Неточные совпадения
Никто уже не сомневался в ее положении; между тем сама Аннушка, как ни тяжело ей было, слова не смела пикнуть о своей дочери — она хорошо знала
сердце Еспера Иваныча: по своей стыдливости, он скорее согласился бы умереть, чем признаться в известных отношениях
с нею или
с какою бы то ни было другою женщиной: по какому-то врожденному и непреодолимому для него самого чувству целомудрия, он как бы хотел уверить целый мир, что он вовсе не знал утех любви и что это никогда для него и не существовало.
Анна Гавриловна, — всегда обыкновенно переезжавшая и жившая
с Еспером Иванычем в городе, и видевши, что он почти каждый вечер ездил к князю, — тоже, кажется, разделяла это мнение, и один только ум и высокие качества
сердца удерживали ее в этом случае:
с достодолжным смирением она сознала, что не могла же собою наполнять всю жизнь Еспера Иваныча, что, рано или поздно, он должен был полюбить женщину, равную ему по положению и по воспитанию, — и как некогда принесла ему в жертву свое материнское чувство, так и теперь задушила в себе чувство ревности, и (что бы там на
сердце ни было) по-прежнему была весела, разговорчива и услужлива, хотя впрочем, ей и огорчаться было не от чего…
Открытие всех этих тайн не только не уменьшило для нашего юноши очарования, но, кажется, еще усилило его; и пока он осматривал все это
с трепетом в
сердце — что вот-вот его выведут, — вдруг раздался сзади его знакомый голос...
Она, в свою очередь, кажется, заметила не совсем благоприятное впечатление, произведенное избранником
сердца ее на Павла, и ей, как видно, хотелось по этому поводу переговорить
с ним, потому что она, явно без всякой особенной надобности, услала Постена.
Мысль, что она не вышла еще замуж и что все эти слухи были одни только пустяки, вдруг промелькнула в голове Павла, так что он в комнату дяди вошел
с сильным замиранием в
сердце — вот-вот он ее увидит, — но, увы, увидел одного только Еспера Иваныча, сидящего хоть и
с опустившейся рукой, но чрезвычайно гладко выбритого, щеголевато одетого в шелковый халат и кругом обложенного книгами.
«Не лучше ли бы было, — думал Павел
с горечью в
сердце, глядя, как все они
с усердием молились, — чем возлагать надежды на неведомое существо, они выдумали бы себе какой-нибудь труд поумней или выбили бы себе другое социальное положение!»
— В комедии-с, — продолжал Александр Иванович, как бы поучая его, — прежде всего должен быть ум, острота, знание
сердца человеческого, — где же у вашего Гоголя все это, где?
В день отъезда, впрочем, старик не выдержал и
с утра еще принялся плакать. Павел видеть этого не мог без боли в
сердце и без некоторого отвращения. Едва выдержал он минуты последнего прощания и благословения и, сев в экипаж, сейчас же предался заботам, чтобы Петр не спутался как-нибудь
с дороги. Но тот ехал слишком уверенно: кроме того, Иван, сидевший рядом
с ним на козлах и любивший, как мы знаем, покритиковать своего брата, повторял несколько раз...
Наконец, он подъехал к крыльцу. Мелькнувшее в окне лицо m-me Фатеевой успокоило Павла — она дома.
С замирающим
сердцем он начал взбираться по лестнице. Хозяйка встретила его в передней.
Вскоре раздалось довольно нестройное пение священников. Павла точно ножом кольнуло в
сердце. Он взглянул на Мари; она стояла
с полными слез глазами, но ему и это показалось притворством
с ее стороны.
— Послушайте, Неведомов, — начал Вихров
с некоторым уже
сердцем, — нам
с вами секретничать нечего: мы не дипломаты, пришедшие друг друга обманывать. Будемте говорить прямо: вы любите эту девушку; но она, как видно из ее слов, предпочла вам Салова.
— Ну, это вряд ли так, — возразил Вихров, но в душе почти согласился
с m-me Фатеевой, хорошо, как видно, знавшей и понимавшей
сердце мужчин.
Павел, высадив Анну Ивановну на Тверской, поехал к себе на Петровку. Он хотя болтал и шутил дорогой, но на
сердце у него кошки скребли. Дома он первого встретил Замина
с каким-то испуганным лицом и говорящего почти шепотом.
— По-моему, лучше поденщиком быть, чем негодяем-чиновником, — заметила уже
с некоторым
сердцем Мари.
Павел тоже
с удовольствием и одобрительно на нее смотрел: у него опять уже
сердце забилось столь знакомым ему чувством к Мари.
