Неточные совпадения
Могу
сказать, что
не жалею
ничего и ревностно исполняю службу.
Городничий. Да я так только заметил вам. Насчет же внутреннего распоряжения и того, что называет в письме Андрей Иванович грешками, я
ничего не могу
сказать. Да и странно говорить: нет человека, который бы за собою
не имел каких-нибудь грехов. Это уже так самим богом устроено, и волтерианцы напрасно против этого говорят.
Осип. Да так; все равно, хоть и пойду,
ничего из этого
не будет. Хозяин
сказал, что больше
не даст обедать.
Городничий (делая Бобчинскому укорительный знак, Хлестакову).Это-с
ничего. Прошу покорнейше, пожалуйте! А слуге вашему я
скажу, чтобы перенес чемодан. (Осипу.)Любезнейший, ты перенеси все ко мне, к городничему, — тебе всякий покажет. Прошу покорнейше! (Пропускает вперед Хлестакова и следует за ним, но, оборотившись, говорит с укоризной Бобчинскому.)Уж и вы!
не нашли другого места упасть! И растянулся, как черт знает что такое. (Уходит; за ним Бобчинский.)
Городничий. Ну что ж,
скажите,
ничего не начитывали о каком-нибудь чиновнике из Петербурга?
Анна Андреевна. Перестань, ты
ничего не знаешь и
не в свое дело
не мешайся! «Я, Анна Андреевна, изумляюсь…» В таких лестных рассыпался словах… И когда я хотела
сказать: «Мы никак
не смеем надеяться на такую честь», — он вдруг упал на колени и таким самым благороднейшим образом: «Анна Андреевна,
не сделайте меня несчастнейшим! согласитесь отвечать моим чувствам,
не то я смертью окончу жизнь свою».
Я раз слушал его: ну, покамест говорил об ассириянах и вавилонянах — еще
ничего, а как добрался до Александра Македонского, то я
не могу вам
сказать, что с ним сделалось.
Еще подбавил Филюшка…
И всё тут!
Не годилось бы
Жене побои мужнины
Считать; да уж
сказала я:
Не скрою
ничего!
Г-жа Простакова. На него, мой батюшка, находит такой, по-здешнему
сказать, столбняк. Ино — гда, выпуча глаза, стоит битый час как вкопанный. Уж чего — то я с ним
не делала; чего только он у меня
не вытерпел!
Ничем не проймешь. Ежели столбняк и попройдет, то занесет, мой батюшка, такую дичь, что у Бога просишь опять столбняка.
Правдин (Скотинину).
Ничему не бывать, господин Скотинин! Я
скажу вам, что сестрица ваша прочит ее за сынка своего.
Г-жа Простакова. Без наук люди живут и жили. Покойник батюшка воеводою был пятнадцать лет, а с тем и скончаться изволил, что
не умел грамоте, а умел достаточек нажить и сохранить. Челобитчиков принимал всегда, бывало, сидя на железном сундуке. После всякого сундук отворит и что-нибудь положит. То-то эконом был! Жизни
не жалел, чтоб из сундука
ничего не вынуть. Перед другим
не похвалюсь, от вас
не потаю: покойник-свет, лежа на сундуке с деньгами, умер, так
сказать, с голоду. А! каково это?
Стародум. Как! А разве тот счастлив, кто счастлив один? Знай, что, как бы он знатен ни был, душа его прямого удовольствия
не вкушает. Вообрази себе человека, который бы всю свою знатность устремил на то только, чтоб ему одному было хорошо, который бы и достиг уже до того, чтоб самому ему
ничего желать
не оставалось. Ведь тогда вся душа его занялась бы одним чувством, одною боязнию: рано или поздно сверзиться.
Скажи ж, мой друг, счастлив ли тот, кому нечего желать, а лишь есть чего бояться?
Охотно подавал подчиненным левую руку, охотно улыбался и
не только
не позволял себе
ничего утверждать слишком резко, но даже любил, при докладах, употреблять выражения вроде:"Итак, вы изволили
сказать"или:"Я имел уже честь доложить вам"и т. д.
«Ужасно было видеть, — говорит летописец, — как оные две беспутные девки, от третьей, еще беспутнейшей, друг другу на съедение отданы были! Довольно
сказать, что к утру на другой день в клетке
ничего, кроме смрадных их костей, уже
не было!»
Он опустил голову и молчал. Он
ничего не мог
сказать.
— Все занимается хозяйством. Вот именно в затоне, —
сказал Катавасов. — А нам в городе, кроме Сербской войны,
ничего не видно. Ну, как мой приятель относится? Верно, что-нибудь
не как люди?
