Неточные совпадения
По
главной улице этого города быстро ехала щегольская тройка
в пошевнях.
Ее сентиментальный характер отчасти выразился и
в именах, которые она дала дочерям своим, — и — странная случайность! — инстинкт матери как бы заранее подсказал ей
главные свойства каждой девушки: старшую звали Людмилою, и действительно она была мечтательное существо; вторая — Сусанна — отличалась необыкновенною стыдливостью; а младшая — Муза — обнаруживала большую наклонность и способность к музыке.
— Зато другие, кто внимательно за вами наблюдал, знают его и почти безошибочно могут сказать,
в чем состоят его
главные наклонности! — возразил ей Марфин.
— Это черт их дери!.. Революционное или примирительное стремление они имели! — воскликнул Ченцов. — Но
главное, как рассказывал нам полковой командир, они, канальи, золото умели делать: из неблагородных металлов превращать
в благородные… Вы знавали, дядя, таких?
—
Главные противоречия, — начал он неторопливо и потирая свои руки, — это
в отношении губернатора… Одни утверждают, что он чистый вампир, вытянувший из губернии всю кровь, чего я, к удивлению моему, по делам совершенно не вижу… Кроме того, другие лица, не принадлежащие к партии губернского предводителя, мне говорят совершенно противное…
Егор Егорыч, чтобы размыкать гложущую его тоску, обскакал почти весь город и теперь ехал домой; но тут вдруг переменил намерение и велел кучеру везти себя к губернскому предводителю, с которым ему
главным образом желалось поделиться снова вспыхнувшим
в его сердце гневом.
И вообще, — продолжал Евгений с несколько уже суровым взором, — для каждого хлыста
главною заповедью служит: отречься от всего, что требуют от него церковь, начальство, общежитие, и слушаться только того, что ему говорит его внутренний голос, который он считает после его радений вселившимся
в него от духа святого, или что повелевает ему его наставник из согласников,
в коем он предполагает еще большее присутствие святого духа, чем
в самом себе.
— А я вот
в приятной беседе с вами и забыл о
главной своей просьбе: я-с на днях получил от сенатора бумагу с жалобой на меня вот этого самого хлыста Ермолаева, о котором я докладывал вашему преосвященству, и
в жалобе этой упомянуты и вы.
Беседу эту прервал и направил
в совершенно другую сторону мальчуган
в зыбке, который вдруг заревел. Первая подбежала к нему
главная его нянька — старшая сестренка и, сунув ребенку
в рот соску, стала ему, грозя пальчиком, приговаривать: «Нишкни, Миша, нишкни!»… И Миша затих.
— Нет, но она могла бы и достойна была бы сделаться масонкой, если бы пожелала того! — отвечал Егор Егорыч:
в этой мысли
главным образом убеждали его необыкновенно поэтические глаза Людмилы.
Крапчик очень хорошо понимал, что все это совершилось под давлением сенатора и делалось тем прямо
в пику ему; потом у Крапчика с дочерью с каждым днем все более и более возрастали неприятности: Катрин с тех пор, как уехал из губернского города Ченцов, и уехал даже неизвестно куда, сделалась совершеннейшей тигрицей;
главным образом она, конечно, подозревала, что Ченцов последовал за Рыжовыми, но иногда ей подумывалось и то, что не от долга ли карточного Крапчику он уехал, а потому можно судить, какие чувства к родителю рождались при этой мысли
в весьма некроткой душе Катрин.
Дело
в имении Крапчика было чисто измышлено Звездкиным, который, явно уже действуя заодно с m-me Клавской, старался вредить, чем только возможно, всем врагам губернатора,
в числе коих Крапчик, конечно, был одним из самых
главных.
Граф остался
в размышлении: тысячи соображений у него прошли
в голове, и яснее всего ему определилось, что взятая им на себя ревизия губернии отзовется не легко для него
в Петербурге и что
главный исполнитель всех его предначертаний, Звездкин, — плут великий, которого надобно опасаться. Чтобы рассеять себя хоть сколько-нибудь от таких неприятных мыслей, граф уехал к m-me Клавской на весь остальной день и даже на значительную часть ночи.