Герой мой очень хорошо видел, что в
сердце кузины дует гораздо более благоприятный для него ветер: все подробности прошедшего
с Мари так живо воскресли в его воображении, что ему нетерпеливо захотелось опять увидеть ее, и он через три — четыре дня снова поехал к Эйсмондам; но — увы! — там произошло то, чего никак он не ожидал.
С письмом этим Вихров предположил послать Ивана и ожидал доставить ему удовольствие этим, так как он там увидится
с своей Машей, но
сердце Ивана уже было обращено в другую сторону; приехав в деревню, он не преминул сейчас же заинтересоваться новой горничной, купленной у генеральши, но та сейчас сразу отвергла все его искания и прямо в глаза назвала его «сушеным судаком по копейке фунт».
— А это штука еще лучше! — произнес доктор как бы про себя и потом снова задиктовал: — Правое ухо до половины оторвано; на шее — три пятна
с явными признаками подтеков крови; на груди переломлено и вогнуто вниз два ребра; повреждены легкие и
сердце. Внутренности и вскрывать нечего. Смерть прямо от этого и последовала, — видите все это?
Вихров, разумеется, очень хорошо понимал, что со стороны высокого мужика было одно только запирательство; но как его было уличить: преступник сам от своих слов отказывался, из соседей никто против богача ничего не покажет, чиновники тоже не признаются, что брали от него взятки; а потому
с сокрушенным
сердцем Вихров отпустил его, девку-работницу сдал на поруки хозяевам дома, а Парфена велел сотскому и земскому свезти в уездный город, в острог.
— Да это, благодарим милость вашу, было немножко, — отвечал
с улыбкою голова. — То, ваше высокородие, горестно, что иконы все больше родительского благословения, — и их там тоже, как мы наслышаны, не очень хранят, в сарай там али в подвал даже свалят гуртом: сырость, прель, гадина там разная, — кровью даже
сердце обливается, как и подумаешь о том.
— Да-с, приказал мне прибыть к нему; почесть уж и
с постельки не поднимался при мне, все вода-то ему к
сердцу приливала, а все, судырь, печаловался и кручинился об вас.
— Прощайте, Вихров, — сказала ему Юлия
с каким-то особенным ударением. — Я сегодня убедилась, что у вас прекрасное
сердце.
Вихрова точно кольнуло что-то неприятное в
сердце — это был Плавин. Он гордо раскланялся
с некоторыми молодыми людьми и прямо подошел к хозяину.
— Ты все сердишься и не хочешь согласиться со мной, что я совершенно права, — и поверь мне, что ты сам гораздо скорее разлюбишь меня, когда весь мой мир в тебе заключится; мы
с тобой не молоденькие, должны знать и понимать
сердце человеческое.
Неточные совпадения
Городничий. И не рад, что напоил. Ну что, если хоть одна половина из того, что он говорил, правда? (Задумывается.)Да как же и не быть правде? Подгулявши, человек все несет наружу: что на
сердце, то и на языке. Конечно, прилгнул немного; да ведь не прилгнувши не говорится никакая речь.
С министрами играет и во дворец ездит… Так вот, право, чем больше думаешь… черт его знает, не знаешь, что и делается в голове; просто как будто или стоишь на какой-нибудь колокольне, или тебя хотят повесить.
Лука Лукич. Что ж мне, право,
с ним делать? Я уж несколько раз ему говорил. Вот еще на днях, когда зашел было в класс наш предводитель, он скроил такую рожу, какой я никогда еще не видывал. Он-то ее сделал от доброго
сердца, а мне выговор: зачем вольнодумные мысли внушаются юношеству.
Я, кажется, всхрапнул порядком. Откуда они набрали таких тюфяков и перин? даже вспотел. Кажется, они вчера мне подсунули чего-то за завтраком: в голове до сих пор стучит. Здесь, как я вижу, можно
с приятностию проводить время. Я люблю радушие, и мне, признаюсь, больше нравится, если мне угождают от чистого
сердца, а не то чтобы из интереса. А дочка городничего очень недурна, да и матушка такая, что еще можно бы… Нет, я не знаю, а мне, право, нравится такая жизнь.
Впопад ли я ответила — // Не знаю… Мука смертная // Под
сердце подошла… // Очнулась я, молодчики, // В богатой, светлой горнице. // Под пологом лежу; // Против меня — кормилица, // Нарядная, в кокошнике, //
С ребеночком сидит: // «Чье дитятко, красавица?» // — Твое! — Поцаловала я // Рожоное дитя…
Чудо
с отшельником сталося: // Бешеный гнев ощутил, // Бросился к пану Глуховскому, // Нож ему в
сердце вонзил!