Неточные совпадения
Многие, вероятно, замечали, что богатые дворянские мальчики и богатые купеческие мальчики как-то схожи между собой наружностью:
первые, разумеется, несколько поизящней и постройней, а другие поплотнее и посырее; но как у тех, так и у других, в выражении лиц
есть нечто телячье, ротозееватое: в раззолоченных палатах и на мягких пуховиках плохо, видно, восходит и растет мысль человеческая!
Первое время, как Вихров вышел в отставку и женился, он чаю даже не умел
пить!..
— Не смею входить в ваши расчеты, — начала она с расстановкою и ударением, — но, с своей стороны, могу сказать только одно, что дружба, по-моему, не должна выражаться на одних словах, а доказываться и на деле: если вы действительно не в состоянии
будете поддерживать вашего сына в гвардии, то я
буду его содержать, — не роскошно, конечно, но прилично!.. Умру я, сыну моему
будет поставлено это в
первом пункте моего завещания.
Здесь молодой человек (может
быть, в
первый раз) принес некоторую жертву человеческой природе: он начал страшно, мучительно ревновать жену к наезжавшему иногда к ним исправнику и выражал это тем, что бил ее не на живот, а на смерть.
Жена у него
была женщина уже не
первой молодости, но еще прелестнейшая собой, умная, добрая, великодушная, и исполненная какой-то особенной женской прелести; по рождению своему, княгиня принадлежала к самому высшему обществу, и Еспер Иваныч, говоря полковнику об истинном аристократизме, именно ее и имел в виду.
Плавин как-то двусмысленно усмехался, а Павел с грустью думал: «Зачем это он все ему говорит!» — и когда отец, наконец, стал сбираться в деревню, он на
первых порах почти
был рад тому.
— Василий Мелентьич, давайте теперь рассчитаемте, что все
будет это стоить: во-первых, надобно поднять сцену и сделать рамки для декораций, положим хоть штук четырнадцать; на одной стороне
будет нарисована лесная, а на другой — комнатная; понимаешь?
Молодого казака Климовского стал играть гимназист седьмого класса, большой франт, который играл уже эту роль прежде и известен
был тем, что, очень ловко танцуя мазурку, вылетал в своем
первом явлении на сцену.
Публика начала сбираться почти не позже актеров, и
первая приехала одна дама с мужем, у которой, когда ее сыновья жили еще при ней, тоже
был в доме театр; на этом основании она, званая и незваная, обыкновенно ездила на все домашние спектакли и всем говорила: «У нас самих это
было — Петя и Миша (ее сыновья) сколько раз это делали!» Про мужа ее, служившего контролером в той же казенной палате, где и Разумов, можно
было сказать только одно, что он целый день
пил и никогда не
был пьян, за каковое свойство, вместо настоящего имени: «Гаврило Никанорыч», он
был называем: «Гаврило Насосыч».
Его учебник логики, переведенный на русский язык,
был распространен в русских школах в
первой половине XIX столетия.] — форма, что ли?
Дневником, который Мари написала для его повести, Павел остался совершенно доволен: во-первых, дневник написан
был прекрасным, правильным языком, и потом дышал любовью к казаку Ятвасу. Придя домой, Павел сейчас же вписал в свою повесть дневник этот, а черновой, и особенно те места в нем, где
были написаны слова: «о, я люблю тебя, люблю!», он несколько раз целовал и потом далеко-далеко спрятал сию драгоценную для него рукопись.
Как ни велика
была тоска Павла, особенно на
первых порах после отъезда Имплевых, однако он сейчас же стал думать, как бы приготовиться в университет.
«Ну, бог с ним, в
первый еще раз эта маленькая подкупочка учителям
будет!» — подумал полковник и разрешил сыну.
Павел даже не ожидал, в какой восторг приведет этот успех Семена Яковлевича и супругу его. За обедом, почти с
первого блюда, они начали
пить за его здоровье и чокаться с ним.
Полковник остался как бы опешенный: его более всего поразило то, что как это сын так умно и складно говорил;
первая его мысль
была, что все это научил его Еспер Иваныч, но потом он сообразил, что Еспер Иваныч
был болен теперь и почти без рассудка.
— А мне вот нужней, чтоб ты с мужиком жил!.. — воскликнул, вспылив, полковник. — Потому что я покойнее
буду: на
первых порах ты пойдешь куда-нибудь, Макар Григорьев или сам с тобой пойдет, или пошлет кого-нибудь!
Павел догадался, что это
был старший сын Захаревского — правовед; другой сын его — в безобразных кадетских штанах, в выворотных сапогах, остриженный под гребенку — сидел рядом с самим Ардальоном Васильевичем, который все еще
был исправником и сидел в той же самой позе, как мы видели его в
первый раз, только от лет он очень потучнел, обрюзг, сделался еще более сутуловат и совершенно поседел.
— Господин Сперанский, как, может
быть, небезызвестно вам,
первый возымел мысль о сем училище, с тем намерением, чтобы господа семинаристы, по окончании своего курса наук в академии, поступали в оное для изучения юриспруденции и, так как они и без того уже имели ученую степень, а также и число лет достаточное, то чтобы сообразно с сим и получали высший чин — 9-го класса; но богатые аристократы и дворянство наше позарились на сие и захватили себе…
Павел, взглянув в это время мельком в зеркало, с удовольствием заметил, что лицо его
было худо и бледно. «Авось хоть это-то немножко устыдит ее», — подумал он. Денщик возвратился и просил его в гостиную. Мари в
первую минуту, как ей доложили о Павле, проворно привстала со своего места.
