Неточные совпадения
Но волнение его
было напрасно: муж, предводитель дворянства того самого уезда, в котором
были главные имения Нехлюдова, извещал Нехлюдова о том, что в конце мая назначено экстренное земское собрание, и что он просит Нехлюдова непременно приехать и donner un coup d’épaule [поддержать] в предстоящих важных
вопросах на земском собрании о школах и подъездных путях, при которых ожидалось сильное противодействие реакционной партии.
Теперь, когда он входил на возвышение, он имел сосредоточенный вид, потому что у него
была привычка загадывать всеми возможными средствами на
вопросы, которые он задавал себе.
Бочковой
было 43 года, звание — коломенская мещанка, занятие — коридорная в той же гостинице «Мавритания». Под судом и следствием не
была, копию с обвинительного акта получила. Ответы свои выговаривала Бочкова чрезвычайно смело и с такими интонациями, точно она к каждому ответу приговаривала: «да, Евфимия, и Бочкова, копию получила, и горжусь этим, и смеяться никому не позволю». Бочкова, не дожидаясь того, чтобы ей сказали сесть, тотчас же села, как только кончились
вопросы.
Что-то
было такое необыкновенное в выражении лица и страшное и жалкое в значении сказанных ею слов, в этой улыбке и в том быстром взгляде, которым она окинула при этом залу, что председатель потупился, и в зале на минуту установилась совершенная тишина. Тишина
была прервана чьим-то смехом из публики. Кто-то зашикал. Председатель поднял голову и продолжал
вопросы...
— Я желал бы предложить
вопрос:
была ли подсудимая знакома с Симоном Картинкиным прежде? — сказал товарищ прокурора, не глядя на Маслову.
Председатель не сейчас обратился к подсудимой, потому что он в это время спрашивал члена в очках, согласен ли он на постановку
вопросов, которые
были уже вперед заготовлены и выписаны.
Перестал же он верить себе, а стал верить другим потому, что жить, веря себе,
было слишком трудно: веря себе, всякий
вопрос надо решать всегда не в пользу своего животного я, ищущего легких радостей, а почти всегда против него; веря же другим, решать нечего
было, всё уже
было решено и решено
было всегда против духовного и в пользу животного я.
Но, как на зло ему, дело тянулось долго: после допроса по одиночке свидетелей и эксперта и после всех, как обыкновенно, делаемых с значительным видом ненужных
вопросов от товарища прокурора и защитников, председатель предложил присяжным осмотреть вещественные доказательства, состоящие из огромных размеров, очевидно, надевавшегося на толстейший указательный палец кольца с розеткой из брильянтов и фильтра, в котором
был исследован яд. Вещи эти
были запечатаны, и на них
были ярлычки.
После последнего слова обвиняемых и переговоров сторон о форме постановки
вопросов, продолжавшихся еще довольно долго,
вопросы были поставлены, и председатель начал свое резюме.
Все замолкли.
Вопросы эти
были выражены так...
На второй
вопрос о Бочковой, после долгих толков и разъяснений, ответили: «не виновна», так как не
было явных доказательств ее участия в отравлении, на что особенно налегал ее адвокат.
То, а не другое решение принято
было не потому, что все согласились, а, во-первых, потому, что председательствующий, говоривший так долго свое резюме, в этот раз упустил сказать то, что он всегда говорил, а именно то, что, отвечая на
вопрос, они могут сказать: «да—виновна, но без намерения лишить жизни»; во-вторых, потому, что полковник очень длинно и скучно рассказывал историю жены своего шурина; в-третьих, потому, что Нехлюдов
был так взволнован, что не заметил упущения оговорки об отсутствии намерения лишить жизни и думал, что оговорка: «без умысла ограбления» уничтожает обвинение; в-четвертых, потому, что Петр Герасимович не
был в комнате, он выходил в то время, как старшина перечел
вопросы и ответы, и, главное, потому, что все устали и всем хотелось скорей освободиться и потому согласиться с тем решением, при котором всё скорей кончается.
Убедившись, что Нехлюдов не в духе, и нельзя его вовлечь в приятный и умный разговор, Софья Васильевна обратилась к Колосову с
вопросом об его мнении о новой драме таким тоном, как будто это мнение Колосова должно
было решить всякие сомнения, и каждое слово этого мнения должно
быть увековечено.
Дело велось точно так же, как и вчерашнее, со всем арсеналом доказательств, улик, свидетелей, присяги их, допросов, экспертов и перекрестных
вопросов. Свидетель-городовой на
вопросы председателя, обвинителя, защитника безжизненно отрубал: «так точно-с», «не могу знать» и опять «так точно»…, но, несмотря на его солдатское одурение и машинообразность, видно
было, что он жалел мальчика и неохотно рассказывал о своей поимке.
