Неточные совпадения
Стародум. Оттого, мой друг, что при нынешних супружествах редко с сердцем советуют. Дело в том, знатен ли, богат ли жених? Хороша ли, богата ли невеста? О благонравии
вопросу нет. Никому и в голову не входит, что в глазах мыслящих людей честный человек без большого чина — презнатная особа; что добродетель все заменяет, а добродетели ничто заменить не может. Признаюсь тебе, что сердце мое тогда только
будет спокойно, когда увижу тебя за мужем, достойным твоего сердца, когда взаимная любовь ваша…
Тем не менее
вопрос «охранительных людей» все-таки не прошел даром. Когда толпа окончательно двинулась по указанию Пахомыча, то несколько человек отделились и отправились прямо на бригадирский двор. Произошел раскол. Явились так называемые «отпадшие», то
есть такие прозорливцы, которых задача состояла в том, чтобы оградить свои спины от потрясений, ожидающихся в будущем. «Отпадшие» пришли на бригадирский двор, но сказать ничего не сказали, а только потоптались на месте, чтобы засвидетельствовать.
Известно только, что этот неизвестный
вопрос во что бы ни стало
будет приведен в действие.
Сколько затем ни предлагали девке Амальке
вопросов, она презрительно молчала; сколько ни принуждали ее повиниться — не повинилась. Решено
было запереть ее в одну клетку с беспутною Клемантинкой.
Но пастух на все
вопросы отвечал мычанием, так что путешественники вынуждены
были, для дальнейших расспросов, взять его с собою и в таком виде приехали в другой угол выгона.
Квартальные не поняли; но во взгляде градоначальника
было нечто до такой степени устраняющее всякую возможность уклониться от объяснения, что они решились отвечать, даже не понимая
вопроса.
Что из него должен во всяком случае образоваться законодатель, — в этом никто не сомневался;
вопрос заключался только в том, какого сорта выйдет этот законодатель, то
есть напомнит ли он собой глубокомыслие и административную прозорливость Ликурга или просто
будет тверд, как Дракон.
Может
быть, это решенный
вопрос о всеобщем истреблении, а может
быть, только о том, чтобы все люди имели грудь, выпяченную вперед на манер колеса.
Стало
быть, если допустить глуповцев рассуждать, то, пожалуй, они дойдут и до таких
вопросов, как, например, действительно ли существует такое предопределение, которое делает для них обязательным претерпение даже такого бедствия, как, например, краткое, но совершенно бессмысленное градоправительство Брудастого (см. выше рассказ"Органчик")?
Стало
быть, это
вопрос еще спорный.
Стало
быть, остается неочищенным лишь
вопрос об оловянных солдатиках; но и его летописец не оставляет без разъяснения.
Не
вопрос о порядке сотворения мира тут важен, а то, что вместе с этим
вопросом могло вторгнуться в жизнь какое-то совсем новое начало, которое, наверное, должно
было испортить всю кашу.
Вопрос об ухе
был забыт и заменился другими
вопросами политического и теологического [Теоло́гия (греч.) — богословие.] свойства, так что когда штаб-офицеру из учтивости предложили присутствовать при «восхищениях», то он наотрез отказался.
Возник
вопрос: какую надобность мог иметь градоначальник в Байбакове, который, кроме того что
пил без просыпа,
был еще и явный прелюбодей?
Кончилось достославное градоначальство, омрачившееся в последние годы двукратным вразумлением глуповцев."
Была ли в сих вразумлениях необходимость?" — спрашивает себя летописец и, к сожалению, оставляет этот
вопрос без ответа.
Но и на этот раз ответом
было молчание или же такие крики, которые совсем не исчерпывали
вопроса. Лицо начальника сперва побагровело, потом как-то грустно поникло.
Рассказав этот случай, летописец спрашивает себя:
была ли польза от такого закона? — и отвечает на этот
вопрос утвердительно.
Никто, однако ж, на клич не спешил; одни не выходили вперед, потому что
были изнежены и знали, что порубление пальца сопряжено с болью; другие не выходили по недоразумению: не разобрав
вопроса, думали, что начальник опрашивает, всем ли довольны, и, опасаясь, чтоб их не сочли за бунтовщиков, по обычаю, во весь рот зевали:"Рады стараться, ваше-е-е-ество-о!"
Насколько последний
был распущен и рыхл, настолько же первый поражал расторопностью и какою-то неслыханной административной въедчивостью, которая с особенной энергией проявлялась в
вопросах, касавшихся выеденного яйца.
— Но не лучше ли
будет, ежели мы удалимся в комнату более уединенную? — спросил он робко, как бы сам сомневаясь в приличии своего
вопроса.
Впрочем, для нас это
вопрос второстепенный; важно же то, что глуповцы и во времена Иванова продолжали
быть благополучными и что, следовательно, изъян, которым он обладал, послужил обывателям не во вред, а на пользу.
