Проблема

Пробле́ма (др.-греч. πρόβλημα) в широком смысле — сложный теоретический или практический вопрос, требующий изучения, разрешения; в науке — противоречивая ситуация, выступающая в виде противоположных позиций в объяснении каких-либо явлений, объектов, процессов и требующая адекватной теории для её разрешения; в жизни проблема формулируется в понятном для людей виде «знаю что, не знаю как», то есть известно, что нужно получить, но неизвестно, как это сделать.

Важной предпосылкой успешного решения проблемы служит её правильная постановка.

Неверно поставленная проблема, или псевдопроблема, уводит в сторону от разрешения подлинных проблем. В системологии алгоритм системно-организационной деятельности начинается с этапа «Проблема», который характеризуется как побуждающий фактор действия (недостаток или проявление чего-либо).

Сущность проблемы для человека такова, что требует анализа, оценки, формирования идеи, концепции для поиска ответа (решение проблемы) с проверкой и подтверждением в опыте.

Проблемой преимущественно называется вопрос, не имеющий однозначного решения (со степенью неопределённости). Наличием неопределённости проблема отличается от задачи.

Совокупность возможных вопросов, взаимосвязанных объектом рассмотрения, называется проблематикой.

Источник: Википедия

Упоминания в литературе

Главным достоинством книги Х. А. Барлыбаева «Общая теория глобализации и устойчивого развития» является соединение доселе разрозненных научных направлений, которые – каждое со своей стороны – касаются самых насущных проблем современного мира. Образно говоря, в представленной теории параллельные прямые двух обычно мыслимых обособленно концепций пересекаются подобно тому, как пересекаются геометрические прямые в неевклидовой геометрии. Глобализация и устойчивое развитие сложны для теоретического осмысления уже тем, что эти термины превращены в публицистическую побрякушку и идеологический догмат – огромное число публикаций воздвигло, казалось бы, непреодолимый барьер для пытливого исследователя. Но автор, имеющий опыт решения крайне сложных теоретических задач, рискует преодолеть этот барьер или хотя бы предложить общие методологические подходы, дающие возможность, с одной стороны, построить новую синтетическую теорию мирового развития, а с другой дать вполне конкретные рекомендации практического характера, позволяющие решать насущные проблемы развития человеческой цивилизации. Книга Х. А. Барлыбаева открывает новое направление научных изысканий, необходимых ввиду очевидного нарастания глобальных проблем человечества. «Книга „Общая теория глобализации и устойчивого развития“ – это еще один шаг науки на пути к Истине, еще один призыв к сильным мира сего обратить внимание на животрепещущие проблемы, решение которых чаще всего хотят оставить „на потом“ или вовсе не заметить, действуя по принципу „после нас хоть потоп“. Возможно, капитальный труд российского ученого не станет предметом подчеркнутого внимания руководства ведущих мировых держав, занятых в большей мере „играми с нулевой суммой“, но этот труд бесспорно является тем вкладом в мировую интеллектуальную культуру, который рано или поздно будет востребован и оценен по достоинству»[2].

Халиль Барлыбаев, Избранные труды. Том I. Устойчивое развитие. Глобалистика, 2014

Проблема – форма теоретического знания, содержанием которой является то, что еще не познано человеком, но что нужно познать. Иначе говоря, это знание о незнании, вопрос, возникший в ходе познания и требующий ответа. Проблема не есть застывшая форма знания, а процесс, включающий два основных момента (этапа движения познания) – ее постановку и решение. Правильное выведение проблемного знания из предшествующих фактов и обобщений, умение верно поставить проблему – необходимая предпосылка ее успешного решения. Формулировка проблемы часто более существенна, чем ее разрешение, которое может быть делом лишь математического или экспериментального искусства. Постановка новых вопросов, развитие новых возможностей, рассмотрение старых проблем под новым углом зрения требуют творческого воображения и отражают действительный успех в науке.

С. Ю. Махов, Аналитика безопасности, 2013

Обращение к научному наследию С. Л. Рубинштейна, А. В. Брушлинского говорит о том, что диапазон проблем, которыми они занимались, был подчинен теоретико-методическому обоснованию и методическому обеспечению исследования мышления субъекта как процесса. Исследование психологии субъекта, начатое С. Л. Рубинштейном, в законченных формах получило выражение в работах А.В. Брушлинского, который выделил следующие полюсы субъекта: культурный и деятельностный. Целостность, единство, интегральность являются важными свойствами субъекта, выступающими основой системности всех его психических качеств, часто весьма противоречивых и трудно совместимых. Процесс мышления начинается с анализа проблемной ситуации. В результате её анализа возникает, формулируется задача (проблема) в собственном смысле слова. Возникновение задачи означает, что удалось хотя бы предварительно расчленить данное (известное) и неизвестное (искомое). Исходя из связи и отношений между известным и неизвестным становится возможным, по мнению А. В. Брушлинского, искать и находить нечто новое, до того скрытое, неизвестное. В пособии реализована теория А. В. Брушлинского, в которой мышление рассматривается в качестве прогнозирования искомого, как изначально творческий процесс порождения субъективного и объективно нового знания.

М. М. Кашапов, Формирование профессионального творческого мышления, 2013

Р. Коллингвуд писал, что понимание научного знания предполагает выявление тех вопросов, на которые данное знание отвечает; в свою очередь, характер этих вопросов – и ответов на них – определяется всей культурой, материальной и духовной. Соответственно, в социокультурном рассмотрении исследования Вселенной в их исторической ретроспективе и перспективе нас постоянно будет интересовать, почему те или иные проблемы этих исследований, тот или иной подход к ним, возникали именно в таком порядке, таким образом, как это исторически имело место. Конечно, такой подход ни в малейшей степени не означает, будто мы не допускаем возможности, что история астрономии, эволюция ее стиля мышления могла иметь и иной ход – главное то, что любой из этих возможных путей был бы столь же естественноисторически обусловлен, как и тот, который предложила великая книга истории.