Крапчик,
в свою очередь, немножко уж и раскаивался, что так взволновал своего друга, поняв, что теперь никаким рычагом не своротишь того с
главного предмета его беспокойств, а потому решился вытянуть из Егора Егорыча хоть малую толику пользы для своих целей.
— Хоть князю, по крайней мере, напишите, — произнес покорным голосом Крапчик, — и
главная моя просьба
в том, чтобы вы, не откладывая времени, теперь же это сделали; а то при ваших хлопотах и тревогах, пожалуй, вы забудете.
Но откуда и каким образом явилась такая резкая перемена
в воззрениях, такая рассудительность и,
главное, решительность
в действиях матери и дочери? — спросит, пожалуй, читатель.
— Не на кого! — подтвердила и Сусанна:
в сущности, она из всей семьи была более других рассудительна и,
главное, наделена твердым характером.
В заряжании ружья на двенадцать темпов и
в вытягивании носка ничего нет интересного, но,
главное, общество офицеров не по мне.
Майор через какой-нибудь час привез доктора и ни много ни мало — тогдашнего
главного врача воспитательного дома, который был
в белом галстуке и во фраке, с несколько строгою и весьма важною физиономией.
Впрочем, существенно вы одно запомните, что ни линии, ни точки
в вещественном мире нет; первая есть четвероугольник, а вторая все-таки круг, многоугольник, и он
в чистом виде существует только
в нашем уме; это — прирожденное нам понятие из мира духовного, и Сен-Мартен
главным образом хочет показать
в этих цифрах, как невещественные точка и линия сливаются с вещественными треугольником и кругом, хотя то и другие никогда не утрачивают своих различий.
— Вы, конечно, понимаете, что по-русски оно значит каменщик, и масоны этим именем назвались
в воспоминание Соломона [Соломон — царь израильский
в 1020-980 годах до нашей эры.], который, как вы тоже, вероятно, учили
в священной истории, задумал построить храм иерусалимский;
главным строителем и архитектором этого храма он выбрал Адонирама; рабочих для постройки этого храма было собрано полтораста тысяч, которых Адонирам разделил на учеников, товарищей и мастеров, и каждой из этих степеней он дал символическое слово: ученикам Иоакин, товарищам Вооз, а мастерам Иегова, но так, что мастера знали свое наименование и наименование низших степеней, товарищи свое слово и слово учеников, а ученики знали только свое слово.
Ченцов тоже оделся утонченным петиметром, но вместе с тем ему хотелось и другого: ему хотелось, например, заехать
в Английский клуб, пообедать там, а
главное, поиграть
в карты
в серьезненькую, но Катрин ему напомнила его обещание не бывать нигде без нее, и Ченцов повиновался.
Кроме вышеизложенного,
в постскриптуме письма его было прибавлено, что Петр Григорьич Крапчик одночасно скончался и что столь быстрая смерть его
главным образом последовала от побега из родительского дома Екатерины Петровны, обвенчавшейся тайно с господином Ченцовым.
— Нет, не может, — сознался тот с печальным выражением
в лице, — и по многим причинам, из коих две
главные: одна — его совесть, а другая — его супруга, которая не пожелает этого сближения!
Собственно на любви к детям и была основана дружба двух этих старых холостяков; весь остальной день они сообща обдумывали, как оформить затеянное Тулузовым дело, потом сочиняли и переписывали долженствующее быть посланным донесение
в Петербург,
в котором
главным образом ходатайствовалось, чтобы господин Тулузов был награжден владимирским крестом, с пояснением, что если он не получит столь желаемой им награды, то это может отвратить как его, так и других лиц от дальнейших пожертвований; но когда правительство явит от себя столь щедрую милость, то приношения на этот предмет потекут к нему со всех концов России.
— Не я-с говорю это, я во сне бы никогда не посмел подумать того, — отвечал ей немного уже опешивший Тулузов, — но это могут сказать другие, и,
главное, может таким образом понять правительство, которое зорко следит за подобными отношениями и обеспечивает крепостных людей от подобного самоуправства: сын этого Власия, как вы сами видели, не из смирных; грубиян и проходимец великий; он найдет себе заступу, и вам может угрожать опасность, что у вас отберут ваше имение
в опеку.
