Неточные совпадения
Между
тем старуха тоже беспокоилась о своей горничной и беспрестанно посылала узнавать: что, лучше
ли ей?
— Герои романа французской писательницы Мари Коттен (1770—1807): «Матильда или Воспоминания, касающиеся истории Крестовых походов».], о странном трепете Жозефины, когда она, бесчувственная, лежала на руках адъютанта, уносившего ее после объявления ей Наполеоном развода; но так как во всем этом весьма мало осязаемого, а женщины, вряд
ли еще не более мужчин, склонны в чем бы
то ни было реализировать свое чувство (ну, хоть подушку шерстями начнет вышивать для милого), — так и княгиня наконец начала чувствовать необходимую потребность наполнить чем-нибудь эту пустоту.
Вышел Видостан, в бархатном кафтане, обшитом позументами, и в шапочке набекрень. После него выбежали Тарабар и Кифар. Все эти лица мало заняли Павла. Может быть, врожденное эстетическое чувство говорило в нем, что самые роли были чепуха великая, а исполнители их — еще и хуже
того. Тарабар и Кифар были именно
те самые драчуны, которым после представления предстояло отправиться в часть. Есть
ли возможность при подобных обстоятельствах весело играть!
Перед экзаменом инспектор-учитель задал им сочинение на
тему: «Великий человек». По словесности Вихров тоже был первый, потому что прекрасно знал риторику и логику и, кроме
того, сочинял прекрасно. Счастливая мысль мелькнула в его голове: давно уже желая высказать
то, что наболело у него на сердце, он подошел к учителю и спросил его, что можно
ли, вместо заданной им
темы, написать на
тему: «Случайный человек»?
— Разное-то тут не
то, — возразил Николай Силыч, — а
то, что, может, ложно поняли — не в наш
ли огород камушки швыряют?
Когда он пошел домой, теплая августовская ночь и быстрая ходьба взволновали его еще более; и вряд
ли я даже найду красок в моем воображении, чтобы описать
то, чем представлялась ему Мари.
— А вот, кстати, — начал Павел, — мне давно вас хотелось опросить: скажите, что значил, в первый день нашего знакомства, этот разговор ваш с Мари о
том, что пишут
ли ей из Коломны, и потом она сама вам что-то такое говорила в саду, что если случится это — хорошо, а не случится — тоже хорошо.
Совестливые до щепетильности, супруг и супруга — из
того, что они с Павла деньги берут, — бог знает как начали за ним ухаживать и беспрестанно спрашивали его: нравится
ли ему стол их, тепло
ли у него в комнате?
Отдача сына на казну, без платы, вряд
ли не была для полковника одною из довольно важных причин желания его, чтобы
тот поступил в Демидовское.
— Так что же вы говорите, я после этого уж и не понимаю! А знаете
ли вы
то, что в Демидовском студенты имеют единственное развлечение для себя — ходить в Семеновский трактир и пить там? Большая разница Москва-с, где — превосходный театр, разнообразное общество, множество библиотек, так что, помимо ученья, самая жизнь будет развивать меня, а потому стеснять вам в этом случае волю мою и лишать меня, может быть, счастья всей моей будущей жизни — безбожно и жестоко с вашей стороны!
— Когда лучше узнаю историю,
то и обсужу это! — отвечал Павел тоже сухо и ушел; но куда было девать оставшиеся несколько часов до ночи? Павлу пришла в голову мысль сходить в дом к Есперу Иванычу и посмотреть на
те места, где он так счастливо и безмятежно провел около года, а вместе с
тем узнать, нет
ли каких известий и от Имплевых.
— Никак уж!.. Но скажите, как же вы, однако, и давно
ли вы здесь?.. — спросил Павел в одно и
то же время сконфуженным и обрадованным голосом.
— И папенька-то ваш тоже, — продолжал Макар Григорьев
тем же сердитым голосом, — пишет: «Прими сына!» Да что у меня, апартаменты, что
ли, какие настроены в Москве?
Полковник смотрел на всю эту сцену, сидя у открытого окна и улыбаясь; он все еще полагал, что на сына нашла временная блажь, и вряд
ли не
то же самое думал и Иван Алексеев, мужик, столь нравившийся Павлу, и когда все пошли за Кирьяном к амбару получать провизию, он остался на месте.
Когда Павел приехал к становой квартире (она была всего в верстах в двух от села) и вошел в небольшие сенцы,
то увидел сидящего тут человека с обезображенным и совершенно испитым лицом, с кандалами на ногах; одною рукой он держался за ногу, которую вряд
ли не до кости истерло кандалою.
—
Тот его — кочергой сейчас, как заметит, что от рыла-то у него пахнет. Где тут об него руки-то марать; проберешь
ли его кулаком! Ну, а кочерги побаивается, не любит ее!
Выйдя на двор, гостьи и молодой хозяин сначала направились в яровое поле, прошли его, зашли в луга, прошли все луга, зашли в небольшой перелесок и
тот весь прошли. В продолжение всего этого времени, m-lle Прыхина беспрестанно уходила
то в одну сторону,
то в другую, видимо, желая оставлять Павла с m-me Фатеевой наедине.