В. Г. Торосян, Эволюция стиля мышления в исследованиях Вселенной. От древнейших времен до конца ХХ века

Наука на стыке тысячелетий принимает совершенно иной облик, даже по сравнению с тем ее состоянием, в котором она пребывала еще в прошлом столетии. Теория и практика освоения сложностей объективного мира, общее решение проблемы качества сложных систем и их проектирования, гармонизации и оптимизации разнообразия на основе закона развития меры, конструирования сущностных основ человека, поиск надежных критериев диагностики нормы и патологии экологических систем – эти и другие проблемы и вытекающие из них задачи прежняя наука решать не в состоянии. Она три века не может решить так называемую задачу трех тел. Что уж говорить о задачах, выдвинутых временем. Сегодня «динамика глобализации является самым важным политическим вызовом сложности для будущего человечества… сложность ведома многокомпонентной динамикой. Политики и экономисты забыли, что существуют также этнические и религиозные, психологические и социальные силы, которые могут определять всю динамику нации в критической точке неустойчивости»[131].

Коллектив авторов, Инновационная сложность, 2015

Проблема свободы относится к числу важнейших проблем современной философии. Обращение к исследованию данной проблемы позволяет определить возможности реализации человека как уникального создания через определение характера свободы, способа ее конструирования и функционирования в условиях конкретного общественного устройства. На каждом новом этапе своего исторического развития человечество по-новому решает проблему свободы в зависимости от уровня развития культуры и науки, доминирующих ценностей, идеалов и представлений. Степень свободы зависит от непосредственных условий, в которых осуществляется деятельность. Изучение современного представления о свободе весьма актуально, так как социально-философский анализ с применением разных стратегий познания помогает решить проблему свободы на новом уровне, переосмыслить ее в условиях принципиально новых форм духовного, политического, экономического и технико-технологического порядков.

Коллектив авторов, Методологические проблемы социально-гуманитарных наук, 2013

В прошлом ключ к решению этих проблем, как правило, искали и находили в теории науки. Мы, однако, считаем ответы теоретиков науки малополезными. Впрочем, анализ научного знания и власти затруднен не только их выводами. Целый ряд подходов искажает наш взгляд на связь между идеями и их практическим применением, в первую очередь, в области политики. Основная проблема заключается в том, что само понятие научного знания и, соответственно, связь между этим знанием, действиями и властью изучены недостаточно. Поэтому необходима точная спецификация и дифференциация этих понятий, а также проработка различных контекстов их применения. Это не означает, что наши изыскания начнутся и закончатся на уровне понятий. Основную часть нашей работы составляют три упомянутых выше кейс-стади и их сравнение. На конкретных примерах мы покажем, как в ходе исторического процесса утверждается взаимосвязь научного знания и власти, т. е. власть научного знания.

Райнер Грундманн, Власть научного знания, 2015

Интересен анализ этических проблем, возникающих в связи с наукой. Конечно, наука – это когнитивная деятельность, цель которой, как уже говорилось, – получение истинного знания. Главный моральный долг ученого – соответствовать рациональным нормам этой деятельности. Но современная наука, тесно связанная с производством новых технологий, серьезно изменяет жизнь множества людей, и эти изменения могут порождать не только желательные последствия. В этой связи в ряде случаев возникает необходимость этических ограничений как целей, так и средств науки. К тому же современная наука – дорогостоящее занятие, и не всегда общество обладает теми ресурсами, которые необходимы для проведения того или иного исследования. Поэтому требование свободы научного исследования (несомненный этический императив науки) сегодня нередко приходит в конфликт с другими не менее важными моральными требованиями: автономия человека, его достоинство, свобода, сохранение идентичности и т. д. Эти конфликты должны решаться ценой выбора той ценности, которая является приоритетной в каждом конкретном случае, и этот выбор не всегда может быть безболезненным.

Эвандро Агацци, Научная объективность и ее контексты, 2014

Важно отметить, что в истории социологии XX века социология знания в ряде случаев перерастала масштабы специальной исследовательской области и превращалась в особым образом толкуемую версию общей социологической теории. Наиболее показательный пример здесь – феноменологическая социология. В системах А. Шютца, П. Бергера и Т. Лукмана концепт «знания» занимает центральное положение, выступая ключевым элементом языка теоретического описания. С его помощью феноменологи фактически пытаются решить корневую для всей социологии проблему социального порядка, ответить на вопрос – как возможно общество? Речь идет о той самой проблеме, которую пытался поставить и решить Т. Парсонс, проблеме преодоления «двойной контингентности» и достижения взаимности ролевых ожиданий ego и alter, реализующейся одновременно на ментальном и поведенческом уровнях. У Парсонса нормативный порядок общества систематически поддерживается в институциональных контекстах через поведенческий конформизм с опорой на разделяемые акторами ценности и образцы. У Шютца эта же интегративная миссия выполняется интерсубъективным универсумом знаний, подлежащих структурной социализации и опирающихся на ряд т. н. «идеализаций» (латентных допущений здравого смысла). Проще говоря, именно знания, общие, хотя и не равно распределенные, «скрепляют мир», обеспечивая определенный, минимально необходимый уровень постоянства воспроизводимых во времени форм социальной жизни. В результате чего в этом «ненадежном со всех сторон» мире оказывается возможно как-то жить: строить планы и достигать цели, в том числе совместные, рассчитывать на хотя бы относительное понимание окружающих, предсказывать хотя бы до известной степени их поведение.

