Неточные совпадения
— Однако
как же
вы быстро умели перемениться. Почти
узнать нельзя!
— Но дело-то в том, что если
вы чего не
знаете, то я это
знаю! — говорил, смеясь, Висленев. —
Знаю, дружок, Ларушка, все
знаю,
знаю даже и то,
какая прекрасная женщина эта Александра Ивановна.
—
Вы, верно, не
знаете,
как вам пройти к Висленевым?
— О, я совсем не обладаю такими дипломатическими способностями,
какие вы во мне заподозрили, я только любопытна
как женщина старинного режима и люблю поверять свои догадки соображениями других. Есть пословица, что человека не
узнаешь, пока с ним не съешь три пуда соли, но мне кажется, что это вздор. Так называемые нынче «вопросы» очень удобны для того, чтобы при их содействии
узнавать человека, даже ни разу не посоливши с ним хлеба.
— Не
знаю,
какой вы его чтитель, но, по-моему, все нынешнее курение женскому уму вообще — это опять не что иное,
как вековечная лесть той же самой женской суетности, только положенная на новые ноты.
— Пока
вы его провожали, мы на его счет по нашей провинциальной привычке уже немножко посплетничали, — сказала почти на пороге генеральша. —
Знаете, ваш друг, — если только он друг ваш, — привел нас всех к соглашению между тем
как, все мы чувствуем, что с ним мы вовсе не согласны.
Тогда решились попрактиковать на мне еще один принцип: пустить меня,
как красивую женщину, на поиски и привлеченье к
вам богатых людей… и я, ко всеобщему вашему удивлению, на это согласилась, но
вы, тогдашние мировые деятели, были все столько глупы, что, вознамерясь употребить меня вместо червя на удочку для приманки богатых людей, нужных
вам для великого «общего дела», не
знали даже, где водятся эти золотые караси и где их можно удить…
—
Какое тут, черт, подозрение, уж не
вы одни об этом
знаете! А что же ее отец и брат, отчего же им это в носы не шибнуло?
— Так вот
вы какие стали, голубчики! А
вы, моя умница,
знаете ли, что подобные дела-то очень удобно всплывают на воду по одной молве?
— Ишь ты,
какая она стала! А
вы знаете, что
вы могли бы облагодетельствовать сотни преданных
вам людей, а такая цель, я думаю, оправдывает всякие средства.
— А
вы хотели бы заиграть на мне,
как на волынке? Нет, прошло то время, теперь мы сами с усами, и я
знаю, чего
вам от меня надобно.
— Куртаж!.. Скажите, пожалуйста,
какие она слова
узнала!..
Вы меня удивляете, Ванскок, это все было всегда чуждо вашим чистым понятиям.
— О, разумеется! Я
знаю, что
вы человек умный, но только позвольте
вам по-старому, по-дружески сказать, что ведь никто и не делает так легкомысленно самых опрометчивых глупостей,
как умные люди.
— Это мы увидим. Я
вам не стану нахваливать мой план,
как цыган лошадь: мой верный план в этом не нуждается, и я не к тому иду теперь. Кроме того, что
вы о нем
знаете из этих слов, я до времени не открою
вам ничего и уже, разумеется, не попрошу у
вас под мои соображения ни денег, ни кредита, ни поручительства.
— Я
знаю, и мне для меня от
вас пока ничего не нужно. Но план мой верен:
вы знаете, что я служил в западном крае и, кажется, служил не дурно: я получал больше двух тысяч содержания, чего с меня, одинокого человека, было, конечно, весьма довольно; ужиться я по моему характеру могу решительно со всяким начальством,
каких бы воззрений и систем оно ни держалось.
—
Вы меня не спрашиваете, в чем заключается мой план, заметьте, несомненный план приобретения громаднейшего состояния, и я
знаю, почему
вы меня о нем не спрашиваете:
вы не спрашиваете не потому, чтоб он
вас не интересовал, а потому, что
вы знаете, что я
вам его не скажу, то есть не скажу в той полноте, в которой бы мой верный план, изобретение человека, нуждающегося в двадцати пяти тысячах, сделался вашим планом, — планом человека, обладающего всеми средствами, нужными для того, чтобы через полгода, не более
как через полгода, владеть состоянием, которым можно удивить Европу.
— Господа! — сказал он им, — то, что со мною сделалось, превыше всякого описания, но я не дурак, и
знаю, что с воза упало, то пропало. Ни один миллионер не махал так равнодушно рукой на свою потерю,
как махнул я на свое разорение, но прошу
вас, помогите мне, сделайте милость, стать опять на ноги. Я сделал инвентарь моему имуществу — все вздор!
