Неточные совпадения
Полковник был от души рад отъезду последнего, потому что мальчик этот, в
самом деле, оказался ужасным шалуном: несмотря на то, что все-таки был не дома, а в гостях, он успел уже слазить на все крыши, отломил у коляски дверцы, избил
маленького крестьянского мальчишку и, наконец, обжег себе в кузнице страшно руку.
— Весь он у меня, братец, в мать пошел: умная ведь она у меня была, но тоже этакая пречувствительная и претревожная!.. Вот он тоже
маленьким болен сделался; вдруг вздумала: «Ай, батюшка, чтобы спасти сына от смерти, пойду
сама в Геннадьев монастырь пешком!..» Сходила, надорвалась, да и жизнь кончила, так разве бог-то требует того?!
— Я вот велю у вас все книги обобрать, — заключила старушка и погрозила ему своим
маленьким пальцем, а
сама в это время мельком взглянула на Павла.
— А именно — например, Лоренцо, монах, францисканец, человек совершенно уже бесстрастный и обожающий одну только природу!.. Я, пожалуй, дам вам
маленькое понятие, переведу несколько намеками его монолог… — прибавил Неведомов и, с заметным одушевлением встав с своего дивана, взял одну из книг Шекспира и развернул ее. Видимо, что Шекспир был
самый любимый поэт его.
— Как что же? — перебил его Неведомов. — Поэзия, в
самых смелых своих сравнениях и метафорах, все-таки должна иметь здравый человеческий смысл. У нас тоже, — продолжал он, видимо, разговорившись на эту тему, — были и есть своего рода
маленькие Викторы Гюго, без свойственной, разумеется, ему силы.
Становая своею полною фигурой напомнила ему г-жу Захаревскую, а солидными манерами — жену Крестовникова. Когда вышли из церкви, то господин в синем сюртуке подал ей манто и
сам уселся на
маленькую лошаденку, так что ноги его почти доставали до земли. На этой лошаденке он отворил для господ ворота. Становая, звеня колокольцами, понеслась марш-марш вперед. Павел поехал рядом с господином в синем сюртуке.
— Ну, не видишь, так и прекрасно! — проговорила обиженная этим m-lle Прыхина, — и, в
самом деле, досадно: за все участие ее хоть бы
малою откровенностью ее вознаградили!
— Ангел мой, я
сам не
меньше тебя люблю, — говорил Павел, тоже обнимая и крепко целуя ее, — но кто же тебе рассказал — где я?
Павел на другой же день обошел всех своих друзей, зашел сначала к Неведомову. Тот по-прежнему был грустен, и хоть Анна Ивановна все еще жила в номерах, но он, как
сам признался Павлу, с нею не видался. Потом Вихров пригласил также и Марьеновского, только что возвратившегося из-за границы, и двух веселых
малых, Петина и Замина. С Саловым он уже больше не видался.
— Вот как-с! Столоначальник департамента. Это уж ранг не
малый! — говорил Павел и
сам с собой думал: «Ну, теперь я понимаю, зачем он приехал! Чтобы поважничать передо мною».
По окончании обедни священник с дьяконом вышли на средину церкви и начали перед
маленьким столиком, на котором стояло распятие и кутья, кадить и служить панихиду; а Кирьян, с огромным пучком свеч, стал раздавать их народу, подав при этом Вихрову
самую толстую и из белого воску свечу.
Барин наш терпел, терпел, — и только раз, когда к нему собралась великая компания гостей, ездили все они медведя поднимать, подняли его, убили, на радости, без сумнения, порядком выпили; наконец, после всего того, гости разъехались, остался один хозяин дома, и скучно ему: разговоров иметь не с кем, да и голова с похмелья болит; только вдруг докладывают, что священник этот
самый пришел там за каким-то дельцем
маленьким…
Если бы Клеопатра Петровна обухом ударила Вихрова по голове, то
меньше бы его удивила, чем этими словами. Первая мысль его при этом была, что ответствен ли он перед этой женщиной, и если ответствен, то насколько. Он ее не соблазнял, она
сама почти привлекла его к себе; он не отнимал у нее доброго имени, потому что оно раньше у нее было отнято. Убедившись таким образом в правоте своей, он решился высказать ей все прямо: выпитое шампанское много помогло ему в этом случае.
Наконец, я, думая все-таки, что он недостаточно усердно хлопочет, поехала
сама; дачу нашла под Петергофом, — совершенный раек: так нарядно в ней все убрано; встретил меня господин, разодетый по последней моде, в
маленькой фуражке с приплюснутой тульей.
После Декабрьского восстания 1825 года кружок Петрашевского был
самым крупным проявлением протеста против самодержавно-крепостнического строя.], все молодежь, пересажали всех в крепость; тебе тоже, говорят,
маленькая неприятность выходит.
Перед наступлением первой репетиции он беспрестанно ездил ко всем участвующим и долго им толковал, что если уж играть что-либо на благородных спектаклях, так непременно надо что-нибудь большое и умное, так что все невольно прибодрились и начали думать, что они в
самом деле делают что-то умное и большое; даже председатель казенной палаты не с таким грустным видом сидел и учил роль короля Клавдия; молодежь же стала
меньше насмешничать.
Говоря по правде, герой мой решительно не знал, как приняться за порученное ему дело, и, приехав в
маленький город, в уезде которого совершилось преступление, придумал только послать за секретарем уездного суда, чтобы взять от него
самое дело, произведенное земскою полициею.
—
Самый он-с, — отвечал откровенно и даже как бы с некоторым удовольствием
малый. — Меня, ваше благородие, при том деле почесть что и не спрашивали: «Чем, говорит, жена твоя умерла? Ударом?» — «Ударом», — говорю; так и порешили дело!
— С этого
самого разу-с, — отвечал
малый.
В
маленьком домике Клеопатры Петровны окна были выставлены и горели большие местные свечи. Войдя в зальцо, Вихров увидел, что на большом столе лежала Клеопатра Петровна; она была в белом кисейном платье и с цветами на голове.
Сама с закрытыми глазами, бледная и сухая, как бы сделанная из кости. Вид этот показался ему ужасен. Пользуясь тем, что в зале никого не было, он подошел, взял ее за руку, которая едва послушалась его.
Часов в десять утра к тому же
самому постоялому двору, к которому Вихров некогда подвезен был на фельдъегерской тележке, он в настоящее время подъехал в своей коляске четверней. Молодой лакей его Михайло, бывший некогда комнатный мальчик, а теперь
малый лет восемнадцати, франтовато одетый, сидел рядом с ним. Полагая, что все злокачества Ивана произошли оттого, что он был крепостной, Вихров отпустил Михайлу на волю (он был родной брат Груши) и теперь держал его как нанятого.
Плавин жил в казенной квартире, с мраморной лестницей и с казенным, благообразным швейцаром;
самая квартира, как можно было судить по первым комнатам, была огромная, превосходно меблированная…
Маленькое общество хозяина сидело в его библиотеке, и первый, кого увидал там Вихров, — был Замин; несмотря на столько лет разлуки, он сейчас же его узнал. Замин был такой же неуклюжий, как и прежде, только больше еще растолстел, оброс огромной бородищей и был уже в не совершенно изорванном пальто.
— Непременно так, потому что
сам ты рассуди: он —
малый еще молодой, а она ведь уж немолода и собой некрасива.