— Алексей Александрович, —
сказала она, взглядывая на него и
не опуская глаз под его устремленным на ее прическу взором, — я преступная женщина, я дурная женщина, но я то же, что я была, что я
сказала вам тогда, и приехала
сказать вам, что я
не могу
ничего переменить.
Она поехала в игрушечную лавку, накупила игрушек и обдумала план действий. Она приедет рано утром, в 8 часов, когда Алексей Александрович еще, верно,
не вставал. Она будет иметь в руках деньги, которые даст швейцару и лакею, с тем чтоб они пустили ее, и,
не поднимая вуаля,
скажет, что она от крестного отца Сережи приехала поздравить и что ей поручено поставить игрушки у кровати сына. Она
не приготовила только тех слов, которые она
скажет сыну. Сколько она ни думала об этом, она
ничего не могла придумать.
— Оно в самом деле. За что мы едим, пьем, охотимся,
ничего не делаем, а он вечно, вечно в труде? —
сказал Васенька Весловский, очевидно в первый раз в жизни ясно подумав об этом и потому вполне искренно.
— Случилось, что я жду гостей, —
сказал Левин, быстрее и быстрее обламывая сильными пальцами концы расщепившейся палки. — И
не жду гостей, и
ничего не случилось, но я прошу вас уехать. Вы можете объяснить как хотите мою неучтивость.
— Нет, побудьте, пожалуйста. Мне нужно
сказать вам… нет, вам, — обратилась она к Алексею Александровичу, и румянец покрыл ей шею и лоб. — Я
не хочу и
не могу иметь от вас
ничего скрытого, —
сказала она.
— Я боюсь, что она сама
не понимает своего положения. Она
не судья, — оправляясь говорил Степан Аркадьич. — Она подавлена, именно подавлена твоим великодушием. Если она прочтет это письмо, она
не в силах будет
ничего сказать, она только ниже опустит голову.
— Да это газеты все одно говорят, —
сказал князь. — Это правда. Да уж так-то всё одно, что точно лягушки перед грозой. Из-за них и
не слыхать
ничего.
— О нет, —
сказала она, но в глазах ее он видел усилие над собой,
не обещавшее ему
ничего доброго.
— Личные мнения тут
ничего не значат, —
сказал Сергей Иваныч, — нет дела до личных мнений, когда вся Россия — народ выразил свою волю.
Кити отвечала, что
ничего не было между ними и что она решительно
не понимает, почему Анна Павловна как будто недовольна ею. Кити ответила совершенную правду. Она
не знала причины перемены к себе Анны Павловны, но догадывалась. Она догадывалась в такой вещи, которую она
не могла
сказать матери, которой она
не говорила и себе. Это была одна из тех вещей, которые знаешь, но которые нельзя
сказать даже самой себе; так страшно и постыдно ошибиться.
Сергей Иванович вздохнул и
ничего не отвечал. Ему было досадно, что она заговорила о грибах. Он хотел воротить ее к первым словам, которые она
сказала о своем детстве; но, как бы против воли своей, помолчав несколько времени, сделал замечание на ее последние слова.
«Но, кроме этого, сколько бы я ни искал, я
ничего не найду, что бы
сказать против моего чувства.
Левин
сказал жене, что он верит, что она желала ехать, только чтобы быть полезною, согласился, что присутствие Марьи Николаевны при брате
не представляет
ничего неприличного; но в глубине души он ехал недовольный ею и собой.
— Ни то, ни другое, ни третье. Я пробовал и вижу, что
ничего не могу сделать, —
сказал Левин.
— Да
ничего; кажется, что я
не получу всего, а в середу надо ехать. А вы когда? —
сказал Яшвин, жмурясь поглядывая на Вронского и, очевидно, догадываясь о происшедшей ссоре.
Когда она вошла в спальню, Вронский внимательно посмотрел на нее. Он искал следов того разговора, который, он знал, она, так долго оставаясь в комнате Долли, должна была иметь с нею. Но в ее выражении, возбужденно-сдержанном и что-то скрывающем, он
ничего не нашел, кроме хотя и привычной ему, но всё еще пленяющей его красоты, сознания ее и желания, чтоб она на него действовала. Он
не хотел спросить ее о том, что они говорили, но надеялся, что она сама
скажет что-нибудь. Но она
сказала только...
— Оченно скупы Константин Дмитрич, —
сказал он с улыбкой, обращаясь к Степану Аркадьичу, — окончательно
ничего не укупишь. Торговал пшеницу, хорошие деньги давал.