Коллектив авторов, Обыденное и научное знание об обществе: взаимовлияния и реконфигурации, 2015

В первом разделе книги существенная часть материала посвящена изложению идей, выработанных при участии и под руководством Ю. К. Корнилова в рамках проблематики практического мышления. Кроме того, в этом разделе представлена работа ведущего французского ученого в области психологии труда и эргономики Пьера Рабарделя, который размышляет о вопросах инструментального опосредования в человеческой деятельности. В первой главе раскрывается особенность практического мышления и показаны его отличия от теоретического мышления, а во второй обсуждаются вопросы функционирования специфического компонента практического опыта – инструментального знания. Именно инструментальное знание является ключевым в структуре практического опыта, отражая следы предыдущих деятельностей. Это положение перекликается с основными позициями П. Рабарделя (глава 3) при обсуждении проблемы инструментального опосредования. Здесь особо поднимается вопрос соотношения между способностью выполнить какую-либо деятельность и возможностью ее осуществить, между «умею» и «могу». Важность этого момента определяется, как уже упоминалось, тем, что в современных условиях ускоряются изменения условий деятельности (развитие новых технологий), которые порой сильно меняют возможности применения человеком наличного опыта. П. Рабардель в своей главе наглядно иллюстрирует возможные последствия рассогласования между «умею» и «могу» на примере технологий прошлого века, привлекая тем самым внимание к этой проблеме, которая в современном мире становится значительно более острой.

Коллектив авторов, Технологии сохранения и воспроизведения когнитивного опыта, 2016

Вторая предпосылка – гносеологическая. Суть ее состоит в поиске ответа на вопрос: «Насколько при существующей системе наук и организации исследований общество способно к самопознанию, а значит, к грамотному решению возникающих проблем и упреждению социальных взрывов?». Классики социологии, анализируя ситуацию своего времени, давали на него пессимистический ответ. По их оценкам, в XIX в., как и ранее, общественная мысль существовала и развивалась в форме высоких абстракций, в отрыве от повседневности. Наиболее острые проблемы, такие как оплата труда, жилищный вопрос, миграция, девиантное поведение, распределение и потребление и т. д., аналитически не затрагивались, и только в некоторых странах об этих явлениях собиралась статистика. Общественное мнение не изучалось, более того, считалось, что его репрезентантом являются публикации в газетах и журналах. В общественных науках не существовало методов для проникновения в социальную реальность, и в этом они существенно отставали от «наук о природе», успешно осваивающих экспериментальную технику познания. Высоко ценились личные наблюдения опытных людей, хотя объективность полученных таким образом сведений оставалась сомнительной. Как результат в ответ на все новые волны революции, прокатывающейся по Европе, правящие классы лишь усиливали репрессии, разжигая костер противоборства. Учитывая все это, О. Конт сформулировал краткий девиз новой науки: «Знать – чтобы предвидеть, предвидеть – чтобы регулировать». Трудно представить более важную жизненную потребность для любого общества (страны-государства), заботящегося о своем будущем.

А. Н. Данилов, Социология, 2014

Изложение представлений о психологии личности как целостной системе знаний – центральная задача настоящего учебника. При решении этой задачи не следует смешивать целостность представлений о направлениях науки с беспроблемностью, а получение знаний о психологии личности – с вручением набора рецептов для ответа на самые разнообразные и неожиданные вопросы, которые может поставить перед будущим профессиональным психологом жизнь. Изложить представления о психологии личности, обойдя все острые углы, – это значит исказить существующее в психологии личности положение вещей и невольно заложить основы для формирования у будущего психолога чувства беспомощности, когда за стенами университетов неумолимая практика внесет свои коррективы в его образ психологической науки. Именно поэтому освещение любого вопроса в учебнике начинается с выделения тех проблем, которые часто еще только ждут своего решения, а обсуждение этих проблем строится как диалог, который будущий специалист может продолжить в своей профессиональной работе. При этом само знание о психологии личности выступает как необходимое условие формирования у психолога умения формулировать выдвигаемые практикой задачи в такой форме, чтобы в самом вопросе уже содержался верный путь к его решению, к поиску методов, дающих возможность достичь поставленной цели.

А. Г. Асмолов, Психология личности. Культурно-историческое понимание развития человека, 2007

Но интересно, что при этом огромное число психологических исследований сосредоточено только на том, как люди решают задачи и справляются с проблемами и трудностями, но не на том, как и зачем они их создают. Существует мощное направление психологии мышления – решение проблем (problem solving), в котором изучается, как люди решают задачи и проблемы. Публикуются многочисленные статьи и монографии по искусству решения задач и проблем, издаются соответствующие журналы (например, «The Journal of Problem Solving», «Math Problem Solving Journal» и др.), проводятся международные конференции. Выделена даже целая область – проблемология (problemology), в которой разрабатываются и изучаются теории задач и процессов их решения [Фридман, 2009; Человек и вычислительная техника, 1971; Arnopoulos, 1995; Fran?ois]. Несоизмеримо меньше работ по анализу создания задач и проблем.