Тулузов, взяв с собой письмо Ченцова, ушел
в свое отделение, где снова прочитал это письмо и снова
главным образом обратил свое внимание на последние строки. «Может быть, и
в самом деле застрелится!» — произнес он тем же полушепотом, как прежде сказал: — «Пойдут теперь истории, надобно только не зевать!»
Вся фигура его была красива и представительна; бакенбарды плотно прилегали к щекам, как издавна приученные к тому; усы, которых он не сбривал, по праву вышедшего
в отставку с мундиром, были воинственно-внушительны; на груди Аггея Никитича из-под форменного жилета виднелась чистейшая, приготовленная под личным наблюдением Миропы Дмитриевны, коленкоровая манишка, на которой покоился орден Станислава; но собственно
главною гордостью для Аггея Никитича служили две болтающиеся медали турецкой и польской кампаний, по поводу которых он всегда говорил...
— Военная служба хороша, когда человек еще молод, любит бывать
в обществе и желает нравиться дамам, а я уж женатый… и поэтому, как говорится, ломоть отрезанный; но
главнее всего-с, — продолжал он все с большим и большим одушевлением, — служа здесь, я нахожусь
в таком недальнем расстоянии от Егора Егорыча, что могу воспользоваться его беседой, когда только он позволит мне…
С течением годов, как известно,
в каждом человеке все более и более выясняется его
главная сущность. Так случилось и со Сверстовыми. Несмотря на продолжающуюся между ними любовь, весьма часто обнаруживалось однако, что Сверстов был демократический русский мистик, а gnadige Frau лютеранская масонка, рационалистка!
— Никакого у вас собрания ложи не будет! — возглашал вполголоса Егор Егорыч. — Вы меня не поняли!.. Что
главным образом нужно для принятия
в масонство?.. Испытание и объяснение ищущему со стороны ритора!.. Положим, что Сусанна Николаевна
в ближайший пост пожелает исповедаться, — возможно это?
— Нет, тевтон, германец из Герлица, и
главным образом
в нем великого удивления достойно то, что он, будучи простым крестьянином и пася
в поле стада отца своего, почти еще ребенком имел видения.
— На этот вопрос вам можно будет ответить, когда вы сами удостоитесь узнать хотя часть этих тайн, а теперь могу вам объяснить одно, что я и тем более Егор Егорыч, как люди, давно подвизающиеся
в масонстве, способны и имеем
главной для себя целью исправлять сердца ищущих, очищать и просвещать их разум теми средствами, которые нам открыты,
в свою очередь, нашими предшественниками, тоже потрудившимися
в искании сего таинства.
Мне сначала, знаете, как человеку, тоже видавшему на своем веку фейерверки, было просто смешно видеть, как у них то одно не загорится, то другое не вовремя лопнет, а наконец сделалось страшно, когда вдруг этаких несколько шутих пустили
в народ и
главным образом
в баб и девок…
— Да собственного-то виду у него, может быть, и не было!.. Он, может быть, какой-нибудь беглый!.. Там этаких господ много проходит! — объяснил,
в свою очередь, тоже довольно правдоподобно, Сверстов. — Мне
главным образом надобно узнать, из какого именно города значится по паспорту господин Тулузов… Помнишь, я тогда еще сказал, что я, и не кто другой, как я, открою убийцу этого мальчика!
—
Главным образом, господа, я желаю, чтобы вы обратили ваше внимание на хозяйственность произведенной мною постройки и доверчиво взглянули на представленный мною по сему предмету отчет! — При этом он вынул из кармана заранее им написанный на почтовой бумаге отчет и хотел его вручить кому-нибудь из дворян; но
в этот момент громко раздался крик стоявших около него лиц...
Пока все это происходило, Сверстов, очень мало занятый собственно баллотировкой, преследовал
главную свою цель и несколько раз заезжал к Артасьеву, которого, к великому горю, все не заставал дома. Наконец однажды он поймал его, и то уже когда Иван Петрович приготовлялся уехать и был уже
в передней, продевая руку
в рукав шубы, которую подавал ему гимназический сторож. Сверстов назвал свою фамилию и объяснил, что он именно тот доктор, который лечил Пилецкого.
