Неточные совпадения
— Исправится к завтраму, — отвечал Плавин с улыбкою, и действительно поутру Павел даже ахнул
от удивления, что бумага
вышла гладкая, ровная и чистая.
— А побочная дочь Еспера Иваныча
вышла замуж или нет? — продолжал спрашивать Павел, делая вид, что как будто бы он все это говорит
от нечего делать.
Он чувствовал, что простая вежливость заставляла его спросить дядю о Мари, но у него как-то язык на это не поворачивался. Мысль, что она не
вышла замуж, все еще не оставляла его, и он отыскивал глазами в комнате какие-нибудь следы ее присутствия, хоть какую-нибудь спицу
от вязанья, костяной ножик, которым она разрезывала книги и который обыкновенно забывала в комнате дяди, — но ничего этого не было видно.
Павел
вышел от Эйсмонд в каком-то злобно-веселом расположении духа.
Герой мой
вышел от профессора сильно опешенный. «В самом деле мне, может быть, рано еще писать!» — подумал он сам с собой и решился пока учиться и учиться!.. Всю эту проделку с своим сочинением Вихров тщательнейшим образом скрыл
от Неведомова и для этого даже не видался с ним долгое время. Он почти предчувствовал, что тот тоже не похвалит его творения, но как только этот вопрос для него, после беседы с профессором, решился, так он сейчас же и отправился к приятелю.
Кроме того, Замин представил нищую старуху и лающую на нее собаку, а Петин передразнил Санковскую [Санковская Екатерина Александровна (1816—1872) — прима-балерина московского балета.] и особенно живо представил, как она выражает ужас, и сделал это так, как будто бы этот ужас внушал ему черноватый господин: подлетит к нему, ужаснется, закроет лицо руками и убежит
от него, так что тот даже обиделся и,
выйдя в коридор, весь вечер до самого ужина сидел там и курил.
— Я не знаю, как у других едят и чье едят мужики — свое или наше, — возразил Павел, — но знаю только, что все эти люди работают на пользу вашу и мою, а потому вот в чем дело: вы были так милостивы ко мне, что подарили мне пятьсот рублей; я желаю, чтобы двести пятьдесят рублей были употреблены на улучшение пищи в нынешнем году, а остальные двести пятьдесят — в следующем, а потом уж я из своих трудов буду
высылать каждый год по двести пятидесяти рублей, — иначе я с ума сойду
от мысли, что человек, работавший на меня — как лошадь, — целый день, не имеет возможности съесть куска говядины, и потому прошу вас завтрашний же день велеть купить говядины для всех.
Павла это сильно опешило; он,
выйдя от приятеля, не знал, что и предпринять: жизнь еще в первый раз скрутила его с этой стороны.
— Очень! Но меня гораздо более тревожит то, что я как поехала — говорила) ему, писала потом, чтобы он мне проценты по векселю
выслал, на которые я могла бы жить, но он
от этого решительно отказывается… Чем же я после того буду жить? Тебя мне обременять этим, я вижу, невозможно: ты сам очень немного получаешь.
Павел
вышел от Макара Григорьевича до глубины души растроганный, и, придя домой, он только и сказал Фатеевой...
Когда на эти бойницы
выходили монахи и отбивались
от неприятелей, тогда я понимаю, что всякому человеку можно было прятаться в этих стенах; теперь же, когда это стало каким-то эстетическим времяпровождением нескольких любителей или ленивцев…
Ну, и господа так говорили: раны закрылись, в голову и ударило, — вред
от этого после
вышел!
— С моей стороны очень просто
вышло, — отвечал Салов, пожимая плечами, — я очутился тогда, как Ир, в совершенном безденежье; а там слух прошел, что вот один из этих же свиней-миллионеров племянницу свою, которая очутилась
от него, вероятно, в известном положении, выдает замуж с тем только, чтобы на ней обвенчаться и возвратить это сокровище ему назад… Я и хотел подняться на эту штуку…
Вот его, попервоначалу, в десятники произведут,
вышлют там к какому-нибудь барину или купцу на работу, он и начнет к давальцам подделываться: материалу ли там какого купить им надо, — сбегает; неряженную ли работу какую им желается сделать, — он сейчас велит ребятам потихоньку
от хозяина исполнить ее.
— А третий сорт: трудом, потом и кровью христианской
выходим мы, мужики, в люди. Я теперича вон в сапогах каких сижу, — продолжал Макар Григорьев, поднимая и показывая свою в щеголеватый сапог обутую ногу, — в грязи вот их не мачивал, потому все на извозчиках езжу; а было так, что приду домой, подошвы-то
от сапог отвалятся, да и ноги все в крови
от ходьбы: бегал это все я по Москве и работы искал; а в работниках жить не мог, потому — я горд, не могу, чтобы чья-нибудь власть надо мной была.
Нынче вот я отстал, мне ничего водки не пить, а прежде дня без того не мог прожить, —
вышла у меня вся эта пекуния [Пекуния —
от латинского слова pecuniae — деньги (бурсацкий жаргон).], что матушка-дьяконица со мной отпустила, беда: хоть топись, не на что выпить!..