Та вряд
ли даже, в этом случае, делала ей какие-либо особенные откровенности, но она сама догадалась о многом: о, в этом случае m-lle Прыхина была преопытная и предальновидная!
Он велел остановиться, вышел из экипажа и приказал Ивану себя почистить, а сам отдал мужику обещанную ему красненькую;
тот, взяв ее в руки, все еще как бы недоумевал, что не сон
ли это какой-нибудь: три-четыре версты проводив, он получил десять рублей!
— Да, но бог знает — это понимание не лучше
ли нынешнего городско-развратного взгляда на женщину. Пушкин очень любил и знал хорошо женщин, и
тот, однако, для романа своего выбрал совершенно безупречную женщину!.. Сколько вы ни усиливайте вашего воображения, вам выше Татьяны — в нравственном отношении — русской женщины не выдумать.
— Батюшка, не пора
ли вам принять лекарство? — сказала затем Мари, подходя и наклоняясь к больному, как бы для
того, чтобы он лучше ее слышал.
— Ну, а эта госпожа не такого сорта, а это несчастная жертва, которой, конечно, камень не отказал бы в участии, и я вас прошу на будущее время, — продолжал Павел несколько уже и строгим голосом, — если вам кто-нибудь что-нибудь скажет про меня,
то прежде, чем самой страдать и меня обвинять, расспросите лучше меня. Угодно
ли вам теперь знать, в чем было вчера дело, или нет?
— Что их вознаграждать-то! — воскликнул Замин. — Будет уж им, помироедствовали. Мужики-то, вон, и в казну подати подай, и дороги почини, и в рекруты ступай. Что баря-то, али купцы и попы?.. Святые, что
ли? Мужички
то же говорят: «Страшный суд написан, а ни одного барина в рай не ведут, все простой народ идет с бородами».
— Эх, mon cher, мало
ли в какой форме придется в жизни сделать заем… Я раз, честью моей заверяю, заем делал во французском магазине — перчатками… Возьму в долг пару перчаток за полтора рубля серебром, а за целковый их продаю;
тем целый месяц и жил, уверяю вас!
— Ничего не надо! Вздумайте-ка только это вы завести, у вас все сейчас бедными притворятся. Мы ведь, мужики — плуты… Вы не
то что позволяйте которому оброку не доносить, пусть он платит, как следует, а потом мне, что
ли, хоть из оброку и отдадите, сколько пожелаете, а я в дом это к нему и пошлю, будто жалованья ему прибавляю, а коли не станет заслуживать
того, так отдеру.
Вихров глядел на него с некоторым недоумением: он тут только заметил, что его превосходительство был сильно простоват; затем он посмотрел и на Мари.
Та старательно намазывала масло на хлеб, хотя этого хлеба никому и не нужно было. Эйсмонд, как все замечали, гораздо казался умнее, когда был полковником, но как произвели его в генералы, так и поглупел… Это, впрочем, тогда было почти общим явлением: развязнее, что
ли, эти господа становились в этих чинах и больше высказывались…
— Вы согласитесь, что полковой командир может и сэкономить, может и не сэкономить — это в его воле; а между
тем, извольте видеть, что выходит: он будет сдавать полк, он не знает еще, сколько с него будущий командир потребует, — что же, ему свои, что
ли, деньги в этом случае прикладывать; да иногда их и нет у него…
— А в
том, что работу-то берешь, — разве знаешь, выгодна
ли она тебе будет или нет, — отвечал Макар Григорьев, — цены-то вон на материал каждую неделю меняются, словно козлы по горам скачут,
то вверх,
то вниз…
— А черт его знает! — отвечал
тот. — И вот тоже дворовая эта шаварда, — продолжал он, показывая головой в
ту сторону, куда ушел Иван, — все завидует теперь, что нам, мужикам, жизнь хороша, а им — нет. «Вы, говорит, живете как вольные, а мы — как каторжные». — «Да есть
ли, говорю, у вас разум-то на воле жить: — ежели, говорю, лошадь-то с рожденья своего взнуздана была, так, по-моему, ей взнузданной и околевать приходится».
— Что же все! — возразил Макар Григорьев. — Никогда он не мог делать
того, чтобы летать на птице верхом. Вот в нашей деревенской стороне, сударь, поговорка есть: что сказка — враль, а песня — быль, и точно: в песне вот поют, что «во саду
ли, в огороде девушка гуляла», — это быль: в огородах девушки гуляют; а сказка про какую-нибудь Бабу-ягу или Царь-девицу — враки.
Вихров написал Клеопатре Петровне только
то, что он приехал, слышал о постигшей ее потере и очень бы желал ее видеть, а потому спрашивал ее: может
ли он к ней приехать?
— Monsieur Вихров, вы
ли это? — воскликнула и
та, в свою очередь, всплескивая руками.
Вихров понять никак не мог: роман
ли его был очень плох, или уж слушательницы его были весьма плохие в
том судьи.