Дело
было ясно, но товарищ прокурора, так же, как и вчера, поднимая плечи, делал тонкие
вопросы, долженствовавшие уловить хитрого преступника.
Все жили только для себя, для своего удовольствия, и все слова о Боге и добре
были обман. Если же когда поднимались
вопросы о том, зачем на свете всё устроено так дурно, что все делают друг другу зло и все страдают, надо
было не думать об этом. Станет скучно — покурила или
выпила или, что лучше всего, полюбилась с мужчиной, и пройдет.
Далее: «Во-вторых, защитник Масловой, — продолжал он читать, —
был остановлен во время речи председателем, когда, желая охарактеризовать личность Масловой, он коснулся внутренних причин ее падения, на том основании, что слова защитника якобы не относятся прямо к делу, а между тем в делах уголовных, как то
было неоднократно указываемо Сенатом, выяснение характера и вообще нравственного облика подсудимого имеет первенствующее значение, хотя бы для правильного решения
вопроса о вменении» — два, — сказал он, взглянув на Нехлюдова.
«И наконец, в-четвертых, — продолжал адвокат, — присяжными заседателями ответ на
вопрос суда о виновности Масловой
был дан в такой форме, которая заключала в себе явное противоречие.
Маслова обвинялась в умышленном отравлении Смелькова с исключительно корыстною целью, каковая являлась единственным мотивом убийства, присяжные же в ответе своем отвергли цель ограбления и участие Масловой в похищении ценностей, из чего очевидно
было, что они имели в виду отвергнуть и умысел подсудимой на убийство и лишь по недоразумению, вызванному неполнотою заключительного слова председателя, не выразили этого надлежащим образом в своем ответе, а потому такой ответ присяжных безусловно требовал применения 816 и 808 статей Устава уголовного судопроизводства, т. е. разъяснения присяжным со стороны председателя сделанной ими ошибки и возвращения к новому совещанию и новому ответу на
вопрос о виновности подсудимой», — прочел Фанарин.
Правда, что после военной службы, когда он привык проживать около двадцати тысяч в год, все эти знания его перестали
быть обязательными для его жизни, забылись, и он никогда не только не задавал себе
вопроса о своем отношении к собственности и о том, откуда получаются те деньги, которые ему давала мать, но старался не думать об этом.
Это не
было разрешение
вопроса, но это
был шаг к его разрешению: это
был переход от более грубой к менее грубой форме насилия.
Нехлюдов вспомнил, как он в Кузминском стал обдумывать свою жизнь, решать
вопросы о том, что и как он
будет делать, и вспомнил, как он запутался в этих
вопросах и не мог решить их: столько
было соображений по каждому
вопросу.
Он теперь задал себе эти
вопросы и удивился, как всё
было просто.
Он решительно не знал, как
быть с ними, чем руководиться в решении
вопроса, сколько и кому дать.
Блюдечко отвечало на заданный генералом
вопрос о том, как
будут души узнавать друг друга после смерти.
И потому для уяснения этого
вопроса он взял не Вольтера, Шопенгауера, Спенсера, Конта, а философские книги Гегеля и религиозные сочинения Vіnеt, Хомякова и, естественно, нашел в них то самое, что ему
было нужно: подобие успокоения и оправдания того религиозного учения, в котором он
был воспитан и которое разум его давно уже не допускал, но без которого вся жизнь переполнялась неприятностями, а при признании которого все эти неприятности сразу устранялись.
И ответы на эти
вопросы в эту светлую петербургскую ночь, видневшуюся сквозь неплотно опущенную штору,
были неопределенные. Всё спуталось в его голове. Он вызвал в себе прежнее настроение и вспомнил прежний ход мыслей; но мысли эти уже не имели прежней силы убедительности.
«А вдруг всё это я выдумал и не
буду в силах жить этим: раскаюсь в том, что я поступил хорошо», сказал он себе и, не в силах ответить на эти
вопросы, он испытал такое чувство тоски и отчаяния, какого он давно не испытывал. Не в силах разобраться в этих
вопросах, он заснул тем тяжелым сном, которым он, бывало, засыпал после большого карточного проигрыша.
Четвертое дело это состояло в разрешении
вопроса о том, что такое, зачем и откуда взялось это удивительное учреждение, называемое уголовным судом, результатом которого
был тот острог, с жителями которого он отчасти ознакомился, и все те места заключения, от Петропавловской крепости до Сахалина, где томились сотни, тысячи жертв этого удивительного для него уголовного закона.
