Неточные совпадения
Вся картина, которая рождается при этом в воображении автора, носит на себе чисто уж исторический характер: от деревянного, во вкусе итальянских вилл, дома остались теперь одни только развалины; вместо сада, в котором некогда были и подстриженные деревья, и гладко убитые дорожки, вам представляются группы бестолково растущих деревьев; в левой стороне сада, самой поэтической, где прежде устроен был «Парнас», в последнее время один аферист построил винный завод; но и аферист уж этот лопнул, и завод его стоял без окон и без дверей — словом, все, что было делом рук человеческих, в настоящее время или полуразрушилось, или совершенно было уничтожено, и один только созданный богом вид на подгородное озеро, на самый городок, на идущие по
другую сторону озера луга, — на которых,
говорят, охотился Шемяка, — оставался по-прежнему прелестен.
Будучи от природы весьма обыкновенных умственных и всяких
других душевных качеств, она всю жизнь свою стремилась раскрашивать себя и представлять, что она была женщина и умная, и добрая, и с твердым характером; для этой цели она всегда
говорила только о серьезных предметах, выражалась плавно и красноречиво, довольно искусно вставляя в свою речь витиеватые фразы и возвышенные мысли, которые ей удавалось прочесть или подслушать; не жалея ни денег, ни своего самолюбия, она входила в знакомство и переписку с разными умными людьми и, наконец, самым публичным образом творила добрые дела.
— Это, мой милый
друг, — начал он неторопливо, — есть неведомые голоса нашей души, которые
говорят в нас…
Они оба обыкновенно никогда не произносили имени дочери, и даже, когда нужно было для нее посылать денег, то один обыкновенно
говорил: «Это в Спирово надо послать к Секлетею!», а
другая отвечала: «Да, в Спирово!».
— Квартира тебе есть, учитель есть! —
говорил он сыну, но, видя, что тот ему ничего не отвечает, стал рассматривать, что на дворе происходит: там Ванька и кучер вкатывали его коляску в сарай и никак не могли этого сделать; к ним пришел наконец на помощь Симонов, поколотил одну или две половицы в сарае, уставил несколько наискось дышло, уперся в него грудью, велел
другим переть в вагу, — и сразу вдвинули.
С новым товарищем своим он все как-то мало сближался, потому что тот целые дни был каким-нибудь своим делом занят и вообще очень холодно относился к Паше, так что они даже
говорили друг другу «вы».
— Разве так рисуют деревья на декорациях? — воскликнул он: — сначала надо загрунтовать совсем темною краской, а потом и валяйте на ней прямо листья; один зеленый,
другой желтый, третий совсем черный и, наконец, четвертый совсем белый. —
Говоря это, Плавин вместе с тем и рисовал на одной декорации дерево.
— Для чего это какие-то дураки выйдут, болтают между собою разный вздор, а
другие дураки еще деньги им за то платят?.. —
говорил он, в самом деле решительно не могший во всю жизнь свою понять — для чего это люди выдумали театр и в чем тут находят удовольствие себе!
Как учредители, так и
другие актеры, репетициями много не занимались, потому что, откровенно
говоря, главным делом было не исполнение пьесы, а декорации, их перемены, освещение сзади их свечами, поднятие и опускание занавеса.
— Кто сей умный человек, изготовивший все сие? —
говорил Николай Силыч, подводя своего
друга прямо к подносу. — Умный человек сей есть Плавин, а играл, брат, все-таки и Грицка — скверно! — прибавил он, обращаясь к нему.
— Я?.. Кто же
другой, как не ты!.. — повторил полковник. — Разве про то тебе
говорят, что ты в университет идешь, а не в Демидовское!
— То было, сударь, время, а теперь —
другое: меня сейчас же, вон, полковой командир солдату на руки отдал… «Пуще глазу,
говорит, береги у меня этого дворянина!»; так тот меня и умоет, и причешет, и грамоте выучил, — разве нынче есть такие начальники!
— А вот так досадно, — продолжал Павел, — пришлось здесь пробыть
другой день. Не
говоря уже про университет, самую-то Москву хочется увидеть поскорей.
— Да, он мне очень предан; он меня обыкновенно провожал от Имплевых домой; я ему всегда давала по гривенничку на чай, и он за это получил ко мне какую-то фанатическую любовь, так что я здесь гораздо безопаснее, чем в какой-нибудь гостинице, —
говорила m-me Фатеева, но сама, как видно, думала в это время совсем об
другом.
—
Друг мой!.. — воскликнула Фатеева. — Я никак не могла тогда сказать вам того! Мари умоляла меня и взяла с меня клятву, чтобы я не проговорилась вам о том как-нибудь. Она не хотела, как сама мне
говорила, огорчать вас. «Пусть,
говорит, он учится теперь как можно лучше!»
— Как не хорошо, помилуй,
друг мой!.. Через неделю будут Бородинские маневры, надобно же ему все заранее осмотреть. Прусский король и австрийский император,
говорят, сюда едут на маневры.