А. Н. Поддьяков, Компликология. Создание развивающих, диагностирующих и деструктивных трудностей, 2014

Ну а заключительная глава обозначает некоторые новые проблемы, поднимающиеся перед наукой управления: процесс взаимоотношения общества и окружающей среды. Сегодня эта проблема уже не может быть вне сферы теории управления. Усложнение экологической обстановки, стремительный рост нагрузки на биосферу, которую создает человеческая цивилизация, ставят целый ряд задач общепланетного, или, как теперь принято говорить, глобального, характера. Знание этих глобальных задач, представление о том, какую роль они играют в судьбах человечества, является необходимым элементом общечеловеческой культуры. Поэтому приводится несколько примеров, которые проиллюстрируют содержание этих задач и те возможности, которыми сегодня располагает человеческое общество для их решения.

Н. Н. Моисеев, Люди и кибернетика, 1983

Таким образом, существует проблема – история может быть наукой в том случае, если: 1) она имеет реальный, доступный для повторных интерпретаций и, следовательно, стабильно существующий объект; 2) наука история должна опираться на данные такого объекта, который охватывал бы человечество в целом (исторический процесс), без чего установка на выявление общечеловеческих универсалий не будет обладать репрезентативным знанием; 3) этот реальный, существующий на всем протяжении исторического процесса объект должен отвечать главному условию, выражать системообразующее свойство феномена человека. Такая проблема стоит перед современной философией и методологией и не находит в них разрешения. Напротив, в них довольно часто повторяются обозначения данной проблемы как не имеющей рационального решения. Не остается ничего другого, как согласиться с этим.

О. М. Медушевская, Теория и методология когнитивной истории, 2015

Первые связаны с вопросами, приведут ли данные действия к достижению определенных целей, каковы вероятность и условия, а также цена достижения этих целей. Вторые связаны с вопросами о смысле целей, цене и последствиях их достижения и недостижения, о побочных непреднамеренных эффектах их реализации. Деятельность может быть целесообразна, рационально выстроена, эффективна, экономична и поставленные цели успешно реализуются, но сам замысел может не решать проблемы или порождать больше проблем, чем решает. Плохо, когда лечение не приносит ощутимых результатов, но еще хуже, когда оно переносится тяжелее, чем болезнь. Задача экспертизы будет тогда заключаться в том, чтобы расширить контекст целеполагания. Так, Р. Оппенгеймер и А. Эйнштейн, расширив изначально технический контекст проекта создания атомной бомбы до ценностно-мировоззренческого, ввели в свои технические и естественнонаучные открытия гуманитарную составляющую. В принципе, эту составляющую можно усмотреть в любом проекте, если рассматривать его в достаточно общем контексте. Идея КГЭ расширяет само понятие экспертизы, показывая, что наряду с экономической эффективностью существуют не менее объективные критерии социальной эффективности. Можно говорить и про гораздо менее изученную, но вполне поддающуюся объективному определению персонологическую эффективность, в качестве критериев которой может выступать многоуровневая система индикаторов качества жизни (см.: Зараковский, 2009). Междисциплинарная по своей сути проблема качества жизни играет в вопросах КГЭ очень важную роль, которая еще не получила должного осмысления.

Д. А. Леонтьев, Комплексная гуманитарная экспертиза, 2008

В последние полвека эта проблема науки весьма актуальна. Известно много ее моделей, но они не порождают удовлетворения исследователей, а поэтому они продолжают поиск ее технологии – разработку ее теории. И здесь важно осознать то, что философия является теорией принятия решений и содержанием технологии идентификации сущности явлений. Принятие решений предполагает понимание на основе определения сущности явления для ответа на вопрос “Что это?”

А. Г. Войтов, Философская технология идентификации сущности. Наставления мудрецам, 2009

Нельзя говорить о МКС, не говоря о самой конкретной ситуации (case, КС). И в действительности определение понятия МКС обычно начинается с определения, что такое конкретная ситуация? В самом общем виде КС представляет собой описание действительных событий, имевших место в процессе ведения бизнеса в словах, цифрах и образах. Это как бы «срез» этого процесса, фиксация его динамики в определенных временных границах, ставящая обучающегося перед выбором путей решения проблем и курса последующих действий. При этом ожидается, что после изучения ситуации слушатель придет к своему индивидуальному заключению, а после обсуждения КС в группе и в классе внесет в нее необходимые изменения. По своей природе КС тем лучше, чем в более реальную ситуацию попадает изучающий ее слушатель. КС как метод обучения строится на воссоздании реальной деловой ситуации путем метафор и моделирования. При этом каждая КС является результатом действительно происшедших событий и таким образом служит как бы метафорой для определенного набора проблем. Ситуации, с которыми сталкиваются в жизни руководители, могут отличаться от метафор, передающих их смысл. Однако соединенные определенным образом вместе метафоры как раз и составляют ту КС, которая может отражать наиболее общее в управлении.

С. Р. Сулейманова, Управление персоналом, 2010

Однако существующая гносеология, философская и научная методология, практика управления пока оказываются во многом бессильными перед лицом новых проблем, вызовов и угроз, в том числе создаваемых самим человеком. Это относится в первую очередь к проблемам развития, проблемам сильной неопределенности, к исследованию конкретных объектов. Главная проблема современности – недостаточно высокое качество управления сложной развивающейся реальностью, несоответствие уровня сложности (качества) субъекта управления уровню сложности объекта управления, в том числе недостаточный уровень философского и научного обеспечения управления. У некоторых даже возникают сомнения в способности рациональной философии, естественных и социально-гуманитарных наук дать адекватный ответ угрозам и вызовам неопределенности бытия, появляется серьезный скепсис в отношении их возможностей и попытки отрицать возможности науки (на основании недостаточного потенциала конкретных научных школ). Философские и научные исследования начинают замещаться иррациональными, обывательско-эмпирическими, эзотерическими, религиозными и иными подходами в стремлении получить доступ к принятию управленческих решений, власти, ресурсам.

