, то она, — что мы отчасти знаем, — предполагала сама вникнуть
в его службу и извлечь из нее всевозможные выгоды, столь необходимые для семейных людей, тем более, что Миропа Дмитриевна питала полную надежду иметь с Аггеем Никитичем детей, так как он не чета ее первому мужу, который был изранен и
весь больной.
Сначала
все удивились тому и ахали,
потом усадебный староста съездил к старику Власию, строго, долго и секретно допрашивал того и, возвратившись
в Синьково, нацарапал каракулями длиннейшее донесение управляющему, который при отъезде приказал ему писать немедленно, если что-нибудь
в усадьбе случится.
Собственно на любви к детям и была основана дружба двух этих старых холостяков;
весь остальной день они сообща обдумывали, как оформить затеянное Тулузовым дело,
потом сочиняли и переписывали долженствующее быть посланным донесение
в Петербург,
в котором главным образом ходатайствовалось, чтобы господин Тулузов был награжден владимирским крестом, с пояснением, что если он не получит столь желаемой им награды, то это может отвратить как его, так и других лиц от дальнейших пожертвований; но когда правительство явит от себя столь щедрую милость, то приношения на этот предмет потекут к нему со
всех концов России.
— Очень хорошо я его знаю! — сказал надменным и насмешливым тоном Тулузов. — Он и мне кричал, когда я его запер
в кабинете, что разобьет себе голову, если я буду сметь держать его взаперти, однако проспал
потом преспокойно
всю ночь, царапинки даже себе не сделав.
Оставшись одна, она действительно принялась сочинять ответ мужу, но оказалось, что
в ответе этом наговорила ему гораздо более резких выражений, чем было
в письме Тулузова: она назвала даже Ченцова человеком негодным, погубившим себя и ее, уличала его, что об Аксюте он говорил
все неправду; затем так запуталась
в изложении своих мыслей и начала писать столь неразборчивым почерком, что сама не могла ни понять, ни разобрать того, что написала, а потому, разорвав с досадой свое сочинение, сказала
потом Тулузову...
Потом все вошли
в гостиную, где сидели вдвоем Егор Егорыч и Сусанна Николаевна, которые, увидав, кто к ним приехал, без сомнения, весьма удивились, и затем началась обычная сцена задушевных, хоть и бестолковых, деревенских свиданий: хозяева и гости что-то такое восклицали;
все чуть-чуть не обнимались; у Сусанны Николаевны оба прибывшие гостя поцеловали с чувством руку; появилась тут же вдруг и gnadige Frau, у которой тоже оба кавалера поцеловали руку;
все о разных разностях отрывочно спрашивали друг друга и, не получив еще ответа, рассказывали, что с ними самими было.
Мудрено ли после того, что молодой бакалавр схватился за масонство, изучил его, а
потом вскоре же был назначен священником
в Москву
в один из богатейших и обильнейших дворянством приход, а вместе с тем он был принят
в ложу ищущих манны, где, конечно уж, лучше
всех, вероятно, знакомый с мистической философией и приученный еще с школьнической скамейки к риторическому красноречию, он стал произносить
в собраниях ложи речи, исполненные энергии и учености.
Первое: вы должны быть скромны и молчаливы, аки рыба,
в отношении наших обрядов, образа правления и
всего того, что будут постепенно вам открывать ваши наставники; второе: вы должны дать согласие на полное повиновение, без которого не может существовать никакое общество, ни тайное, ни явное; третье: вам необходимо вести добродетельную жизнь, чтобы, кроме исправления собственной души, примером своим исправлять и других, вне нашего общества находящихся людей; четвертое: да будете вы тверды, мужественны, ибо человек только этими качествами может с успехом противодействовать злу; пятое правило предписывает добродетель, каковою, кажется, вы уже владеете, — это щедрость; но только старайтесь наблюдать за собою, чтобы эта щедрость проистекала не из тщеславия, а из чистого желания помочь истинно бедному; и, наконец, шестое правило обязывает масонов любить размышление о смерти, которая таким образом явится перед вами не убийцею
всего вашего бытия, а другом, пришедшим к вам, чтобы возвести вас из мира труда и
пота в область успокоения и награды.
А
потом, увидав, что
все были
в запонах, и сам поспешив надеть таковой же, стал
в недальнем расстоянии от великого мастера. Появившаяся вслед за ним Сусанна Николаевна, видимо, употребляла
все усилия над собой, чтобы не поддаться окончательному физическому и нравственному утомлению.
