Неточные совпадения
Я хватаюсь за слово «знаю» и говорю: ты этого
не знаешь, потому что этого тебе еще
не сказано, а ты знаешь только то, что тебе
скажут; сам ты
ничего не знаешь,
не знаешь даже того, что тем, как я начал повесть, я оскорбил, унизил тебя.
— Да, —
сказал статский, лениво потягиваясь: — ты прихвастнул, Сторешников; у вас дело еще
не кончено, а ты уж наговорил, что живешь с нею, даже разошелся с Аделью для лучшего заверения нас. Да, ты описывал нам очень хорошо, но описывал то, чего еще
не видал; впрочем, это
ничего;
не за неделю до нынешнего дня, так через неделю после нынешнего дня, — это все равно. И ты
не разочаруешься в описаниях, которые делал по воображению; найдешь даже лучше, чем думаешь. Я рассматривал: останешься доволен.
Конечно,
не очень-то приняла к сердцу эти слова Марья Алексевна; но утомленные нервы просят отдыха, и у Марьи Алексевны стало рождаться раздумье:
не лучше ли вступить в переговоры с дочерью, когда она, мерзавка, уж совсем отбивается от рук? Ведь без нее
ничего нельзя сделать, ведь
не женишь же без ней на ней Мишку дурака! Да ведь еще и неизвестно, что она ему
сказала, — ведь они руки пожали друг другу, — что ж это значит?
Так теперь я
не знаю, что я буду чувствовать, если я полюблю мужчину, я знаю только то, что
не хочу никому поддаваться, хочу быть свободна,
не хочу никому быть обязана
ничем, чтобы никто
не смел
сказать мне: ты обязана делать для меня что-нибудь!
Как только она позвала Верочку к папеньке и маменьке, тотчас же побежала
сказать жене хозяйкина повара, что «ваш барин сосватал нашу барышню»; призвали младшую горничную хозяйки, стали упрекать, что она
не по — приятельски себя ведет,
ничего им до сих пор
не сказала; младшая горничная
не могла взять в толк, за какую скрытность порицают ее — она никогда
ничего не скрывала; ей
сказали — «я сама
ничего не слышала», — перед нею извинились, что напрасно ее поклепали в скрытности, она побежала сообщить новость старшей горничной, старшая горничная
сказала: «значит, это он сделал потихоньку от матери, коли я
ничего не слыхала, уж я все то должна знать, что Анна Петровна знает», и пошла сообщить барыне.
«Однако же — однако же», — думает Верочка, — что такое «однако же»? — Наконец нашла, что такое это «однако же» — «однако же он держит себя так, как держал бы Серж, который тогда приезжал с доброю Жюли. Какой же он дикарь? Но почему же он так странно говорит о девушках, о том, что красавиц любят глупые и — и — что такое «и» — нашла что такое «и» — и почему же он
не хотел
ничего слушать обо мне,
сказал, что это
не любопытно?
Потом вдруг круто поворотила разговор на самого учителя и стала расспрашивать, кто он, что он, какие у него родственники, имеют ли состояние, как он живет, как думает жить; учитель отвечал коротко и неопределенно, что родственники есть, живут в провинции, люди небогатые, он сам живет уроками, останется медиком в Петербурге; словом
сказать, из всего этого
не выходило
ничего.
— Конечно,
не хочу! Что мне еще слушать? Ведь вы уж все
сказали; что дело почти кончено, что завтра оно решится, — видите, мой друг, ведь вы сами еще
ничего не знаете нынче. Что же слушать? До свиданья, мой друг!
На нее в самом деле было жалко смотреть: она
не прикидывалась. Ей было в самом деле больно. Довольно долго ее слова были бессвязны, — так она была сконфужена за себя; потом мысли ее пришли в порядок, но и бессвязные, и в порядке, они уже
не говорили Лопухову
ничего нового. Да и сам он был также расстроен. Он был так занят открытием, которое она сделала ему, что
не мог заниматься ее объяснениями по случаю этого открытия. Давши ей наговориться вволю, он
сказал...
— Марья Алексевна
ничего не может
сказать, потому что
не принуждает дочь.