Александр Селиванов, Развитие объектов. Наука управления будущим, 2016

Тем не менее при всех достигнутых результатах сторонники морально-агентской позиции также оказались неспособны до конца раскрыть сущность КСО, столкнувшись с теми же проблемами, что и адепты общественного договора. Не выходя за рамки нормативной аргументации, представители обеих позиций так и не смогли предложить бизнесу сколь-либо конкретного набора ценностей, на которых можно было бы строить реальные управленческие процессы. Как справедливо отмечал В. Фредерик, пионеры «ощупью брели сквозь нормативный туман, ища, но не находя моральных принципов, которые в нем безусловно были… Их работы были нормативными по тону, но не вполне конкретны в определении тех ценностей, которые находились в конфликте» [Frederick, 1986, p. 130]. В то же время, изначально не претендуя на позитивный анализ таких процессов, исследователи задали направления для анализа специфических внутрикорпоративных практик, необходимых для реализации сформулированной тем или иным образом социальной ответственности.

Ю. Е. Благов, Корпоративная социальная ответственность. Эволюция концепции, 2015

Наиболее очевидные примеры научных революций представляют собой те знаменитые эпизоды в развитии науки, за которыми уже давно закрепилось название революций. Поэтому в IX и Х разделах, где предпринимается непосредственный анализ природы научных революций, мы не раз встретимся с великими поворотными пунктами в развитии науки, связанными с именами Коперника, Ньютона, Лавуазье и Эйнштейна. Лучше всех других достижений, по крайней мере в истории физики, эти поворотные моменты служат образцами научных революций. Каждое из этих открытий необходимо обусловливало отказ научного сообщества от той или иной освященной веками научной теории в пользу другой теории, несовместимой с прежней. Каждое из них вызывало последующий сдвиг в проблемах, подлежащих тщательному научному исследованию, и в тех стандартах, с помощью которых профессиональный ученый определял, можно ли считать правомерной ту или иную проблему или закономерным то или иное ее решение. И каждое из этих открытий преобразовывало научное воображение таким образом, что мы в конечном счете должны признать это трансформацией мира, в котором проводится научная работа. Такие изменения вместе с дискуссиями, неизменно сопровождающими их, и определяют основные характерные черты научных революций.

Томас Кун, Структура научных революций, -1

В настоящее время междисциплинарные исследования рассматриваются, прежде всего, как проблема исследовательской практики п перевода ее результатов в систему знания. При этом главная задача состоит в том, чтобы преодолеть в процессе исследований, отмеченное в свое время II. Кантом, противоречие между строением реальности, закономерности организации которой нам не всегда известны, и наукой, знания которой организованы по научным дисциплинам с характерными для каждой из них базовыми допущениями, гипотезами и расширительными интерпретациями сведений о реальности и ее организации. Эта задача, хотя и не всегда в явной форме, стоит перед участниками междисциплинарных исследований любого масштаба.[35]

Г. В. Нездемковская, Зарождение и развитие этнопедагогики России, 2011

Одна из задач исследователя ИУМ – помнить о важном и неоспоримом значении прикладного аспекта науки об управлении, о том, что во все времена мыслители пытались решить самые насущные вопросы человечества – вопросы рационального управления обществом, государственным хозяйством, отдельной организацией. Прагматическое значение управленческих концепций и теорий всегда играло определяющую роль в разработке различных проблем в области управления. В то же время не надо забывать и о том, что теоретические конструкции и выходящие из них практические предложения в области управления непосредственно зависят от идейной позиции автора, его мировоззрения. В любом учении так или иначе находят свое теоретическое выражение мировоззренческое отношение его автора к окружающей социальной действительности, его идейно-политические симпатии и антипатии, пристрастия и устремления, оценки существующего положения дел в управлении современным ему обществом и представления о путях его эффективного развития.

В. И. Маршев, История управленческой мысли, 2005

Еще в своей первой фундаментальной работе «Диалектика общественной формы туда при социализме», опубликованной в 1988 году и вошедшей в данное издание, Х. Барлыбаев впервые в экономической теории методом научной абстракции высказал идею о том, что структура отношений людей по поводу их труда на предельном уровне состоит из двух элементов: обмена трудовой деятельностью и социальной природы труда. Данную идею он обосновывает исходя из гениальных положений трудовой теории К. Маркса. Эти положения, фрагментарно разбросанные по многим работам гениального мыслителя, Х. Барлыбаев систематизировал и сформулировал указанную собственную концепцию. Исходя из нее можно заключить, что вечные отношения людей по поводу обмена их трудовой деятельностью проходят ряд исторических этапов, имея двоякий – или непосредственно-общественный, или опосредствованный, товарно-денежный – характер. При этом эти же отношения в разные исторические периоды обладают двоякой социальной природой: или эксплуатации чужого труда, или сотрудничества и взаимопомощи. Из последующего анализа вытекает весь широкий и многогранный спектр проблем, пронизывающих всю историю отношений людей по поводу их труда и его результатов как в прошлом, так и сегодня. Данный анализ не теряет своей актуальности во все времена, в том числе и в современных условиях углубления финансово-экономических кризисов и обострения социальных проиворечий повсеместно в мировом масштабе. Он может служить теоретическим ориентиром при решении практических задач по преодолению указанных нарастающих противоречий и кризисов.

