Неточные совпадения
Его держали два льва, — один без
головы, а
другой без всей задней части.
Тот вдруг бросился к нему на шею, зарыдал на всю комнату и произнес со стоном: «Папаша,
друг мой, не покидай меня навеки!» Полковник задрожал, зарыдал тоже: «Нет, не покину, не покину!» — бормотал он; потом, едва вырвавшись из объятий сына, сел в экипаж: у него
голова даже не держалась хорошенько на плечах, а как-то болталась.
Вслед за этой четой скоро наполнились и прочие кресла, так что из дырочки в переднем занавесе видны стали только как бы сплошь одна с
другой примкнутые
головы человеческие.
Мысли, одна
другой чернее, бродили в его
голове.
Павлу тогда и в
голову не приходило, что он в этом старике найдет себе со временем, в одну из труднейших минут своей жизни, самого верного и преданного
друга.
Вошли шумно два студента: один — толстый, приземистый, с курчавою
головой, с грубыми руками, с огромными ногами и почти оборванным образом одетый; а
другой — высоконький, худенький, с необыкновенно острым, подвижным лицом, и тоже оборванец.
Каролина Карловна отрицательно покачала
головой, к хоть после того, как Павел сделал Каролине Карловне откровенное признание в своей любви, они были совершенно между собой
друзья, но все-таки расспрашивать более он не почел себя вправе. Впоследствии он, впрочем, узнал, что виновником нового горя Каролины Карловны был один из таинственных фармацевтов. Русскому она, может быть, не поверила бы более; но против немца устоять не могла!
— Понимаю, вижу, — отвечал мастеровой и совсем уж как-то заморгал глазами и замотал
головой, так что Вихрову стало, наконец, тяжело его видеть. Он отослал его домой и на
другой день велел приходить работать.
Ничего подобного и в
голову герою моему, конечно, не приходило, и его, напротив, в этом деле заняла совершенно
другая сторона, о которой он, по приезде в город, и поехал сейчас же поговорить с прокурором.
— Но мне некогда, у меня
другого дела много, — говорил Вихров не таким уж решительным голосом: актерская жилка в нем в самом деле заговорила; при одном слове «театр» у него как будто бы что-то ударило в
голову и екнуло в сердце.
Тем же днем Вихров начал и следствие. Прежние понятые, чтобы их не спросили
другой раз, разбежались. Он позвал
других и пригласил священника для привода их к присяге. Священник пришел в ужасно измятой, но новой рясе и с
головой, для франтовства намоченной квасом. Он был очень широколиц и с какой-то необыкновенно добродушной физиогномией. Мужиков сошлось человек двенадцать.
Это был каменный флигель, в котором на одной половине жил писарь и производились дела приказские, а
другая была предназначена для приезда чиновников. Вихров прошел в последнее отделение. Вскоре к нему явился и
голова, мужик лет тридцати пяти, красавец из себя, но довольно уже полный, в тонкого сукна кафтане, обшитом золотым позументом.
Сам
голова, с чисто-начисто вымытыми руками и в совершенно чистой рубашке и портах, укладывал их в новые рогожные кули и к некоторым иконам, больше, вероятно, чтимым, прежде чем уложить их, прикладывался, за ним также прикладывались и некоторые
другие мужики.
Те подползли и поднялись на ноги — и все таким образом вошли в моленную. Народу в ней оказалось человек двести. При появлении священника и чиновника в вицмундире все, точно по команде, потупили
головы. Стоявший впереди и наряженный даже в епитрахиль мужик мгновенно стушевался; епитрахили на нем не стало, и сам он очутился между
другими мужиками, но не пропал он для глаз священника.
Вихров выпил ее и, выйдя в
другую комнату, стал щекотать у себя в горле. Для него уже не оставалось никакого сомнения, что Клыков закатил ему в водке дурману. Принятый им способ сейчас же подействовал — и
голова его мгновенно освежилась.
Разбойники с своими конвойными вышли вниз в избу, а вместо их
другие конвойные ввели Елизавету Петрову. Она весело и улыбаясь вошла в комнату, занимаемую Вихровым; одета она была в нанковую поддевку, в башмаки; на
голове у ней был новый, нарядный платок. Собой она была очень красивая брюнетка и стройна станом. Вихров велел солдату выйти и остался с ней наедине, чтобы она была откровеннее.
Петр Петрович от всего этого был в неописанном восторге; склонив немного
голову и распустив почти горизонтально руки, он то одной из них поматывал басам, то
другою — дискантам, то обе опускал, когда хору надо бы было взять вместе посильнее; в то же время он и сам подтягивал самой низовой октавой.