В речи, сказанной по этому поводу, он довольно подробно развил перед обывателями
вопрос о подспорьях вообще и о горчице, как о подспорье, в особенности; но оттого ли, что в словах его
было более личной веры в правоту защищаемого дела, нежели действительной убедительности, или оттого, что он, по обычаю своему, не говорил, а кричал, — как бы то ни
было, результат его убеждений
был таков, что глуповцы испугались и опять всем обществом пали на колени.
Поэтому толпа уж совсем
было двинулась вперед, чтоб исполнить совет Пахомыча, как возник
вопрос, куда идти: направо или налево?
С полною достоверностью отвечать на этот
вопрос, разумеется, нельзя, но если позволительно допустить в столь важном предмете догадки, то можно предположить одно из двух: или что в Двоекурове, при немалом его росте (около трех аршин), предполагался какой-то особенный талант (например, нравиться женщинам), которого он не оправдал, или что на него
было возложено поручение, которого он, сробев, не выполнил.
Кроме того, этот
вопрос со стороны Левина
был не совсем добросовестен. Хозяйка зa чаем только что говорила ему, что они нынче летом приглашали из Москвы Немца, знатока бухгалтерии, который за пятьсот рублей вознаграждения учел их хозяйство и нашел, что оно приносит убытка 3000 с чем-то рублей. Она не помнила именно сколько, но, кажется, Немец высчитал до четверти копейки.
Другое
было то, что, прочтя много книг, он убедился, что люди, разделявшие с ним одинаковые воззрения, ничего другого не подразумевали под ними и что они, ничего не объясняя, только отрицали те
вопросы, без ответа на которые он чувствовал, что не мог жить, а старались разрешить совершенно другие, не могущие интересовать его
вопросы, как, например, о развитии организмов, о механическом объяснении души и т. п.
— Не могу сказать, чтоб я
был вполне доволен им, — поднимая брови и открывая глаза, сказал Алексей Александрович. — И Ситников не доволен им. (Ситников
был педагог, которому
было поручено светское воспитание Сережи.) Как я говорил вам,
есть в нем какая-то холодность к тем самым главным
вопросам, которые должны трогать душу всякого человека и всякого ребенка, — начал излагать свои мысли Алексей Александрович, по единственному, кроме службы, интересовавшему его
вопросу — воспитанию сына.
— Я? я недавно, я вчера… нынче то
есть… приехал, — отвечал Левин, не вдруг от волнения поняв ее
вопрос. — Я хотел к вам ехать, — сказал он и тотчас же, вспомнив, с каким намерением он искал ее, смутился и покраснел. — Я не знал, что вы катаетесь на коньках, и прекрасно катаетесь.
И среди молчания, как несомненный ответ на
вопрос матери, послышался голос совсем другой, чем все сдержанно говорившие голоса в комнате. Это
был смелый, дерзкий, ничего не хотевший соображать крик непонятно откуда явившегося нового человеческого существа.
Перебирая предметы разговора такие, какие
были бы приятны Сергею Ивановичу и отвлекли бы его от разговора о Сербской войне и Славянского
вопроса, о котором он намекал упоминанием о занятиях в Москве, Левин заговорил о книге Сергея Ивановича.
— Обещание дано
было прежде. И я полагал, что
вопрос о сыне решал дело. Кроме того, я надеялся, что у Анны Аркадьевны достанет великодушия… — с трудом, трясущимися губами, выговорил побледневший Алексей Александрович.
— Да, я пишу вторую часть Двух Начал, — сказал Голенищев, вспыхнув от удовольствия при этом
вопросе, — то
есть, чтобы
быть точным, я не пишу еще, но подготовляю, собираю материалы. Она
будет гораздо обширнее и захватит почти все
вопросы. У нас, в России, не хотят понять, что мы наследники Византии, — начал он длинное, горячее объяснение.
Казалось, ему надо бы понимать, что свет закрыт для него с Анной; но теперь в голове его родились какие-то неясные соображения, что так
было только в старину, а что теперь, при быстром прогрессе (он незаметно для себя теперь
был сторонником всякого прогресса), что теперь взгляд общества изменился и что
вопрос о том,
будут ли они приняты в общество, еще не решен.
Но, пробыв два месяца один в деревне, он убедился, что это не
было одно из тех влюблений, которые он испытывал в первой молодости; что чувство это не давало ему минуты покоя; что он не мог жить, не решив
вопроса:
будет или не
будет она его женой; и что его отчаяние происходило только от его воображения, что он не имеет никаких доказательств в том, что ему
будет отказано.
Она видела, что Алексей Александрович хотел что-то сообщить ей приятное для себя об этом деле, и она
вопросами навела его на рассказ. Он с тою же самодовольною улыбкой рассказал об овациях, которые
были сделаны ему вследствие этого проведенного положения.