В ответ на это раздалось троекратное рукоплескание со стороны братьев; затем они принялись снимать с себя ордена, знаки, запоны, которые Антип Ильич старательно прибирал, имея при этом, несмотря на
всю свою кротость, недовольное и печальное лицо: такой скомканный прием Сусанны Николаевны
в масонство казался ему просто кощунством. Когда
потом со
всеми собранными масонскими нарядами входил он
в свою комнатку, чтобы их там пока убрать, то его остановила Фадеевна.
Егор Егорыч вздохнул и печально мотнул головой: ему живо припомнилась
вся эта минувшая история, как сестра, совершенно несправедливо заступившись за сына, разбранила Егора Егорыча самыми едкими и оскорбительными словами и даже просила его избавить от своих посещений, и как он, несмотря на то, все-таки приезжал к ней несколько раз, как
потом он ей писал длинные письма, желая внушить ей
все безумие подобного отношения к нему, и как на эти письма не получил от нее ни строчки
в ответ.
В молодости, служа
в гвардии и будучи мужчиною красивым и ловким, князь существовал на счет слабости женщин,
потом женился на довольно, казалось бы, богатой женщине, но это пошло не
в прок, так что, быв еще уездным предводителем, успел
все женино состояние выпустить
в трубу и ныне существовал более старым кредитом и некоторыми другими средствами, о которых нам
потом придется несколько догадаться.
—
В этом слове за вас вы можете не сомневаться, но вместе с тем я за
всех поручиться не могу по многим причинам: вы человек новый среди дворянства, пришлый, так сказать, — вы государственной службы, если я не ошибаюсь, совсем не несли;
потом вы человек молодой, неженатый, значит, не были еще членом нашего общества.
Венчание происходило
в городском соборе, потому что Катерина Петровна считала низким для себя венчаться
в своей сельской церкви, а
потом все духовенство,
все чиновники,
в том числе и я, поехали к молодым
в усадьбу, которая, вы знаете, верстах
в пяти от города.
Она ворованная!» Потом-с
всех нас
в часть, и недели три водили.
— Нет-с, не гонку, — принялся объяснять Янгуржеев, — но Феодосий Гаврилыч, как, может быть, вам небезызвестно, агроном и любит охранять не травы, нам полезные, а насекомых, кои вредны травам; это я знаю давно, и вот раз, когда на вербном воскресеньи мы купили вместе вот эти самые злополучные шарики,
в которые теперь играли, Феодосий Гаврилыч приехал ко мне обедать, и вижу я, что он
все ходит и посматривает на окна, где еще с осени лежало множество нападавших мух, и
потом вдруг стал меня уверять, что
в мае месяце мухи
все оживут, а я, по простоте моей, уверяю, что нет.
— Ах, нет, он меня любит, но любит и карты, а ты представить себе не можешь, какая это пагубная страсть
в мужчинах к картам! Они забывают
все: себя, семью, знакомятся с такими людьми, которых
в дом пустить страшно. Первый год моего замужества, когда мы переехали
в Москву и когда у нас бывали только музыканты и певцы, я была совершенно счастлива и покойна; но
потом год от году
все пошло хуже и хуже.
Лябьев конфузливо, но прежде
всего поцеловал руку у жены. Та потупила глаза, чтобы он не заметил печали
в ее взоре. Затем Лябьев сначала пожал, а
потом тоже поцеловал руку и Сусанны Николаевны, а вместе с тем поспешил ей представить Углакова.
— По-моему, более, чем какой-либо другой! — отвечал он ей и
потом стал расспрашивать Лябьева, где
в Москве ведется самая большая игра:
в клубах или частных домах; если
в домах, то у кого именно? Лябьев отвечал ему на это довольно подробно, а Углаков между тем
все время потихоньку шутил с Сусанной Николаевной, с которой он сидел рядом.
Углаков
в конце петой им песни вдруг зачихал, причем чихнул если не
в лицо, то прямо
в открытую шею Марьи Федоровны, которая при этом с величием откинулась назад; но Углаков не унимался: он чихнул
потом на арфу и даже несколько на платье Музы Николаевны, будучи не
в состоянии удержаться от своей чихотки.
Все это, разумеется, прекратило музыку и пение, и
в заключение
всего из наугольной Калмык захлопал и прокричал...
Затем
все главные события моего романа позамолкли на некоторое время, кроме разве того, что Английский клуб, к великому своему неудовольствию, окончательно узнал, что Тулузов мало что представлен
в действительные статские советники, но уже и произведен
в сей чин, что
потом он давал обед на
весь официальный и откупщицкий мир, и что за этим обедом только что птичьего молока не было; далее, что на балу генерал-губернатора Екатерина Петровна была одета богаче
всех и что сам хозяин прошел с нею полонез; последнее обстоятельство если не рассердило серьезно настоящих аристократических дам, то по крайней мере рассмешило их.