Да ведь
вы и сами не
знаете, к чему
вам всем ваша «постылая свобода»,
как называл ее Онегин?
— А я столкнулся сейчас с Гордановым у губернатора, — продолжал Бодростин, не обращая внимания на выход жены, — и
знаете, я не люблю руководиться чужими мнениями, и я сам Горданова бранил и бранил жестоко, но
как вы хотите, у этого человека еще очень много сердца.
— Кроме того говорю и о сердце. Мы с ним ведь старые знакомые и между нами были кое-какие счетцы. Что же
вы думаете? Ведь он в глаза мне не мог взглянуть! А когда губернатор рекомендовал ему обратиться ко мне,
как предводителю, и рассказать затруднения, которые он встретил в столкновениях с Подозеровым, так он-с не
знал,
как со мной заговорить!
— Не
знаю,
как вам ответить: почему?
— Кто
знает? А
как вы полагаете: возможно ли, чтобы щука выскочила сама из реки, вспрыгнула человеку в рот и задушила его?
— Ну да;
вы к нам попали на финал, а впрочем, ведь рассказ, мне кажется, ничем не кончен, или он,
как все,
как сам Водопьянов, вечен и бесконечен. Лета выбила табакерку и засыпала нам глаза, а дальше что же было, я желаю
знать это, Светозар Владенович?
Я же, хотя тоже была против принципов Бодростиной, когда она выходила замуж, но
как теперь это все уже переменилось и все наши, кроме Ванскок, выходят за разных мужей замуж, то я более против Глафиры Бодростиной ничего не имею, и
вы ей это скажите; но писать ей сама не хочу, потому что не
знаю ее адреса, и
как она на меня зла и
знает мою руку, то может не распечатать, а
вы как служите, то я пишу
вам по роду вашей службы.
— А если б и так? Если б это и каприз? Так
вы еще не
знали, что такая женщина,
как я, имеет право быть капризною? Так
вы, прежде чем что-либо между нами, уже укоряете меня в капризах? Прощайте!
— Вот
как! Кто
вам сказал, что я ее не
знаю?
— Нет-с, и начитанность
какая, добавьте! — заступился Форов. —
Вы, Иосаф Платонович,
знаете ли, чьи это стихи он нам привел? Это французский поэт Климент Маро, которого
вы вот не
знаете, а которого между тем согнившие в земле поколения наизусть твердили.
— То-то еще хорошо ли это, я… этого, по правде
вам сказать, и сам достоверно не
знаю. Я,
как настоящий нигилист, сам свои убеждения тоже,
знаете… невысоко ставлю. Черт их
знает: кажется, что-нибудь так, а… ведь все оно может быть и иначе… Я, разумеется, в жизнь за гробом не верю и в Бога не верю… но…
— Ужасно-с!
Каких это ей, бедненькой, мук стоило, если бы
вы знали! Я ей студентом нравился, а в рясе разонравился, потому что они очень танцы любили, да! А тут гусары пришли, ну, шнурочки, усики, глазки… Она, бедняжка, одним и пленилась… Иссохла вся, до горловой чахотки чуть не дошла, и все у меня на груди плакала. «Зачем, — бывало говорит, — Паинька, я не могу тебя любить,
как я его люблю?»
— Именно черт ее
знает что: всякого сметья по лопате и от всех ворот поворот; а отцы этому делу
вы. Да, да, нечего глаза-то на меня лупить;
вы не сорванцы, не мерзавцы, а добрые болтуны, неряхи словесные!
Вы хуже негодяев, вреднее, потому что тех
как познают, так в три шеи выпроводят, а
вас еще жалеть будут.
— Пожалуй, что
вы и правы, но ведь я,
как знаете, женат.
— Да, сочтемся-с, потому,
знаете ли, что я
вам скажу: я видел много всяких мошенников и плутов, но со всеми с ними можно вести дело, а с такими людьми,
какие теперь пошли…
— Позвольте, — пролепетал он, — я не отвергаю, что это, пожалуй, могло быть и могло быть именно точно так,
как вы рассказываете, но ведь
вы позабываете самое главное, что в этих вещах нужны опытность и осторожность.
Вы должны
знать, что ведь между духами есть очень много вчерашних людей.
— Нет-с, нет-с; я слуга ваш покорный, чтоб я стал на это полагаться.