Все, что он на этот раз встретил у Еспера Иваныча, явилось ему далеко не в прежнем привлекательном виде: эта княгиня, чуть живая, едущая на вечер к генерал-губернатору, Еспер Иваныч, забавляющийся игрушками, Анна Гавриловна, почему-то начавшая вдруг
говорить о нравственности, и наконец эта дрянная Мари, думавшая выйти замуж за
другого и в то же время, как справедливо
говорит Фатеева, кокетничавшая с ним.
— Выкинуть-с! — повторил Салов резким тоном, — потому что Конт прямо
говорит: «Мы знаем одни только явления, но и в них не знаем — каким способом они возникли, а можем только изучать их постоянные отношения к
другим явлениям, и эти отношения и называются законами, но сущность же каждого предмета и первичная его причина всегда были и будут для нашего разума — terra incognita». [неизвестная земля, область (лат.).]
— Начало всех начал, — повторил Салов. — А Конт им
говорит: «Вы никогда этого начала не знали и не знаете, а знаете только явления, — и явления-то только в отношении к
другому явлению, а то явление, в свою очередь, понимаете в отношении этого явления, — справедливо это или нет?
— Пускай поищет себе
другую такую!.. Пускай! —
говорила она.
Павел выходил из себя и начинал уже грубо
говорить с отцом, вдруг m-lle Прыхина (выдумай-ка кто-нибудь
другой, не столь опытный в этом деле!) предложила в горелки побегать.
«Матушка барышня, —
говорит она мне потихоньку, — что вы тут живете: наш барин на
другой хочет жениться; у него ужо вечером в гостях будет невеста с матерью, чтоб посмотреть, как он живет».
— Послушайте, Неведомов, — начал Вихров с некоторым уже сердцем, — нам с вами секретничать нечего: мы не дипломаты, пришедшие
друг друга обманывать. Будемте
говорить прямо: вы любите эту девушку; но она, как видно из ее слов, предпочла вам Салова.
— Погодите, постойте! — перебил его Павел. — Будем
говорить еще откровеннее. С этою госпожою, моею землячкою, которая приехала сюда в номера… вы, конечно, догадываетесь, в каких я отношениях; я ее безумно люблю, а между тем она, зная меня и бывши в совершенном возрасте, любила
другого.
— Как не вздор!.. И на волю-то вас отпущу, и Кирюшка какой-нибудь —
друг мой, а я уж и батькой вторым стал; разве барину следует так
говорить; мы ведь не дорого возьмем и рыло, пожалуй, после того очень поднимем.
—
Друг мой, —
говорил он, снова уже со слезами на глазах, — неужели я это так хорошо написал?.. Я вам верю в этом случае больше всех.
«Ваше сиятельство,
говорю, у вас есть малярная работа?» — «У меня,
говорит, братец, она отдана
другому подрядчику!» — «Смету,
говорю, ваше сиятельство, видеть на ее можно?..» — «Можно,
говорит, — вот,
говорит, его расчет!» Показывает; я гляжу — дешево взял!
— «Ну,
говорит, тебе нельзя, а ему можно!» — «Да,
говорю, ваше сиятельство, это один обман, и вы вот что,
говорю, один дом отдайте тому подрядчику, а
другой мне; ему платите деньги, а я пока стану даром работать; и пусть через два года, что его работа покажет, и что моя, и тогда мне и заплатите, сколько совесть ваша велит вам!» Понравилось это барину, подумал он немного…
Дело, впрочем, не совсем было так, как рассказывала Клеопатра Петровна: Фатеев никогда ничего не
говорил Прыхиной и не просил ее, чтобы жена к нему приехала, — это Прыхина все выдумала, чтобы спасти состояние для своей подруги, и поставила ту в такое положение, что, будь на месте Клеопатры Петровны
другая женщина, она, может быть, и не вывернулась бы из него.
«На, брат,
друг сердечный, —
говорю целовальнику, — прими!» Он это смекнул сейчас, подхватил у меня мешок, дал мне черта этого винища стакан-другой-третий лакнуть.
«Да правда ли,
говорит, сударь… — называет там его по имени, — что вы его не убили, а сам он убился?» — «Да,
говорит,
друг любезный, потяну ли я тебя в этакую уголовщину; только и всего,
говорит, что боюсь прижимки от полиции; но, чтобы тоже,
говорит, у вас и в селе-то между причетниками большой болтовни не было, я,
говорит, велю к тебе в дом принести покойника, а ты,
говорит, поутру его вынесешь в церковь пораньше, отслужишь обедню и похоронишь!» Понравилось это мнение священнику: деньгами-то с дьячками ему не хотелось, знаете, делиться.
— Ну, и грубили тоже немало, топором даже граживали, но все до случая как-то бог берег его; а тут, в последнее время, он взял к себе девчорушечку что ни есть у самой бедной вдовы-бобылки, и девчурка-то действительно плакала очень сильно; ну, а мать-то попервоначалу
говорила: «Что,
говорит, за важность: продержит, да и отпустит же когда-нибудь!» У этого же самого барина была еще и
другая повадка: любил он, чтобы ему крестьяне носили все, что у кого хорошее какое есть: капуста там у мужика хороша уродилась, сейчас кочень капусты ему несут на поклон; пирог ли у кого хорошо испекся, пирога ему середки две несут, — все это кушать изволит и похваливает.
