«Что, — пришло мне в голову, — скажет теперь Филофей: а ведь я был прав! или что-нибудь в этом роде?» Но он
ничего не сказал. Потому и я не почел за нужное упрекнуть его в неосторожности и, уложившись спать на сене, опять попытался заснуть.
Неточные совпадения
Доложу вам, я такой человек:
ничто меня так
не оскорбляет, смею
сказать, так сильно
не оскорбляет, как неблагодарность…
— Что ж вы мне
не изволите отвечать? — продолжал Павел. — Впрочем, нет… нет, — прибавил он, — этак
не дело; криком да бранью
ничего не возьмешь. Нет, вы мне лучше добром
скажите, Николай Еремеич, за что вы меня преследуете? за что вы меня погубить хотите? Ну, говорите же, говорите.
Сердцем его тоже Господь наделил добрейшим: плакал он и восторгался легко; сверх того пылал бескорыстной страстью к искусству, и уж подлинно бескорыстной, потому что именно в искусстве г. Беневоленский, коли правду
сказать, решительно
ничего не смыслил.
Посередине кабака Обалдуй, совершенно «развинченный» и без кафтана, выплясывал вперепрыжку перед мужиком в сероватом армяке; мужичок, в свою очередь, с трудом топотал и шаркал ослабевшими ногами и, бессмысленно улыбаясь сквозь взъерошенную бороду, изредка помахивал одной рукой, как бы желая
сказать: «куда ни шло!»
Ничего не могло быть смешней его лица; как он ни вздергивал кверху свои брови, отяжелевшие веки
не хотели подняться, а так и лежали на едва заметных, посоловелых, но сладчайших глазках.
Бывало, подойду к болоту,
скажу: шарш! как искать
не станет, так хоть с дюжиной собак пройди — шалишь,
ничего не найдешь! а как станет — просто рада умереть на месте!..
Это было существо доброе, умное, молчаливое, с теплым сердцем; но, бог знает отчего, от долгого ли житья в деревне, от других ли каких причин, у ней на дне души (если только есть дно у души) таилась рана, или, лучше
сказать, сочилась ранка, которую
ничем не можно было излечить, да и назвать ее ни она
не умела, ни я
не мог.
— Этого, барин, тоже никак нельзя
сказать:
не растолкуешь. Да и забывается оно потом. Придет, словно как тучка прольется, свежо так, хорошо станет, а что такое было —
не поймешь! Только думается мне: будь около меня люди —
ничего бы этого
не было и
ничего бы я
не чувствовала, окромя своего несчастья.
В тот же день, прежде чем отправиться на охоту, был у меня разговор о Лукерье с хуторским десятским. Я узнал от него, что ее в деревне прозывали «Живые мощи», что, впрочем, от нее никакого
не видать беспокойства; ни ропота от нее
не слыхать, ни жалоб. «Сама
ничего не требует, а напротив — за все благодарна; тихоня, как есть тихоня, так
сказать надо. Богом убитая, — так заключил десятский, — стало быть, за грехи; но мы в это
не входим. А чтобы, например, осуждать ее — нет, мы ее
не осуждаем. Пущай ее!»
Ничего-то он
не сказал Филофею, но тот сам тотчас натянул вожжи… Тарантас остановился.
Тем не менее вопрос «охранительных людей» все-таки не прошел даром. Когда толпа окончательно двинулась по указанию Пахомыча, то несколько человек отделились и отправились прямо на бригадирский двор. Произошел раскол. Явились так называемые «отпадшие», то есть такие прозорливцы, которых задача состояла в том, чтобы оградить свои спины от потрясений, ожидающихся в будущем. «Отпадшие» пришли на бригадирский двор, но сказать
ничего не сказали, а только потоптались на месте, чтобы засвидетельствовать.
Она благодарна была отцу за то, что он
ничего не сказал ей о встрече с Вронским; но она видела по особенной нежности его после визита, во время обычной прогулки, что он был доволен ею. Она сама была довольна собою. Она никак не ожидала, чтоб у нее нашлась эта сила задержать где-то в глубине души все воспоминания прежнего чувства к Вронскому и не только казаться, но и быть к нему вполне равнодушною и спокойною.
Неточные совпадения
Могу
сказать, что
не жалею
ничего и ревностно исполняю службу.
Городничий. Да я так только заметил вам. Насчет же внутреннего распоряжения и того, что называет в письме Андрей Иванович грешками, я
ничего не могу
сказать. Да и странно говорить: нет человека, который бы за собою
не имел каких-нибудь грехов. Это уже так самим богом устроено, и волтерианцы напрасно против этого говорят.
Осип. Да так; все равно, хоть и пойду,
ничего из этого
не будет. Хозяин
сказал, что больше
не даст обедать.
Городничий (делая Бобчинскому укорительный знак, Хлестакову).Это-с
ничего. Прошу покорнейше, пожалуйте! А слуге вашему я
скажу, чтобы перенес чемодан. (Осипу.)Любезнейший, ты перенеси все ко мне, к городничему, — тебе всякий покажет. Прошу покорнейше! (Пропускает вперед Хлестакова и следует за ним, но, оборотившись, говорит с укоризной Бобчинскому.)Уж и вы!
не нашли другого места упасть! И растянулся, как черт знает что такое. (Уходит; за ним Бобчинский.)
Городничий. Ну что ж,
скажите,
ничего не начитывали о каком-нибудь чиновнике из Петербурга?