Неточные совпадения
— Сережа!.. —
обратилась Александра Григорьевна
к сыну. — Отчего ты Пашу не занимаешь?.. Поди, покажи ему на пруду, как рыбки по звонку выходят… Soyez donc aimable! [Будьте же любезны! (франц.).] — прибавила она по-французски.
— Ну, проститесь и вы, будущие друзья! —
обратилась она
к детям.
— Он, батюшка!.. Кому же, окромя его — варвара!.. Я, батюшка, Михайло Поликарпыч, виновата уж, —
обратилась она
к полковнику, — больно злоба-то меня на него взяла: забежала в Петрушино
к егерю Якову Сафонычу. «Не подсидишь ли, говорю, батюшка, на лабазе [Лабаз — здесь полати в лесу, полок или помост на деревьях, откуда бьют медведей.]; не подстрелишь ли злодея-то нашего?» Обещался прийти.
— Это ваши молодцы? —
обратилась Александра Григорьевна несколько расслабленным голосом
к хозяину и показывая на двух его сыновей.
— Ах, нет, подите! Бог с вами! — почти с, ужасом воскликнула та. — Я сыта по горло, да нам пора и ехать. Вставай, Сережа! —
обратилась она
к сыну.
— Какова бестия, — а? Какова каналья? —
обратился он прямо
к жене. — Обещала, что напишет и
к графу, и
к принцу самому, а дала две цидулишки
к какому-то учителю и какому-то еще секретаришке!
— Миленький, как вырос, —
обратилась Анна Гавриловна
к Павлу и поцеловала его в голову: — вверх пожалуйте; туда барин приказал просить! — прибавила она.
— Ну, теперь, сударыня, — продолжал Еспер Иваныч, снова
обращаясь к Анне Гавриловне, — собери ты с этого дивана книги и картины и постели на нем Февей-царевичу постельку. Он полежит, и я полежу.
Паша сейчас начал читать. Еспер Иваныч, по временам, из-под очков, взглядывал на него. Наконец уже смерклось. Имплев
обратился к Паше.
Полковник решительно ничего не понял из того, что сказал Еспер Иваныч; а потому и не отвечал ему. Тот между тем
обратился к Анне Гавриловне.
Еспер Иваныч между тем
обратился к Паше.
— Все говорят, мой милый Февей-царевич, что мы с тобой лежебоки; давай-ка, не будем сегодня лежать после обеда, и поедем рыбу ловить… Угодно вам, полковник, с нами? —
обратился он
к Михайлу Поликарпычу.
— Пойдемте сегодня в театр? —
обратился Плавин
к Павлу.
— Какой это склад? —
обратился Павел снова
к складам.
Юноши наши задумали между тем дело большое. Плавин, сидевший несколько времени с закрытыми глазами и закинув голову назад, вдруг
обратился к Павлу.
— Сидеть публика будет на этих стульях; тут их, должно быть, дюжины три; потом можно будет взять мебели из гостиной!.. Ведь можно? —
обратился Плавин
к Симонову.
— Материал — рублей пятнадцать; а работа что?.. Сделаю, — отвечал Симонов и вслед за тем как-то торопливо
обратился к Павлу: — Только уж вы, пожалуйста, папеньке-то вашему напишите.
— А ты зачем так уж очень плечи-то вверх поднимал? —
обратился он
к Альнаскарову, переодевавшемуся в Климовского. — Ты бы уж лучше нос больше кверху драл, все бы больше фантазера в себе являл!
— Что ты тут делаешь? —
обратился он прямо
к Разумову.
— Позовите мне, — там вон я солдата какого-то видел! —
обратился Николай Силыч
к гимназистам.
— А ты, принц Оранский — франт канальский! —
обратился Николай Силыч
к семиклассному гимназисту. — Вези меня на лошадях твоих домой.
— Ты так пой всю жизнь, а ты так играй! —
обратился Николай Силыч сначала
к Шишмареву, а потом
к Павлу.
Или восклицал из катенинского Корнеля, прямо уже
обращаясь к Симонову...
— А что, скажи ты мне, пан Прудиус, — начал он,
обращаясь к Павлу, — зачем у нас господин директор гимназии нашей существует? Может быть, затем, чтобы руководить учителями, сообщать нам методы, как вас надо учить, — видал ты это?
— Я полагаю, господа, выгнать его надо? —
обратился инспектор-учитель
к совету.
Николай Силыч, до сего времени молчавший, при последней фразе взглянул на священника, а потом, встав на ноги,
обратился к инспектору-учителю.
Инспектор-учитель отвернулся от него и
обратился к другим учителям...