Заступаясь во
всей предыдущей сцене за мужа, она почти верила тому, что говорил про Тулузова Егор Егорыч, и ее кидало даже
в холодный
пот при мысли, что она, все-таки рожденная и воспитанная
в порядочной семье, разделяла ложе и заключала
в свои объятия вора, убийцу и каторжника!..
—
Все это вздор и пустяки! — продолжал тот. — На людей, начинающих возвышаться, всегда возводят множество клевет и сплетен, которые
потом, как комары от холода, сразу
все пропадают; главное теперь не
в том; я имею к тебе еще другую, более серьезную для меня просьбу: продать мне твою эту маленькую деревню Федюхину,
в сорок или пятьдесят душ, кажется.
— Вот-с,
в этих самых стенах, — стал он повествовать, — князь Индобский подцепил нашего милого Аркашу;
потом пролез ко мне
в дом, как пролез и к разным нашим обжорам, коих
всех очаровал тем, что умел есть и много ел, а между тем он под рукою распускал слух, что продает какое-то свое большое имение, и всюду, где только можно, затевал банк…
Нет никакого сомнения, что сей умный мужик, видавший на своем веку многое, понял
всю суть дела и вывел такого рода заключение, что барин у него теперь совсем
в лапах, и что сколько бы он
потом ни стал воровать по откупу,
все ему будет прощаться.
Екатерина Филипповна жила
в довольно глухой местности,
в собственном наследственном доме, который, впрочем, она, по переезде
в Москву, сломала, к великому удовольствию своих соседей, считавших прежде
всего ее самое немножко за колдунью, а
потом утверждавших, что
в доме ее издавна обитала нечистая сила, так как
в нем нередко по вечерам слышали возню и даже иногда видали как бы огонь.
Прежде
всего он стал на довольно продолжительную молитву, а
потом, улучив минуту, когда Егор Егорыч был совершенно один, вошел к нему
в кабинет.
— Да, она и меня тревожит!.. У нее такой стал дурной цвет лица, какого она никогда не имела;
потом нравственно точно как бы
все прячется от
всех и скрывается
в самое себя!
Трудно передать, сколько разнообразных оттенков почувствовалось
в этом ответе. Сусанна Николаевна как будто бы хотела тут, кроме произнесенного ею, сказать: «Ты не скучай обо мне, потому что я не стою того и даже не знаю, буду ли я сама скучать о тебе!»
Все эти оттенки, разумеется, как цвета преломившегося на мгновение луча, пропали и слились
потом в одном решении...
— А я вас не прощаю и не извиняю, — ответила та ему, — и скажу прямо: если вам не угодно будет дать сегодня же бумагу, которую я требую от вас, то я еду к генерал-губернатору и расскажу ему
всю мою жизнь с вами, — как вы развращали первого моего мужа и подставляли ему любовниц, как
потом женились на мне и прибрали к себе
в руки
весь капитал покойного отца, и, наконец, передам ему те подозрения, которые имеет на вас Марфин и по которым подан на вас донос.
— Как есть приперт вилами со
всех сторон: прежде
всего, сам сбивается
в показаниях;
потом его уличает на
всех пунктах какой-то пьяный поручик, которого нарочно привезли из Москвы; затем Тулузов впал
в противоречие с главным пособником
в деле, управляющим своим, которого Аггей Никитич тоже упрятал
в тюрьму.
На поверку, впрочем, оказалось, что Егор Егорыч не знал аптекаря, зато очень хорошо знала и была даже дружна с Herr Вибелем gnadige Frau, которая, подтвердив, что это действительно был
в самых молодых годах серьезнейший масон, с большим удовольствием изъявила готовность написать к Herr Вибелю рекомендацию о Herr Звереве и при этом так одушевилась воспоминаниями, что
весь разговор вела с Егором Егорычем по-немецки, а
потом тоже по-немецки написала и самое письмо, которое Егор Егорыч при коротенькой записочке от себя препроводил к Аггею Никитичу; сей же последний, получив оное, исполнился весьма естественным желанием узнать, что о нем пишут, но сделать это, по незнанию немецкого языка, было для него невозможно, и он возложил некоторую надежду на помощь Миропы Дмитриевны, которая ему неоднократно хвастала, что она знает по-французски и по-немецки.