Х. А. Барлыбаев, Избранные труды. Том III. Экономическая теория, экономика и экология, 2014

3. Необходимость решения множества проблем, сосуществующих в один момент времени, накладывающихся одна на другую, порождает множество пересекающихся социокультурных «тел». Если принять положение социокультурного подхода о том, что любое социокультурное «тело» персонифицировано и порождается сознательно физическими индивидами (индивидом), социальный индивид организации обретает «полицентрированность» (под эгидой руководства организации), где центром будет являться не только руководитель организации, но каждый инициатор очередной проблемы в ходе совместной деятельности (так как в реальной деятельности организации далеко не всегда необходимость решения конкретной проблемы осознается руководителем организации, решение проблемы не всегда инициируется руководителем организации и даже не всегда согласовывается с ним по причинам неадекватной системы отчетности, перегруженности руководителя, страха сотрудников получить взыскание и т. д.). В многонациональной организации, что нам особенно важно, движущими центрами социокультурных «тел» могут становиться представители разных национальностей. При этом не исключено, что в случае недостаточного взаимопонимания между сотрудниками, представителями разных национальных культур (рассогласованности действий, отсутствия или недостатка разделяемых всеми участниками знаний), под решение одной и той же проблемы, по-разному сформулированной, может быть создано два и более социокультурных «тел» с разными движущими центрами, которые не согласовывают друг с другом свои действия, что в некоторых случаях может иметь негативные последствия для общего дела. На наш взгляд, для предотвращения подобных ситуаций особую актуальность обретает взаимодействие и «согласование знаний» (определение приоритетных знаний, связей между знаниями индивидов, формирование разделяемого знания на основе общих норм и правил) персонала многонациональной организации.

Е. Ю. Горохова, Социальная технология управления знаниями в многонациональной организации, 2013

Наконец, представляет интерес содержащаяся в работах Л. И. Анцыферовой трактовка субъекта. В советской психологии долгое время проблема субъекта не разрабатывалась как самостоятельная исследовательская задача, «„действующее лицо“ лишь подразумевалось понятиями мотивов и целей деятельности» (Анцыферова, 2000, с. 28). Первым эту тенденцию обезличения психологии преодолел С. Л. Рубинштейн, обосновавший необходимость при изучении психологии деятельности рассматривать личность как ее субъекта. Им была намечена новая стратегия исследования – изучение личности в деятельности: ее мотивов, целей, задач (Рубинштейн, 1946). Как отмечает Л. И. Анцыферова, следующим шагом в исследовании личности С. Л. Рубинштейном стало выведение ее за границы деятельности в широкое пространство жизни, введение понятия «действующего лица», обоснование различных форм его активности. При этом в числе факторов, определяющих активность личности, приоритетная роль отводилась уже «жизненной задаче», которая «возвышается над мотивами и целями конкретных форм деятельности». Движение к достижению главных перспективных целей, обладающих для человека судьбоносным смыслом, выступает тем стержнем, вокруг которого объединяется и структурируется весь спектр решаемых им задач.

Коллектив авторов, Психологические исследования личности. История, современное состояние, перспективы, 2015

В последние годы эти два крайних подхода в трактовке движущих сил развития науки в чистом виде почти не встречаются. В настоящее время уже всем стало очевидно, что наука не может рассматриваться ни как полностью изолированное и замкнутое в себе образование, ни как автоматически подчиненное и напрямую связанное с какими-либо внешними факторами. Правильное, диалектическое, понимание механизмов развития науки предполагает учет как внутренних, так и внешних факторов. Суть и вся сложность данной проблемы состоит в том, чтобы понять сам механизм взаимосвязи и взаимодействия внутренних и внешних факторов. Вненаучные факторы могут направлять внимание ученых и ориентировать их на разработку тех областей и проблем науки, в которых заинтересовано общество в данный момент, но они не могут определять внутреннюю логику научной деятельности и тем более диктовать ученым способы решения научных проблем: какими конкретными средствами и приемами решать встающие перед наукой задачи и проблемы.

Я. С. Полякова, Общие проблемы философии науки, 2011

Именно поэтому сейчас очень важно обратиться к осмыслению базовых понятий нашего исторического мировоззрения, его оснований и их обоснованности. Например: Что такое война не как ошибка, а как социальное явление? Неизбежна ли война в наших условиях? Неизбежна ли война в современных условиях – это важная научная проблема. Но не менее важен результат научного понимания этой проблемы, который имеет значение для всего общества, для выработки политики государства.

Коллектив авторов, Война и революция: социальные процессы и катастрофы: Материалы Всероссийской научной конференции 19–20 мая 2016 г., 2016

Методология должна отвечать принципу технологичности, обеспечивать диагностику состояния систем, описывать процессы и обладать прагматической ценностью. Полагая в свою основу человека и опираясь на принцип несодержательности, новая методология может использоваться с этими целями в системе, а не только применительно к поведению человека. Однако исследования проведены авторами в области психологии, и потому значительная часть текстов, иллюстрирующих работу новой методологии, посвящена именно проблемам психики, в частности – «проблеме личности». В любом случае другого способа исследовать новую методологию, кроме как изучать человека, наверное, нет, поэтому психософия стала фактической правопреемницей философии и психологии, что и отражено в ее названии.