— Когда вот дяденьке-то бывает получше немножко, — вмещалась в разговор Анна Гавриловна,
обращаясь к Павлу, — так такие начнут они разговоры между собою вести: все какие-то одеялы, да твердотеты-факультеты, что я ничего и не понимаю.
— Угодно вам, mon cousin, идти с нами? —
обратилась Мари с полуулыбкой
к Павлу.
— Женщины воображают, что если мужчина молчит, так он непременно мечтает! — отвечал он ей насмешливо, а потом,
обратившись к Мари, прибавил самым развязным тоном: — Adieu, [Прощайте (франц.).] кузина!
— А вы, chere amie, сегодня очень злы! — сказала ей Мари и сама при этом покраснела. Она, кажется, наследовала от Еспера Иваныча его стыдливость, потому что от всякой малости краснела. — Ну, извольте хорошенько играть, иначе я рассержусь! — прибавила она,
обращаясь к Павлу.
— Совсем уж один останусь! — проговорил Павел и сделался так печален, что Мари, кажется, не в состоянии была его видеть и беспрестанно нарочно
обращалась к Фатеевой, но той тоже было, по-видимому, не до разговоров. Павел, посидев немного, сухо раскланялся и ушел.
— Вы тоже скоро уезжаете? —
обратился Павел
к m-me Фатеевой.
Обе хорошенькие барышни в один голос
обратились к Павлу: «Христос воскресе!» — «Воистину воскресе!» — отвечал он, модно раскланиваясь с ними.
— В Москву, — отвечал Павел совершенно покойно и, усевшись на свое место, как бы ничего особенного в начавшемся разговоре не заключалось,
обратился к ключнице, разливавшей тут же в комнате чай, и сказал: — Дай мне, пожалуйста, чаю, но только покрепче и погорячей!
— Мне, я думаю, нужней будеть жить с товарищами, а не с мужиком! —
обратился Павел наконец
к отцу с ударением.
— Завтрашний день-с, — начал он,
обращаясь к Павлу и стараясь придать как можно более строгости своему голосу, — извольте со мной ехать
к Александре Григорьевне… Она мне все говорит: «Сколько, говорит, раз сын ваш бывает в деревне и ни разу у меня не был!» У нее сын ее теперь приехал, офицер уж!..
К исправнику тоже все дети его приехали; там пропасть теперь молодежи.
— Здравствуйте, молодой человек! — сказала Александра Григорьевна, поздоровавшись сначала с полковником и
обращаясь потом довольно ласково
к Павлу, в котором сейчас же узнала, кто он был такой.
— Игрывали, я думаю, вместе, —
обратился полковник добродушно
к исправнику.
— Какому же собственно факультету посвящает себя сын ваш? — спросил настоятель,
обратившись всем телом
к полковнику.
— Да, десятым — то же, что и из лавры нашей! — подтвердил настоятель. — А у вас так выше, больше одним рангом дают, —
обратился он с улыбкой
к правоведу, явно желая показать, что ему небезызвестны и многие мирские распорядки.
— Я, признаюсь, этого решительно не понимаю, — подхватил Павел, пожимая плечами. — Вы когда можете выйти титулярным советником? —
обратился он
к правоведу.
— Это-то и дурно-с, это-то и дурно! — продолжал горячиться Павел. — Вы выйдете титулярным советником, —
обратился он снова
к правоведу, — вам, сообразно вашему чину, надо дать должность; но вы и выучиться
к тому достаточно времени не имели и опытности житейской настолько не приобрели.
— Про ваше учебное заведение, —
обратился он затем
к правоведу, — я имею доскональные сведения от моего соученика, друга и благодетеля, господина Сперанского [Сперанский Михаил Михайлович (1772—1839) — государственный деятель при Александре I и Николае I.]…
— Ах, боже мой, боже мой! — произнесла, вздохнув, Александра Григорьевна. — России, по-моему, всего нужнее не ученые, не говоруны разные, а верные слуги престолу и хорошие христиане. Так ли я, святой отец, говорю? —
обратилась она
к настоятелю.
В это время Александра Григорьевна
обратилась к настоятелю.
— Voulez-vous un cigare? [Хотите вы сигару? (франц.).] — произнес он,
обращаясь к стоявшему против него правоведу.
— Monsieur Вихров, desirez-vous? [Вы желаете? (франц.).] —
обратился Абреев
к Павлу, но тот поблагодарил и отказался от сигары: по невежеству своему, он любил курить только жуковину. […он любил курить только жуковину — ироническое название дешевого табака петербургской табачной фабрики Жукова.]
— Мишель, может, ты понимаешь? —
обратился Абреев
к кадету.
— А вас, Мишель, пускают в театр? —
обратился Абреев опять
к кадету, видимо, желая прекратить этот разговор, начавший уже принимать несколько неприязненный характер.