Будучи
от природы весьма неглупая девушка и
вышедши из пансиона, где тоже больше учили ее мило держать себя, она начала читать все повести, все стихи, все критики и все ученые даже статьи.
— А гля того!.. Вы, Павел Михайлович, и приставать ему не прикажите ко мне, а то мне проходу
от него нет! — проговорила Груша и, совсем уж расплакавшись,
вышла из комнаты. Вихрову сделалось ее до души жаль.
«Мадам, ваш родственник, — и он при этом почему-то лукаво посмотрел на меня, — ваш родственник написал такую превосходную вещь, что до сих пор мы и наши друзья в восторге
от нее; завтрашний день она
выйдет в нашей книжке, но другая его вещь встречает некоторое затруднение, а потому напишите вашему родственнику, чтобы он сам скорее приезжал в Петербург; мы тут лично ничего не можем сделать!» Из этих слов ты поймешь, что сейчас же делать тебе надо: садись в экипаж и скачи в Петербург.
— Нет; во-первых, меня успокаивает сознание моего собственного превосходства; во-вторых, я служу потому только, что все служат. Что же в России делать, кроме службы! И я остаюсь в этом звании, пока не потребуют
от меня чего-нибудь противного моей совести; но заставь меня хоть раз что-нибудь сделать, я сейчас же
выхожу в отставку. (Картавленья нисколько уже было не слыхать в произношении полковника.)
С печальными и тяжелыми мыслями
вышел он
от Абреевых и не в состоянии даже был ехать к Эйсмондам.
Все эти насмешки и глумления доходили, разумеется, и до Вихрова, и он в душе страдал
от них, но, по наружности, сохранял совершенно спокойный вид и, нечего греха таить, бесконечно утешался мыслью, что он, наконец, будет играть в настоящем театре,
выйдет из настоящим образом устроенных декораций, и суфлер будет сидеть в будке перед ним, а не сбоку станет суфлировать из-за декораций.
— Нет, я вольный… годов тридцать уж служу по земской полиции. Пробовали было другие исправники брать своих кучеров, не
вышло что-то. Здесь тем не выездить, потому места хитрые… в иное селение не дорогой надо ехать, а либо пашней, либо лугами… По многим раскольничьим селеньям и дороги-то
от них совсем никуда никакой нет.
Я спросил дежурного чиновника: «Кто это такой?» Он говорит: «Это единоверческий священник!» Губернатор, как
вышел, так сейчас же подошел к нему, и он при мне же стал ему жаловаться именно на вас, что вы там послабляли, что ли, раскольникам… и какая-то становая собирала какие-то деньги для вас, — так что губернатор, видя, что тот что-то такое серьезное хочет ему донести, отвел его в сторону
от меня и стал с ним потихоньку разговаривать.
— В кабаке! За вином всего в третий раз с Сарапкой пришли, — тут и захватили, а прочую шайку взяли уж по приказу
от Сарапки: он им с нищим рукавицу свою послал — и будто бы приказывает, чтобы они
выходили в такое-то место; те и
вышли, а там солдаты были и переловили их.
— Я вам ее покажу, когда отберу
от нее показание, а вы
выйдите пока!
Солнце в самом деле уже село, и начинались сумерки. Вихров очень хорошо понимал, что он был одурачен — и
вышел из себя
от этого.
— И
выходите сейчас же! Черт с ней, с этой службой! Я сам, вон, в предводители даже никогда не баллотировался, потому что все-таки надобно кланяться разным властям. Однако прощайте, — прибавил он, заметив, что у хозяина
от сильного волнения слезы уж показывались на глазах.
Неточные совпадения
Также заседатель ваш… он, конечно, человек сведущий, но
от него такой запах, как будто бы он сейчас
вышел из винокуренного завода, это тоже нехорошо.
Но злаков на полях все не прибавлялось, ибо глуповцы
от бездействия весело-буйственного перешли к бездействию мрачному. Напрасно они воздевали руки, напрасно облагали себя поклонами, давали обеты, постились, устраивали процессии — бог не внимал мольбам. Кто-то заикнулся было сказать, что"как-никак, а придется в поле с сохою
выйти", но дерзкого едва не побили каменьями, и в ответ на его предложение утроили усердие.
Напрасно льстил Грустилов страстям калек,
высылая им остатки
от своей обильной трапезы; напрасно объяснял он выборным
от убогих людей, что постепенность не есть потворство, а лишь вящее упрочение затеянного предприятия, — калеки ничего не хотели слышать.
— По делом за то, что всё это было притворство, потому что это всё выдуманное, а не
от сердца. Какое мне дело было до чужого человека? И вот
вышло, что я причиной ссоры и что я делала то, чего меня никто не просил. Оттого что всё притворство! притворство! притворство!…
Вронский был в эту зиму произведен в полковники,
вышел из полка и жил один. Позавтракав, он тотчас же лег на диван, и в пять минут воспоминания безобразных сцен, виденных им в последние дни, перепутались и связались с представлением об Анне и мужике-обкладчике, который играл важную роль на медвежьей охоте; и Вронский заснул. Он проснулся в темноте, дрожа
от страха, и поспешно зажег свечу. ― «Что такое?