— А если Павлу Константинычу было бы тоже
не угодно говорить хладнокровно, так и я уйду, пожалуй, — мне все равно. Только зачем же вы, Павел Константиныч, позволяете называть себя такими именами? Марья Алексевна дел
не знает, она, верно, думает, что с нами можно бог знает что сделать, а вы чиновник, вы деловой порядок должны знать. Вы
скажите ей, что теперь она с Верочкой
ничего не сделает, а со мной и того меньше.
«Знает, подлец, что с ним
ничего не сделаешь», — подумала Марья Алексевна и
сказала Лопухову, что в первую минуту она погорячилась, как мать, а теперь может говорить хладнокровно.
— Миленький мой, я застыжусь и
не скажу ничего. Будто уж это такая важность!
Вера Павловна
не сказала своим трем первым швеям ровно
ничего, кроме того, что даст им плату несколько, немного побольше той, какую швеи получают в магазинах; дело
не представляло
ничего особенного; швеи видели, что Вера Павловна женщина
не пустая,
не легкомысленная, потому без всяких недоумений приняли ее предложение работать у ней:
не над чем было недоумевать, что небогатая дама хочет завести швейную.
Но только надобно вам
сказать, что я без вас
ничего нового
не стану заводить.
Он
сказал, что действительно эту ночь спал
не совсем хорошо и вчера с вечера чувствовал себя дурно, но что это
ничего, немного простудился на прогулке, конечно, в то время, когда долго лежал на земле после беганья и борьбы; побранил себя за неосторожность, но уверил Веру Павловну, что это пустяки.
Когда я рассказывал о Лопухове, то затруднялся обособить его от его задушевного приятеля и
не умел
сказать о нем почти
ничего такого, чего
не надобно было бы повторить и о Кирсанове.
— Конечно, за Максимову и Шеину, которые знали, что со мною было прежде, я была уверена, что они
не станут рассказывать. А все-таки, я думала, что могло как-нибудь со стороны дойти до вас или до других. Ах, как я рада, что они
ничего не знают! А вам все-таки
скажу, чтобы вы знали, что какой он добрый. Я была очень дурная девушка, Вера Павловна.
Я
не имею
ничего сказать тебе.
— Разумеется, она и сама
не знала, слушает она, или
не слушает: она могла бы только
сказать, что как бы там ни было, слушает или
не слушает, но что-то слышит, только
не до того ей, чтобы понимать, что это ей слышно; однако же, все-таки слышно, и все-таки расслушивается, что дело идет о чем-то другом,
не имеющем никакой связи с письмом, и постепенно она стала слушать, потому что тянет к этому: нервы хотят заняться чем-нибудь,
не письмом, и хоть долго
ничего не могла понять, но все-таки успокоивалась холодным и довольным тоном голоса мужа; а потом стала даже и понимать.
Она, по платью и по всему, считала его человеком,
не имеющим совершенно
ничего, потому первая призналась и предложила ему венчаться, когда он, на 11 день, встал и
сказал, что может ехать домой.
В два часа ночи она еще
ничего не предвидела, он выжидал, когда она, истомленная тревогою того утра, уж
не могла долго противиться сну, вошел,
сказал несколько слов, и в этих немногих словах почти все было только непонятное предисловие к тому, что он хотел
сказать, а что он хотел
сказать, в каких коротких словах
сказал он: «Я давно
не видел своих стариков, — съезжу к ним; они будут рады» — только, и тотчас же ушел.
Почему же Катерина Васильевна
ничего не говорила отцу? — она была уверена, что это было бы напрасно: отец тогда
сказал ей так твердо, а он
не говорит даром. Он
не любит высказывать о людях мнения, которое
не твердо в нем; и никогда
не согласится на брак ее с человеком, которого считает дурным.
— Нет,
ничто не поможет, — грустно
сказала больная.
По американской привычке
не видеть
ничего необыкновенного ни в быстром обогащении, ни в разорении, или по своему личному характеру, Бьюмонт
не имел охоты ни восхититься величием ума, нажившего было три — четыре миллиона, ни скорбеть о таком разорении, после которого еще остались средства держать порядочного повара; а между тем надобно же было что-нибудь заметить в знак сочувствия чему-нибудь из длинной речи; потому он
сказал...