В затеянном разговоре о правах женщин
были щекотливые при дамах
вопросы о неравенстве прав в браке. Песцов во время обеда несколько раз налетал на эти
вопросы, но Сергей Иванович и Степан Аркадьич осторожно отклоняли его.
Одно, что он нашел с тех пор, как
вопросы эти стали занимать его,
было то, что он ошибался, предполагая по воспоминаниям своего юношеского, университетского круга, что религия уж отжила свое время и что ее более не существует.
— Но в том и
вопрос, — перебил своим басом Песцов, который всегда торопился говорить и, казалось, всегда всю душу полагал на то, о чем он говорил, — в чем полагать высшее развитие? Англичане, Французы, Немцы — кто стоит на высшей степени развития? Кто
будет национализовать один другого? Мы видим, что Рейн офранцузился, а Немцы не ниже стоят! — кричал он. — Тут
есть другой закон!
Кроме того, хотя он долго жил в самых близких отношениях к мужикам как хозяин и посредник, а главное, как советчик (мужики верили ему и ходили верст за сорок к нему советоваться), он не имел никакого определенного суждения о народе, и на
вопрос, знает ли он народ,
был бы в таком же затруднении ответить, как на
вопрос, любит ли он народ.
И в тоне этого
вопроса Левин слышал, что ему легко
будет сказать то, что он
был намерен сказать.
Сережа рассказал хорошо самые события, но, когда надо
было отвечать на
вопросы о том, что прообразовали некоторые события, он ничего не знал, несмотря на то, что
был уже наказан за этот урок.
— Разве я не вижу, как ты себя поставил с женою? Я слышал, как у вас
вопрос первой важности — поедешь ли ты или нет на два дня на охоту. Всё это хорошо как идиллия, но на целую жизнь этого не хватит. Мужчина должен
быть независим, у него
есть свои мужские интересы. Мужчина должен
быть мужествен, — сказал Облонский, отворяя ворота.
Речь шла о модном
вопросе:
есть ли граница между психическими и физиологическими явлениями в деятельности человека и где она?
— Нельзя согласиться даже с тем, — сказал он, — чтобы правительство имело эту цель. Правительство, очевидно, руководствуется общими соображениями, оставаясь индифферентным к влияниям, которые могут иметь принимаемые меры. Например,
вопрос женского образования должен бы
был считаться зловредным, но правительство открывает женские курсы и университеты.
Ему казалось, что при нормальном развитии богатства в государстве все эти явления наступают, только когда на земледелие положен уже значительный труд, когда оно стало в правильные, по крайней мере, в определенные условия; что богатство страны должно расти равномерно и в особенности так, чтобы другие отрасли богатства не опережали земледелия; что сообразно с известным состоянием земледелия должны
быть соответствующие ему и пути сообщения, и что при нашем неправильном пользовании землей железные дороги, вызванные не экономическою, но политическою необходимостью,
были преждевременны и, вместо содействия земледелию, которого ожидали от них, опередив земледелие и вызвав развитие промышленности и кредита, остановили его, и что потому, так же как одностороннее и преждевременное развитие органа в животном помешало бы его общему развитию, так для общего развития богатства в России кредит, пути сообщения, усиление фабричной деятельности, несомненно необходимые в Европе, где они своевременны, у нас только сделали вред, отстранив главный очередной
вопрос устройства земледелия.
— Но, — сказал Сергей Иванович, тонко улыбаясь и обращаясь к Каренину, — нельзя не согласиться, что взвесить вполне все выгоды и невыгоды тех и других наук трудно и что
вопрос о том, какие предпочесть, не
был бы решен так скоро и окончательно, если бы на стороне классического образования не
было того преимущества, которое вы сейчас высказали: нравственного — disons le mot [скажем прямо] — анти-нигилистического влияния.
Университетский
вопрос был очень важным событием в эту зиму в Москве. Три старые профессора в совете не приняли мнения молодых; молодые подали отдельное мнение. Мнение это, по суждению одних,
было ужасное, по суждению других,
было самое простое и справедливое мнение, и профессора разделились на две партии.
Как ни старался Левин преодолеть себя, он
был мрачен и молчалив. Ему нужно
было сделать один
вопрос Степану Аркадьичу, но он не мог решиться и не находил ни формы, ни времени, как и когда его сделать. Степан Аркадьич уже сошел к себе вниз, разделся, опять умылся, облекся в гофрированную ночную рубашку и лег, а Левин все медлил у него в комнате, говоря о разных пустяках и не
будучи в силах спросить, что хотел.
— Ну, доктор, решайте нашу судьбу, — сказала княгиня. — Говорите мне всё. «
Есть ли надежда?» — хотела она сказать, но губы ее задрожали, и она не могла выговорить этот
вопрос. — Ну что, доктор?…
На все
вопросы были прекрасно изложены ответы, и ответы, не подлежавшие сомнению, так как они не
были произведением всегда подверженной ошибкам человеческой мысли, но все
были произведением служебной деятельности.