— Так втюрился, — продолжал Добров, — что мать-то испугалась, чтоб и не женился; ну, а ведь хитрая, лукавая, проницательная старуха: сделала вид, что как будто бы ей ничего, позволила этой девушке в горницах даже жить, а потом, как он стал сбираться в Питер, — он так ладил, чтоб и в Питер ее взять с собой, — она сейчас ему и
говорит: «
Друг мой, это нехорошо!
— Здесь вас ожидают ваши старые знакомые, —
говорил Захаревский, идя вслед за ним. — Вот они!.. — прибавил он, показывая на двух мужчин, выделившихся из толпы и подходящих к Вихрову. Один из них был в черной широкой и нескладной фрачной паре, а
другой, напротив, в узеньком коричневого цвета и со светлыми пуговицами фраке, в серых в обтяжку брюках, с завитым хохолком и с нафабренными усиками.
—
Друг мой, что такое с вами? —
говорил он, подходя к ней и, не стесняясь присутствием Прыхиной, целуя ее.
«Не любит, видно, когда
говорят о
других: ну, будем
говорить о нем!» — подумала Юлия и снова обратилась к Вихрову...
— Под Тиньковым ничего ныне рыбы не попало, ни щеки!.. —
говорил один монах
другому.
Над героем моим, только что выпорхнувшим на литературную арену, тоже разразилась беда: напечатанная повесть его наделала шуму,
другой рассказ его остановили в корректуре и к кому-то и куда-то отправили; за ним самим,
говорят, послан был фельдъегерь, чтобы привезти его в Петербург.
— Ты это
говоришь, — возражала ему Мари, — потому что тебе самому дают за что-то кресты, чины и деньги, а до
других тебе и дела нет.
— Я жил в деревне и написал там два рассказа, из которых один был недавно напечатан, а
другой представлен в цензуру, но оба их,
говорят, теперь захватили и за мной послали фельдъегеря, чтобы арестовать меня и привезти сюда, в Петербург.
— А вот, кстати, я еще забыл вам сообщить, — отнесся он к Вихрову, — я по вашему делу заезжал также и к Плавину, он тоже все это знает и хлопочет за вас; потом я в клубе видел разные
другие их власти и
говорил им, чтобы они, по крайней мере, место дали вам приличное, а то, пожалуй, писцом вас каким-нибудь определят.
— То ужасно, — продолжал Вихров, — бог дал мне,
говорят, талант, некоторый ум и образование, но я теперь пикнуть не смею печатно, потому что подавать читателям воду, как это делают
другие господа, я не могу; а так писать, как я хочу, мне не позволят всю жизнь; ну и прекрасно, — это, значит, убили во мне навсегда; но мне жить даже не позволяют там, где я хочу!..
— Погоди, постой, любезный, господин Вихров нас рассудит! — воскликнул он и обратился затем ко мне: — Брат мой изволит служить прокурором; очень смело, энергически подает против губернатора протесты, — все это прекрасно; но надобно знать-с, что их министр не косо смотрит на протесты против губернатора, а, напротив того, считает тех прокуроров за дельных, которые делают это; наше же начальство, напротив, прямо дает нам знать, что мы,
говорит, из-за вас переписываться ни с губернаторами, ни с
другими министерствами не намерены.
Ничего подобного и в голову герою моему, конечно, не приходило, и его, напротив, в этом деле заняла совершенно
другая сторона, о которой он, по приезде в город, и поехал сейчас же
поговорить с прокурором.
— Нет, тот женился уж!.. Теперь,
говорят,
другой или третий даже; впрочем, я не знаю этого подробно, — прибавила Юлия, как бы спохватившись, что девушке не совсем идет
говорить о подобных вещах.
— Но мне некогда, у меня
другого дела много, —
говорил Вихров не таким уж решительным голосом: актерская жилка в нем в самом деле заговорила; при одном слове «театр» у него как будто бы что-то ударило в голову и екнуло в сердце.
— Нет тут ваших знакомых, —
говорил губернатор, — можете в
другом месте с ними видеться; извольте уходить, — иначе я полицеймейстеру велю вас вывести.
— До начальника губернии, — начал он каким-то размышляющим и несколько лукавым тоном, — дело это, надо полагать, дошло таким манером: семинарист к нам из самых этих мест, где убийство это произошло, определился в суд; вот он приходит к нам и рассказывает: «Я,
говорит, гулял у себя в селе, в поле… ну, знаете, как обыкновенно молодые семинаристы гуляют… и подошел,
говорит, я к пастуху попросить огня в трубку, а в это время к тому подходит
другой пастух — из деревни уж Вытегры; сельский-то пастух и спрашивает: «Что ты,
говорит, сегодня больно поздно вышел со стадом?» — «Да нельзя,
говорит, было: у нас сегодня ночью у хозяина сын жену убил».
— Нет, судырь, мы этого не
говорили, — возразил один из мужиков, поумнее
других на лицо.
— Известно, не
говорили, — подтвердили и
другие мужики.