А. Н. Алехин, Философия психологии. Новая методология, -1

Для науки и социальной практики очень важно увидеть, с одной стороны, процесс восхождения общества от низших ступеней к высшим, а с другой – найти закон изменяющихся явлений – «закон развития этих явлений, перехода их из одной формы в другую, из одного порядка общественных отношений в другой»[4]. Только так, только на такой основе мы можем ответить: что есть ценность как общественный феномен; как возникают и развиваются ценности; насколько многообразен и специфичен мир ценностей; что есть ценности на различных стадиях развития человечества (в том числе, например, в условиях капитализма и социализма); наконец, в чем родство, близость общечеловеческих и классовых ценностей и в чем их различие и т. д. и т. п. В таком теоретическом и социально-практическом исследовании сразу возникает проблема надежности и достоверности самих подходов к объекту изучения, предлагаемых решений, выводов и оценок, иначе говоря, получения не субъективно желаемых и заранее привлекательных ответов, а объективных данных о реальной действительности, процессах и явлениях, которые в ней протекают. А это означает одно: приобретение объективных знаний и выводов о человеке и мире в целом может быть обеспечено лишь на основе научной теории и методологии[5].

В. А. Сапрыкин, Ценности социализма. Суровая диалектика формационно-цивилизационной смены и преемственности системы общественных ценностей, 2014

В работе предлагается видение сущности, принципов и задач национально-демократической модернизации, ее социальных, государственных и экономических компонент. Это видение не претендует на роль целостной модернизационной стратегии России. Разработка такой стратегии – задача, требующая длительных коллективных усилий. Тем не менее задача этого исследования – представить читателю материал для последующей дискуссии по столь важной проблеме, как российский модернизационный проект.

Иосиф Дискин, Кризис... И все же модернизация!, 2009

Исследование комплекса проблем, обозначенных нами в самом начале, с учетом всего сказанного возможно, прежде всего, в историко-теоретическом ключе. Такова логика объективно существующих юридических явлений – их история есть готовая теория для научной мысли наших дней23. Данная мысль на сегодняшний день является общепризнанной, что само по себе, однако, не решает разнообразных проблем, возникающих в связи с использованием историко-теоретической методологии в конституционно-правовых исследованиях.

К. А. Кононов, Система отрасли конституционного права. Историко-теоретический очерк, 2011

«Однако, какая теория, будучи сама по себе интеллигибельной, обладала бы вечной ценностью. Если бы она была истинной не по ее наблюдаемым следствиям, а только „с точки зрения ее внутренней сущности“, то дальнейший опыт не мог бы внести никаких изменений в нашу веру в ее истинность» (Франк, 1960, с. 99). Это суждение высказано известным специалистом по физике и математике, который, так же как С. Л. Рубинштейн, хотя и с иных позиций, сомневался в конструктивности внутренней сущности самой по себе теории. Фактически приведенное определение системы науки относится скорее к объектам ее изучения, когда действительно ученым удается в результате многочисленных исследований установить целостность некоторого объекта – человеческого организма и т. д. Но тогда эта целостность должна доказываться совокупностью разных исследовательских процедур – и теоретических, и разнообразных эмпирических, – которые не укладываются в целостную и тем более константную систему. У структуры науки нет аналогии с самой действительностью, ее объектами, хотя она их объявляет фактами. Для осмысления этой проблемы С. Л. Рубинштейн обратился к анализу теорий Г. Когена, Н. Н. Ланге и Э. Шпрангера. Рубинштейн обращается к понятию системы, которое в качестве центрального много позже и в совершенно иной интерпретации было разработано Б. Ф. Ломовым в созданном им системном подходе (Ломов, 1984). Понятие системы исторически возникло до Рубинштейна и до ломовского системного подхода, важно, что именно его привлечение наметило пути решения и самой гносеологической проблемы, и проблемы методологии наук в целом[16].

А. Н. Славская, Основы психологии С. Л. Рубинштейна. Философское обоснование развития, 2015

Центральное место в разработке принципа единства исторического и логического, куда входит также вопрос об отражении исторически меняющегося объекта психологического анализа в движении теорий, занимает проблема связи между психологией и ее историей. Решение этой проблемы представлено в положениях о том, что психологические теории прошлого можно правильно понять только с позиций более высокого уровня развития науки, в рамках которого развиваются тенденции, содержащиеся в ранее созданных теориях. При этом каждая последующая ступень в развитии психологической теории порождает новую оценку истории психологии, раздвигает границы исторического исследования, в новом качестве представляет полученные в прошлом знания.

Л. И. Анцыферова, Развитие личности и проблемы геронтопсихологии, 2006

В процессе раскрытия этих качеств человека как субъекта жизни Рубинштейн решает две фундаментальные проблемы: социально философскую проблему отчуждения и собственно философскую – отрицания, которые, строго говоря, являются двумя гранями единой проблемы – противоречий. В противовес постановке Марксом проблемы отчуждения в чисто социальном плане (средств и продуктов труда, эксплуатации и т. д.) он ставит ее как проблему отчуждения от человека его человеческой сущности, которая, несомненно, также связывается с характером общественных отношений, но для своего практического решения требует не только изменения последних (построения коммунизма, по Марксу), но этической нравственной переделки отношений людей в соответствии с принципами человечности. Этот ход мысли чрезвычайно важен для понимания самой сути философской антропологии: человек определяется не только через кардинальные отношения к миру – познание, деятельность и созерцание (этим еще не преодолевается абстрактность решения проблемы), но через противоречивые, требующие построения, разрешения связанных с противоречиями проблем отношения. Идея их противоречивости заложена в глубоко диалектической трактовке отрицания, которое ставит во главу угла экзистенциалистская антропология. Последняя определяет жизнь через соотношение со смертью, ситуации жизни через их отрицание – выход из них, самого человека только через его «проект» (Сартр), т. е. только через будущее, а не как состоявшегося в результате прошлого в настоящем. Отрицание, по Рубинштейну, конструктивно, так как несет в себе утверждение, позитивное начало, порождение нового.

