Неточные совпадения
Он шел встречу ветра по
главной улице города, уже раскрашенной огнями фонарей и магазинов; под ноги ему летели клочья бумаги, это напомнило о письме, которое Лидия и Алина читали вчера,
в саду, напомнило восклицание Алины...
— О, боже мой, можешь представить: Марья Романовна, — ты ее помнишь? — тоже была арестована, долго сидела и теперь выслана куда-то под гласный надзор полиции! Ты — подумай: ведь она старше меня на шесть лет и все еще… Право же, мне кажется, что
в этой борьбе с правительством у таких людей, как Мария,
главную роль играет их желание отомстить за испорченную жизнь…
— А
главное, держите ноги
в тепле.
— Все мы живем по закону состязания друг с другом,
в этом и обнаруживается
главная глупость наша.
А через три дня утром он стоял на ярмарке
в толпе, окружившей часовню, на которой поднимали флаг, открывая всероссийское торжище. Иноков сказал, что он постарается провести его на выставку
в тот час, когда будет царь, однако это едва ли удастся, но что, наверное, царь посетит
Главный дом ярмарки и лучше посмотреть на него там.
—
Главный кирпич не
в карнизе, а
в фундаменте.
В маленьком, прозрачном облаке пряталась луна, правильно круглая, точно желток яйца, внизу, над крышами, — золотые караваи церковных глав, все было окутано лаской летней ночи, казалось обновленным и,
главное, благожелательным человеку.
Самгин свернул за угол
в темный переулок, на него налетел ветер, пошатнул, осыпал пыльной скукой. Переулок был кривой, беден домами, наполнен шорохом деревьев
в садах, скрипом заборов, свистом
в щелях; что-то хлопало, как плеть пастуха, и можно было думать, что этот переулок —
главный путь, которым ветер врывается
в город.
Главное начиналось, когда занавес снова исчезал и к рампе величественно подходила Алина Августова
в белом, странно легком платье, которое не скрывало ни одного движения ее тела, с красными розами
в каштановых волосах и у пояса.
— Ежели вы докладать будете про этот грабеж, так самый
главный у них — печник. Потом этот,
в красной рубахе. Мишка Вавилов, ну и кузнец тоже. Мосеевы братья… Вам бы, для памяти, записать фамилии ихние, — как думаете?
— На втором полотне все краски обесцвечены, фигурки уже не крылаты, а выпрямлены; струистость, дававшая впечатление безумных скоростей, — исчезла, а
главное в том, что и картина исчезла, осталось нечто вроде рекламы фабрики красок — разноцветно тусклые и мертвые полосы.
Он посмотрел, как толпа втискивала себя
в устье
главной улицы города, оставляя за собой два широких хвоста, вышел на площадь, примял перчатку подошвой и пошел к набережной.
Самгин чувствовал себя
в потоке мелких мыслей, они проносились, как пыльный ветер по комнате,
в которой открыты окна и двери. Он подумал, что лицо Марины мало подвижно, яркие губы ее улыбаются всегда снисходительно и насмешливо;
главное в этом лице — игра бровей, она поднимает и опускает их, то — обе сразу, то — одну правую, и тогда левый глаз ее блестит хитро. То, что говорит Марина, не так заразительно, как мотив: почему она так говорит?
«Мадам де Бюрн — женщина без темперамента и — все-таки… Она берегла свое тело, как слишком дорогое платье. Это — глупо. Марина — менее мещанка.
В сущности, она даже едва ли мещанка. Стяжательница? Да, конечно. Однако это не
главное ее…»
— «Западный буржуа беднее русского интеллигента нравственными идеями, но зато его идеи во многом превышают его эмоциональный строй, а
главное — он живет сравнительно цельной духовной жизнью». Ну, это уже какая-то поповщинка! «Свойства русского национального духа указуют на то, что мы призваны творить
в области религиозной философии». Вот те раз! Это уже — слепота. Должно быть, Бердяев придумал.
Главным образом мне приходится теперь бороться с простым политическим хулиганством — так все измельчало
в революционном лагере.
— Расквакались, как лягушки
в болоте. Заметил ты — вот уж который год
главной темой литературных бесед служит смерть?
— Обнажаю, обнажаю, — пробормотал поручик, считая деньги. — Шашку и Сашку, и Машку, да, да! И не иду, а — бегу. И — кричу. И размахиваю шашкой.
Главное: надобно размахивать, двигаться надо! Я, знаете, замечательные слова поймал
в окопе, солдат солдату эдак зверски крикнул: «Что ты, дурак, шевелишься, как живой?»
—
Главное, голубчик мой,
в том, что бога — нет! — бормотал поручик, закурив папиросу, тщательно, как бы удовлетворяя давнюю привычку, почесывая то грудь, то такие же мохнатые ноги.
Самгин, видя, что этот человек прочно занял его место, — ушел; для того, чтоб покинуть собрание, он — как ему казалось — всегда находил момент, который должен был вызвать
в людях сожаление: вот уходит от нас человек, не сказавший
главного, что он знает.
Эта уверенность, вызывая
в нем чувство гордости,
в то же время и все более ощутимо тревожила: нужно иметь это «
главное», а оно все еще не слагалось из его пестрого опыта.