Не нужно было иметь большого дара наблюдения, чтобы
в этом маленьком человечке узнать
главного вождя баллотировки, на которой он мог сделать все, что пожелал бы.
Изменилась,
в свою очередь, и Муза Николаевна, но только
в противную сторону, так что, несмотря на щеголеватое домашнее платье, она казалась по крайней мере лет на пять старше Сусанны Николаевны, и
главным образом у нее подурнел цвет лица, который сделался как бы у англичанки, пьющей портер: красный и с небольшими угрями; веки у Музы Николаевны были тоже такие, словно бы она недавно плакала, и одни только ее прекрасные рыжовские глаза говорили, что это была все та же музыкантша-поэтесса.
— Почти совершенно собственная: его
главное положение выражается
в такой формуле, что все рациональное реально и все реальное рационально, и что человек должен верить
в один только ум, ибо он сам есть ум!
Пока все это творилось
в мире официальном и общественном,
в мире художественном тоже подготовлялось событие: предполагалось возобновить пьесу «Тридцать лет, или жизнь игрока» [«Тридцать лет или жизнь игрока» — драма
в трех действиях французских драматургов Виктора Дюканжа (1783—1833) и Дино.],
в которой
главную роль Жоржа должен был играть Мочалов.
Затем все
главные события моего романа позамолкли на некоторое время, кроме разве того, что Английский клуб, к великому своему неудовольствию, окончательно узнал, что Тулузов мало что представлен
в действительные статские советники, но уже и произведен
в сей чин, что потом он давал обед на весь официальный и откупщицкий мир, и что за этим обедом только что птичьего молока не было; далее, что на балу генерал-губернатора Екатерина Петровна была одета богаче всех и что сам хозяин прошел с нею полонез; последнее обстоятельство если не рассердило серьезно настоящих аристократических дам, то по крайней мере рассмешило их.
— Все это вздор и пустяки! — продолжал тот. — На людей, начинающих возвышаться, всегда возводят множество клевет и сплетен, которые потом, как комары от холода, сразу все пропадают;
главное теперь не
в том; я имею к тебе еще другую, более серьезную для меня просьбу: продать мне твою эту маленькую деревню Федюхину,
в сорок или пятьдесят душ, кажется.
Сусанна Николаевна ехала тоже под влиянием
главного своего желания успокоить, сколько возможно, сестру и Лябьева; но к этому как-то болезненно и вместе радостно примешивалась мысль об Углакове; что этот бедный мальчик влюблен
в нее до безумия, Сусанна Николаевна, к ужасу своему, очень хорошо видела.
Все это объяснялось тем, что Савелий Власьев
в настоящее время не занимался более своим ремеслом и был чем-то вроде
главного поверенного при откупе Тулузова, взяв который, Василий Иваныч сейчас же вспомнил о Савелии Власьеве, как о распорядительном, умном и плутоватом мужике.
— На жалованьи, конечно, и пусть
в кабаках даром пьют, сколько им угодно…
Главное, не медли и на днях же приищи их!
За ее мораль и нравственную чистоту Егор Егорыч нисколько не опасался, но все-таки Сусанна Николаевна была еще молода, совершенно неопытна
в жизни и,
главное, как все Рыжовы, очень доверчива; между тем Егор Егорыч, при всем своем оптимизме, совершенно убедился, что коварство, лживость, бесчестность и развращенность понятий растут
в обществе.
Главной причиной тому была неудача, постигшая его «Историю масонства
в России», которая была им окончена и которую он читал
в продолжение нескольких вечеров своим кузьмищевским масонам.
Таким образом, отец Василий должен был на всю остальную жизнь потерять всякую надежду заявить себя обществу
в том, что составляло его
главную силу и достоинство, а это было для него, как человека честолюбивого, горше смерти.
Музою же овладела
главным образом мысль, что
в отношении матери своей она всегда была дурной дочерью, так что иногда по целым месяцам, особенно после выхода замуж, не вспоминала даже о ней.