С. Л. Рубинштейн, Бытие и сознание, 1957

Борис Федорович вошел в историю психологии как создатель первой в нашей стране лаборатории инженерной психологии, организованной им в 1959 г. на базе Ленинградского университета. Здесь под его руководством начинали свой путь в науке многие впоследствии известные ученые, накапливался опыт проведения инженерно-психологических исследований, отрабатывались формы взаимодействия с практикой. Причем речь шла не просто о создании новой области знания – инженерной психологии и формировании оригинальной новой научной школы; результат был значительно масштабнее, имел глубокий исторический смысл. Психология в 1950–1960-е годы находилась на перепутье. Еще оставались в памяти жестокие репрессии 1930-х годов, обрушившихся на психологию, чрезвычайно болезненно и остро переживались последствия Павловской сессии 1950 г. И в этих условиях появление нового поколения талантливой молодежи, заявившей о готовности и способности решать самые сложные и острые проблемы жизни, было важным шагом на пути разрушения искусственно созданного усилиями идеологии статуса психологии как науки, имеющей чрезвычайно узкую зону практического применения. В эти годы особенно ярко проявилась та черта научного мышления Бориса Федоровича, которая выгодно отличала его и позволила ему выдвинуться в число лидеров отечественной психологии – его высокая сензитивность к запросам жизни, умение переформулировать практические задачи на языке науки, доводить научные идеи до их конкретного воплощения. Не каждому ученому дан этот дар. Борис Федорович обладал им в полной мере. Он тонко чувствовал жизнь, ее болевые точки, рассматривал психологию не как абстрактно-кабинетное знание, а как ту сферу науки, которая должна изучать живого реального человека в его конкретной жизнедеятельности. Указанная ориентация, усиливаясь с годами, превратилась в его научное кредо, оформилась в принцип единства теории, эксперимента и практики.

Б. Ф. Ломов, Психическая регуляция деятельности. Избранные труды, 2006

В советской литературе справедливо указывалось, что проблема эффективности законодательства оказалась «проблемой высшей степени трудности». Это объяснялось двумя основными причинами: во-первых, многоаспектностью самой проблемы, в частности, многочисленностью и различным характером правовых объектов исследования, а следовательно, и многообразием подходов к решению поставленной задачи; во-вторых, трудностями, связанными с использованием для решения задачи эффективности законодательства новейших приемов и методов научного исследования, требующих, как правило, значительных усилий не отдельных ученых, а целых коллективов, специально нацеленных на решение определенной задачи. Вообще, как справедливо отмечают ученые-юристы, проблема эффективности законодательства будет стоять перед юридической наукой до тех пор, пока будет существовать законодательство[128].

С. А. Жинкин, Психологические проблемы эффективности права, 2009

Но если всё же решиться на усложнение концептуализации (усложнение не ради усложнения, а) ради обретения тех инструментов и технологий, которые позволяют понять и объяснить, выявить и выразить, представить[15] и предоставить условия возможности рефлексивно обеспеченной работы не только со множественностями любых предметностей, но также и со множеством разнообразных философских концепций, равно как и других социокультурных средств и способов фиксации различных перспектив видения и создания соответствующих картин мира, – тогда приходится констатировать, что даже сама проблема взаимосвязи единства мира и единства культуры еще адекватно не поставлена [ср. 574].[16] Для ее корректной постановки необходимо провести специальную подготовительную работу, коя предполагает прежде всего разметку актуального философского пространства, включающую в себя уточнение возможностей для принятия тех или иных главных стратегических решений, а также исследование концептуальных и методологических ресурсов, с помощью которых можно было бы произвести реконфигурацию дискурсивного поля, в результате чего могли бы проясниться пути переосмысления ведущих концептов, требующихся для уточнения проблемы. Поскольку правильная постановка проблемы и подготовка намечает уже подходы к ее решению, и, наоборот, без адекватной постановки проблемы мало надежды найти правильное решение, постольку придется уделить этой задаче сравнительно много внимания, то есть осуществить развернутую ее проработку, в том числе формулирование последовательности целей и ценностей, а также и обоснование выбора соответствующих средств. Тем самым проблема оказывается комплексной, включающей онтологические, гносеологические и аксиологические аспекты.

В. Ю. Кузнецов, Взаимосвязь единства мира и единства культуры, 2013

Следующей проблемой ИИ является понимание естественных языков и семантическое моделирование. Здесь мы поддерживаем описание и выводы Дж. Люгера, которые заслуживают подробного цитирования: "Способность применять и понимать естественный язык является фундаментальным аспектом человеческого интеллекта, а его успешная автоматизация привела бы к неизмеримой эффективности самих компьютеров. Многие усилия затрачены на написание программ, понимающих естественный язык. Хотя такие программы и достигли успеха в ограниченных контекстах, системы, использующие натуральные языки с гибкостью и общностью, характерной для человеческой речи, лежат за пределами сегодняшних методологий" [264, стр. 46]. Усилим это высказывание: известные научные подходы к проблеме понимания естественного языка даже не рассматривают эту проблему в полном объеме, сразу ограничивая область и свои возможности. Т.е. выражение "за пределами сегодняшних методологий" означает, что на текущий момент даже и подходов к общему решению этой проблемы пока нет. И этому есть несколько объяснений, включая и приведенное выше пояснение о том, что многие современные ученые решают "игрушечные" задачи, даже не предполагая решение реальных, к числу которых и относится проблема понимания естественного языка.

О. О. Варламов, Мивары: 25 лет создания искусственного интеллекта, -1