— Да ты думаешь, она
ничего не понимает? —
сказал Николай. — Она всё это понимает лучше всех нас. Правда, что есть в ней что-то хорошее, милое?
—
Ничего удивительного нет, когда столько видишь и слышишь, —
сказала Анна. — А вы, верно,
не знаете даже, из чего делают дома?
— Только
не изменяйте
ничего. Оставьте всё как есть, —
сказал он дрожащим голосом. — Вот ваш муж.
«То и прелестно, — думал он, возвращаясь от Щербацких и вынося от них, как и всегда, приятное чувство чистоты и свежести, происходившее отчасти и оттого, что он
не курил целый вечер, и вместе новое чувство умиления пред ее к себе любовью, — то и прелестно, что
ничего не сказано ни мной, ни ею, но мы так понимали друг друга в этом невидимом разговоре взглядов и интонаций, что нынче яснее, чем когда-нибудь, она
сказала мне, что любит.
— А знаешь, я о тебе думал, —
сказал Сергей Иванович. — Это ни на что
не похоже, что у вас делается в уезде, как мне порассказал этот доктор; он очень неглупый малый. И я тебе говорил и говорю: нехорошо, что ты
не ездишь на собрания и вообще устранился от земского дела. Если порядочные люди будут удаляться, разумеется, всё пойдет Бог знает как. Деньги мы платим, они идут на жалованье, а нет ни школ, ни фельдшеров, ни повивальных бабок, ни аптек,
ничего нет.
— Положим, какой-то неразумный ridicule [смешное] падает на этих людей, но я никогда
не видел в этом
ничего, кроме несчастия, и всегда сочувствовал ему»,
сказал себе Алексей Александрович, хотя это и было неправда, и он никогда
не сочувствовал несчастиям этого рода, а тем выше ценил себя, чем чаще были примеры жен, изменяющих своим мужьям.
—
Ничего не понимаю. Ах, Боже мой, и как мне на беду спать хочется! —
сказала она, быстро перебирая рукой волосы и отыскивая оставшиеся шпильки.
— Во-первых, я его
ничего не просил передавать тебе, во-вторых, я никогда
не говорю неправды. А главное, я хотел остаться и остался, —
сказал он хмурясь. — Анна, зачем, зачем? —
сказал он после минуты молчания, перегибаясь к ней, и открыл руку, надеясь, что она положит в нее свою.
Это были единственные слова, которые были сказаны искренно. Левин понял, что под этими словами подразумевалось: «ты видишь и знаешь, что я плох, и, может быть, мы больше
не увидимся». Левин понял это, и слезы брызнули у него из глаз. Он еще раз поцеловал брата, но
ничего не мог и
не умел
сказать ему.
— Кити! я мучаюсь. Я
не могу один мучаться, —
сказал он с отчаянием в голосе, останавливаясь пред ней и умоляюще глядя ей в глаза. Он уже видел по ее любящему правдивому лицу, что
ничего не может выйти из того, что он намерен был
сказать, но ему всё-таки нужно было, чтоб она сама разуверила его. — Я приехал
сказать, что еще время
не ушло. Это всё можно уничтожить и поправить.
Михайлов волновался, но
не умел
ничего сказать в защиту своей мысли.
— Я
не во время, кажется, слишком рано, —
сказал он, оглянув пустую гостиную. Когда он увидал, что его ожидания сбылись, что
ничто не мешает ему высказаться, лицо его сделалось мрачно.
Слезы стояли у ней в глазах, и она
не могла бы
ничего сказать не расплакавшись.
— Да особенного
ничего нет, а только то, что Михаил Алексеевич (так звали живописца) прежде хотел ехать раньше, а теперь
не хочет уезжать, — улыбаясь
сказала Варенька.
— Да у вас в душе такой хаос теперь, что
ничего не найдете, —
сказал Катавасов. — Погодите, как разберетесь немножко, то найдете!
— Но я повторяю: это совершившийся факт. Потом ты имела,
скажем, несчастие полюбить
не своего мужа. Это несчастие; но это тоже совершившийся факт. И муж твой признал и простил это. — Он останавливался после каждой фразы, ожидая ее возражения, но она
ничего не отвечала. — Это так. Теперь вопрос в том: можешь ли ты продолжать жить с своим мужем? Желаешь ли ты этого? Желает ли он этого?
— Да что же в воскресенье в церкви? Священнику велели прочесть. Он прочел. Они
ничего не поняли, вздыхали, как при всякой проповеди, — продолжал князь. — Потом им
сказали, что вот собирают на душеспасительное дело в церкви, ну они вынули по копейке и дали. А на что — они сами
не знают.