Вихрову ужасно скучно было все это видеть. Он сидел, потупив
голову. Юлия тоже не обращала никакого внимания на фокусника и, в свою очередь, глядела на Вихрова и потом, когда все
другие лица очень заинтересовались фокусником (он производил в это время магию с морскими свинками, которые превращались у него в голубей, а голуби — в морских свинок), Юлия, собравшись со всеми силами своего духа, но по наружности веселым и даже смеющимся голосом, проговорила Вихрову...
— Очень! — отвечал Вихров, сидя в прежнем положении и не поднимая
головы. — Я был еще мальчиком влюблен в нее; она, разумеется, вышла за
другого.
Пока она думала и надеялась, что Вихров ответит ей на ее чувство, — она любила его до страсти, сентиментальничала, способна была, пожалуй, наделать глупостей и неосторожных шагов; но как только услыхала, что он любит
другую, то сейчас же поспешила выкинуть из
головы все мечтания, все надежды, — и у нее уже остались только маленькая боль и тоска в сердце, как будто бы там что-то такое грызло и вертело.
Однажды, это было в пятницу на страстной неделе, Вихров лежал, закинув
голову на подушки; ему невольно припоминалась
другая, некогда бывшая для него страстная неделя, когда он жил у Крестовниковых: как он был тогда покоен, счастлив; как мало еще знал всех гадостей людских; как он верил в то время в жизнь, в правду, в свои собственные силы; а теперь все это было разбито — и что предстояло впереди, он еще и сам не знал хорошенько.
История этой любви очень проста: он тогда только что возвратился с Кавказа, слава гремела об его храбрости, все товарищи его с удивлением и восторгом говорили об его мужестве и твердости, —
голова моя закружилась — и я, забыв все
другие качества человека, видела в нем только героя-храбреца.
— Какова, а? — спросила она, указывая
головой на дверь Клеопатры Петровны. — Видеть ее не могу, и все фантазирует: и то-то она сделает, и
другое… Уж вы, Вихров, ездите к ней почаще, — прибавила она.
В Воздвиженском в это время Вихров, пришедши уже в себя и будучи только страшно слаб, лежал, опустив
голову на подушки; худ и бледен он был, как мертвец, и видно было, что мысли, одна
другой мрачнее, проходили постоянно в его
голове.
— Пора, пора! Что это, молодой человек, все валяетесь! — говорила Катишь, покачивая
головой. — Вот
другие бы и дамы к вам приехали, — но нельзя, неприлично, все в халате лежите.
— Я не исключаю, — отвечал Вихров, сконфузившись. — И знаете что, — продолжал он потом торопливо, — мне иногда приходит в
голову нестерпимое желание, чтобы всем нам, сверстникам, собраться и отпраздновать наше общее душевное настроение. Общество, бог знает, будет ли еще вспоминать нас, будет ли благодарно нам; по крайней мере, мы сами похвалим и поблагодарим
друг друга.
Неточные совпадения
Анна Андреевна. У тебя вечно какой-то сквозной ветер разгуливает в
голове; ты берешь пример с дочерей Ляпкина-Тяпкина. Что тебе глядеть на них? не нужно тебе глядеть на них. Тебе есть примеры
другие — перед тобою мать твоя. Вот каким примерам ты должна следовать.
Осип. Ваше высокоблагородие! зачем вы не берете? Возьмите! в дороге все пригодится. Давай сюда
головы и кулек! Подавай все! все пойдет впрок. Что там? веревочка? Давай и веревочку, — и веревочка в дороге пригодится: тележка обломается или что
другое, подвязать можно.
По уходе их отворяются двери, и Мишка выбрасывает из них cop. Из
других дверей выходит Осип с чемоданом на
голове.
По левую сторону городничего: Земляника, наклонивший
голову несколько набок, как будто к чему-то прислушивающийся; за ним судья с растопыренными руками, присевший почти до земли и сделавший движенье губами, как бы хотел посвистать или произнесть: «Вот тебе, бабушка, и Юрьев день!» За ним Коробкин, обратившийся к зрителям с прищуренным глазом и едким намеком на городничего; за ним, у самого края сцены, Бобчинский и Добчинский с устремившимися движеньями рук
друг к
другу, разинутыми ртами и выпученными
друг на
друга глазами.
Стародум. Оттого, мой
друг, что при нынешних супружествах редко с сердцем советуют. Дело в том, знатен ли, богат ли жених? Хороша ли, богата ли невеста? О благонравии вопросу нет. Никому и в
голову не входит, что в глазах мыслящих людей честный человек без большого чина — презнатная особа; что добродетель все заменяет, а добродетели ничто заменить не может. Признаюсь тебе, что сердце мое тогда только будет спокойно, когда увижу тебя за мужем, достойным твоего сердца, когда взаимная любовь ваша…