Так вот в исследовании
вопроса о том, зачем все эти столь разнообразные люди
были посажены в тюрьмы, а другие, точно такие же люди ходили на воле и даже судили этих людей, и состояло четвертое дело, занимавшее в это время Нехлюдова.
Наталью Ивановну интересовали теперь по отношению брата два
вопроса: его женитьба на Катюше, про которую она слышала в своем городе, так как все говорили про это, и его отдача земли крестьянам, которая тоже
была всем известна и представлялась многим чем-то политическим и опасным.
Ни отец ни мать не дали ни девочке ни мальчику объяснения того, что они видели. Так что дети должны
были сами разрешить
вопрос о значении этого зрелища.
Девочка, сообразив выражение лица отца и матери, разрешила
вопрос так, что это
были люди совсем другие, чем ее родители и их знакомые, что это
были дурные люди, и что потому с ними именно так и надо поступать, как поступлено с ними. И потому девочке
было только страшно, и она рада
была, когда этих людей перестало
быть видно.
Нехлюдов отошел и пошел искать начальника, чтоб просить его о рожающей женщине и о Тарасе, но долго не мог найти его и добиться ответа от конвойных. Они
были в большой суете: одни вели куда-то какого-то арестанта, другие бегали закупать себе провизию и размещали свои вещи по вагонам, третьи прислуживали даме, ехавшей с конвойным офицером, и неохотно отвечали на
вопросы Нехлюдова.
Когда же судьи не согласились с ним и продолжали его судить, то он решил, что не
будет отвечать, и молчал на все их
вопросы.
Но кроме того, что нравственные
вопросы он решал по-своему, он решал по-своему и большую часть практических
вопросов. У него на все практические дела
были свои теории:
были правила, сколько надо часов работать, сколько отдыхать, как питаться, как одеваться, как топить печи, как освещаться.
Так, захватив сотни таких, очевидно не только не виноватых, но и не могущих
быть вредными правительству людей, их держали иногда годами в тюрьмах, где они заражались чахоткой, сходили с ума или сами убивали себя; и держали их только потому, что не
было причины выпускать их, между тем как,
будучи под рукой в тюрьме, они могли понадобиться для разъяснения какого-нибудь
вопроса при следствии.
В религиозном отношении он
был также типичным крестьянином: никогда не думал о метафизических
вопросах, о начале всех начал, о загробной жизни. Бог
был для него, как и для Араго, гипотезой, в которой он до сих пор не встречал надобности. Ему никакого дела не
было до того, каким образом начался мир, по Моисею или Дарвину, и дарвинизм, который так казался важен его сотоварищам, для него
был такой же игрушкой мысли, как и творение в 6 дней.
Грабец эта
была молоденькая курсистка, очень мало думавшая и совершенно равнодушная к
вопросам революции.
И он
был вполне уверен, что программа эта исчерпывала все
вопросы, и нельзя
было не исполнить ее.
Хотя он принципиально и
был за женский
вопрос, но в глубине души считал всех женщин глупыми и ничтожными, за исключением тех, в которых часто бывал сентиментально влюблен так, как теперь
был влюблен в Грабец, и тогда считал их необычайными женщинами, достоинства которых умел заметить только он.
— Она? — Марья Павловна остановилась, очевидно желая как можно точнее ответить на
вопрос. — Она? — Видите ли, она, несмотря на ее прошедшее, по природе одна из самых нравственных натур… и так тонко чувствует… Она любит вас, хорошо любит, и счастлива тем, что может сделать вам хоть то отрицательное добро, чтобы не запутать вас собой. Для нее замужество с вами
было бы страшным падением, хуже всего прежнего, и потому она никогда не согласится на это. А между тем ваше присутствие тревожит ее.
Все
были не только ласковы и любезны с Нехлюдовым, но, очевидно,
были рады ему, как новому и интересному лицу. Генерал, вышедший к обеду в военном сюртуке, с белым крестом на шее, как с старым знакомым, поздоровался с Нехлюдовым и тотчас же пригласил гостей к закуске и водке. На
вопрос генерала у Нехлюдова о том, что он делал после того, как
был у него, Нехлюдов рассказал, что
был на почте и узнал о помиловании того лица, о котором говорил утром, и теперь вновь просит разрешения посетить тюрьму.
В этой камере больных
было четверо. На
вопрос англичанина, почему больных не соединяют в одну камеру, смотритель отвечал, что они сами не желают. Больные же эти не заразные, и фельдшер наблюдает за ними и оказывает пособие.
«Да не может
быть, чтобы это
было так просто», — говорил себе Нехлюдов, а между тем несомненно видел, что, как ни странно это показалось ему сначала, привыкшему к обратному, — что это
было несомненное и не только теоретическое, но и самое практическое разрешение
вопроса.