Знаю я-с,
как там в Петербурге на это смотрят. Гм!.. Покорно
вас благодарю!.. Нет; там нашему брату мужчине пощады не ждать: там этот женский вопрос и все эти разные служебные якобинцы и разные пунцовые филантропы… Куда там с ними мужчине!.. Они сейчас все повернут в интересах женского вопроса и… мое почтение, мужа поминай
как звали.
— Да; я
знаю, что
вы человек толерантный и к тому же
вы обладаете счастливым даром слова: я слыхал,
как вы говорите в ученых обществах (Грегуар немного сконфузился).
— Этот злосчастный Жозеф,
как вам всем вероятно известно, много должен своей жене или господину Кишенскому, я, признаюсь, не
знаю, кому и
как приходится этот долг.
Да-с; пусть ум остается на долю дурнушек, которым, чтобы владеть человеком, нужны черт
знает какие пособия высшей школы: и ум, и добродетели, и характер; а
вы и женщины,
вам подобной живописи, имеете привилегию побеждать злополучный мужской пол, играя на низшем регистре.
—
Вы говорите
как дитя. Мне жаль
вас; я не желаю, чтобы это случилось с
вами. Лара! Ты когда-то хотела ехать ко мне в деревню: я живу очень тесно и,
зная твою привычку к этому удобному домику, я не хотел лишать тебя необходимого комфорта; я не принял тогда твоей жертвы, но нынче я тебя прошу: поедем в деревню! Теперь лето; я себя устрою кое-как в чуланчике, а ты займешь комнату, а тем временем кончится постройка, и к зиме ты будешь помещена совсем удобно.
— Я удивляюсь
вам, Михаил Андреевич,
как вы, несомненно образованный человек, находите удобным говорить в таком тоне при женщине о другой женщине и еще, вдобавок, о моей знакомой, более… о моем друге… да, прошу
вас знать, что я считаю бедную Лару моим другом, и если
вы будете иметь случай, то прошу
вас не отказать мне в одолжении, где только будет удобно говорить, что Лара мой самый близкий, самый искренний друг, что я ее люблю нежнейшим образом и сострадаю всею душой ее положению.
— Черт их
знает: он говорит: «не ровен час». Случай, говорит, где-то был, что бабы убили приказчика, который им попался навстречу: эти дуры думают, что «коровья смерть» прикидывается мужчиной. Вот
вы, любезный Светозар Владенович,
как специалист по этой части… Ага! да он спит.
Вы, конечно, хотите
знать, по
какому праву я поступил с
вами так грубо и насильно удержал
вас в вашей комнате?
— Это совсем не трудно. Новое завещание прямо говорит, что им отменяется распоряжение, предоставлявшее имение другим родственникам, между тем
как вы сами
знаете, что в хранимом завещании совсем не то…
—
Как знать? завещание подписано вчера, и сегодня убийство… Низость всеобщая вокруг, недоверие и шпионство; забегательство вперед одного пред другим во очищение себя. Горданов доносит,
вы доносите, Висленев доносит, Лариса доносит… наконец, я тоже писал, потому что я должен был писать,
зная затевающееся преступление, и… все это в разные руки, и теперь все это вдруг сбылось.
—
Как зачем? затем, чтобы
знали, что Горданов был ширма, а что
вы меня всегда любили; затем, чтобы немедленно же пустить на ваш счет другие разговоры и опрокинуть существующее подозрение, что
вы хотели выйти замуж за Горданова. Что,
вы меня поняли? Ого-го! постойте-ка,
вы увидите,
как мы их собьем с толку. Только я
вас предупреждаю: наблюдайте за собою при Ворошилове.
—
Вы?..
вы сумасшедший, Поль!
Как я могу поручить теперь что-нибудь
вам, когда на нас с
вами смотрят тысячи глаз… Зачем
вы теперь пришли сюда, когда
вы знаете, что меня все подозревают в связи с
вами и в желании выйти за
вас замуж? Это глупо, это отвратительно.
— Помилуйте скажите,
какого вздора он на
вас наговорил: будто
вы все
знали.
— Он пустил в воду концы. Вот в это время,
как вы с Сашей ходили искать квартиры, ко мне заходил тот… Карташов, или этот…
знаете, который был там?..
И будете
вы прежде меня
знать,
как друг мой Филетер Иванович с предостерегающим его начальством в брань войдет.
— Не погоняйте, я и так расскажу:
вы знаете,
как, говорят, будто богатыри, умирая, кричали: «на, на, на», — значит богатырскую силу передавали?