— Барынька-то у него уж очень люта, — начал он, — лето-то придет, все посылала меня — выгоняй баб и мальчиков, чтобы грибов и ягод ей набирали; ну, где уж тут: пойдет
ли кто охотой… Меня допрежь
того невесть как в околотке любили за мою простоту, а тут в селенье-то придешь, точно от медведя какого мальчишки и бабы разбегутся, — срам! — а не принесешь ей, — ругается!.. Псит-псит, хуже собаки всякой!.. На последние свои денежки покупывал ей, чтобы только отвязаться, — ей-богу!
— Тоже жадный, — продолжал Добров, — бывало, на ярмарчишку какую приедем, тотчас всех сотских, письмоводителя, рассыльных разошлет по разным торговцам смотреть — весы ладны
ли да товар свеж
ли, и все до
той поры, пока не поклонятся ему; а поклонись тоже — не маленьким; другой, пожалуй, во весь торг и не выторгует
того, так что многие торговцы и ездить совсем перестали на ярмарки в наш уезд.
— Вот у него с маменькой своей какая по любви-то история была, сильнеющая; он года с три, что
ли,
тому назад приезжал сюда на целое лето, да и втюрился тут в одну крестьянскую девушку свою.
— Нет, больше
того!.. Виц-директором, что
ли, каким-то сделан!.. Как тогда в Питер-то воротился отсюда, так в эту должность и произвели его.
Если бы Клеопатра Петровна обухом ударила Вихрова по голове,
то меньше бы его удивила, чем этими словами. Первая мысль его при этом была, что ответствен
ли он перед этой женщиной, и если ответствен,
то насколько. Он ее не соблазнял, она сама почти привлекла его к себе; он не отнимал у нее доброго имени, потому что оно раньше у нее было отнято. Убедившись таким образом в правоте своей, он решился высказать ей все прямо: выпитое шампанское много помогло ему в этом случае.
Кергель все это время напевал негромко стихотворение Бенедиктова, начинавшееся
тем, что поэт спрашивал какую-то Нину, что помнит
ли она
то мгновенье, когда он на нее смотрел.
Когда они миновали лес,
то им всего оставалось какие-нибудь два-три поля; но — увы! — эти поля представляли вряд
ли не самый ужасный путь из всего ими проеханного.
За себя — нельзя, а за другую можно! — отвечала Прыхина и больше уже до самого бала не уходила от Захаревских; даже свой бальный наряд она стала надевать на себя у них, а вместе с
тем наряжала и Юлию, вряд
ли еще не с большим увлечением, чем самое себя.
Я тебя, по старой нашей дружбе, хочу предостеречь в этом случае: особа эта очень милая и прелестная женщина, когда держишься несколько вдали от нее, но вряд
ли она будет такая, когда сделается чьей бы
то ни было женою; у ней, как у Януса [Янус — римское божество дверей, от латинского слова janua — дверь.
Вихров несколько времени еще оставался с Плавиным, как бы ожидая, не скажет
ли тот чего-нибудь; но Плавин молчал, и при прощанье, наконец, видно было даже, что он хотел что-то такое сказать, — однако не решился на это и только молча расцеловался с Вихровым.
— Съедят! — подтвердил и Миротворский. — Управляющий и без
того желает, чтобы нельзя
ли как-нибудь его без суда, а административно распорядиться и сослать на Кавказ.
— Не изменю-с! И как же изменить ее, — продолжал Иван Кононов с некоторою уже усмешкою, — коли я, извините меня на
том, вашего духовенства видеть не могу с духом спокойным; кто хошь, кажется, приди ко мне в дом, — калмык
ли, татарин
ли, — всех приму, а священников ваших не принимаю, за что самое они и шлют на меня доносы-то!
— Он сам вряд
ли не поп ихной раскольничей, — шепнул между
тем Миротворский Вихрову.
— Это не
то, что понравилось, это какой-то трепет гражданский произвело во мне; и вы знаете
ли, что у нас следователь в одном лице своем заключает и прокурора иностранного, и адвоката, и присяжных, и все это он делает один, тайно в своей коморе.
— Смотрите, что выходит, — продолжал Вихров, — по иностранным законам прокурор должен быть пристрастно строг, а адвокат должен быть пристрастно человечен, а следователь должен быть
то и другое, да еще носить в себе убеждение присяжных, что виновно
ли известное лицо или нет, и сообразно с этим подбирать все факты.
Вслед за
тем Вихров объехал все, какие были в городе, книжные лавчонки, везде спрашивал, нет
ли каких-нибудь книг о раскольниках, — и не нашел ни одной.
— Но нас ведь сначала, — продолжала Юлия, — пока вы не написали к Живину, страшно напугала ваша судьба: вы человека вашего в деревню прислали,
тот и рассказывал всем почти, что вы что-то такое в Петербурге про государя, что
ли, говорили, — что вас схватили вместе с ним, посадили в острог, — потом, что вас с кандалами на ногах повезли в Сибирь и привезли потом к губернатору, и что
тот вас на поруки уже к себе взял.
«У меня появилось еще новое занятие: здесь затевается театр, и я буду участвовать в нем; ну, не живучий
ли я и не резвый
ли котенок после
того: всякий вздор меня увлекает!»