Заморив наскоро голод остатками вчерашнего обеда, Павел велел Ваньке и Огурцову перевезти свои вещи, а сам, не откладывая времени (ему невыносимо
было уж оставаться в грязной комнатишке Макара Григорьева), отправился снова в номера, где прямо прошел к Неведомову и тоже сильно
был удивлен тем, что представилось ему там: во-первых, он увидел диван, очень как бы похожий на гроб и обитый совершенно таким же малиновым сукном, каким обыкновенно обивают гроба; потом, довольно большой стол, покрытый уже черным сукном, на котором лежали: череп человеческий, несколько ручных и ножных костей, огромное евангелие и еще несколько каких-то больших книг в дорогом переплете, а сзади стола, у стены, стояло костяное распятие.
— Некогда все! — отвечал Салов, в одно и то же время ухмыляясь и нахмуриваясь. Он никогда почти не ходил в университет и все
был на
первом курсе, без всякой, кажется, надежды перейти на второй.
— Я больше перелагаю-с, — подхватил Салов, — и для
первого знакомства, извольте, я скажу вам одно мое новое стихотворение. Господин Пушкин, как, может
быть, вам небезызвестно, написал стихотворение «Ангел»: «В дверях Эдема ангел нежный» и проч. Я на сию же тему изъяснился так… — И затем Салов зачитал нараспев...
— Ее обвинили, — отвечал как-то необыкновенно солидно Марьеновский, — и речь генерал-прокурора
была, по этому делу, блистательна. Он разбил ее на две части: в
первой он доказывает, что m-me Лафарж могла сделать это преступление, — для того он привел почти всю ее биографию, из которой видно, что она
была женщина нрава пылкого, порывистого, решительного; во второй части он говорит, что она хотела сделать это преступление, — и это доказывает он ее нелюбовью к мужу, ссорами с ним, угрозами…
— Я, душенька, может
быть,
первый игрок в Москве, как же вы смели со мной сесть играть?
Самое большое, чем он мог
быть в этом отношении, это — пантеистом, но возвращение его в деревню, постоянное присутствие при том, как старик отец по целым почти ночам простаивал перед иконами, постоянное наблюдение над тем, как крестьянские и дворовые старушки с каким-то восторгом бегут к приходу помолиться, — все это, если не раскрыло в нем религиозного чувства, то, по крайней мере, опять возбудило в нем охоту к этому чувству; и в
первое же воскресенье, когда отец поехал к приходу, он решился съездить с ним и помолиться там посреди этого простого народа.
— Нет, не
был! Со всеми с ними дружен
был, а тут как-то перед самым их заговором, на счастье свое, перессорился с ними! Когда государю подали список всех этих злодеев,
первое слово его
было: «А Коптин — тут, в числе их?» — «Нет», — говорят. — «Ну, говорит, слава богу!» Любил, знаешь, его, дорожил им. Вскоре после того в флигель-адъютанты
было предложено ему — отказался: «Я, говорит, желаю служить отечеству, а не на паркете!» Его и послали на Кавказ: на, служи там отечеству!
— Надо
быть. Она уж не к
первому приезжает так, — отвечала та.
Нас в
первый раз водили посмотреть кабинет редкостей, где, между прочим,
были статуи…
— И из них же вы, я полагаю,
первая были.
Первый пришел Неведомов, и Фатеева, увидев его в зале, сначала
было испугалась.
— Во-первых,
бывши мальчиком, я
был в вас страстно влюблен, безумно, но никогда вам об этом не говорил; вы тоже очень хорошо это видели, но мне тоже никогда ничего об этом не сказали!
Он тогда еще
был очень красивый кирасирский офицер, в белом мундире, и я бог знает как обрадовалась этому сватанью и могу поклясться перед богом, что
первое время любила моего мужа со всею горячностью души моей; и когда он вскоре после нашей свадьбы сделался болен, я, как собачонка, спала, или, лучше сказать, сторожила у его постели.
Я знала, что я лучше, красивее всех его возлюбленных, — и что же, за что это предпочтение; наконец, если хочет этого, то оставь уж меня совершенно, но он напротив, так что я не вытерпела наконец и сказала ему раз навсегда, что я
буду женой его только по одному виду и для света, а он на это только смеялся, и действительно, как видно, смотрел на эти слова мои как на шутку; сколько в это время я перенесла унижения и страданий — и сказать не могу, и около же этого времени я в
первый раз увидала Постена.
— О, да благословит тебя бог, добрый друг! — воскликнул Салов с комическим чувством, крепко пожимая руку Вихрова. — Ехать нам всего лучше в Купеческий клуб, сегодня там совершается великое дело: господа купцы вывозят в
первый раз в собрание своих супруг;
первая Петровская ассамблея
будет для Замоскворечья, — но только не по высочайшему повелению, а по собственному желанию! Прогресс!.. Дворянству не хотят уступить.
В пьесе своей он представлял купеческого сынка, которого один шулер учит светским манерам, а потом приходит к нему сваха, несколько напоминающая гоголевскую сваху. Все это
было недурно скомбинировано. Вихров, продолжавший ходить по комнате,
первый воскликнул...
«Что ты, — говорит, — жалуешься все, что
выпить тебе не на что; свали мешок в кабак, целовальник сколько за него даст тебе водки!» Я, однако же, на первых-то порах только обругал его за это.
К вечеру наконец Вихров вспомнил, что ему надобно
было ехать в собрание, и, чтобы одеть его туда, в
первый еще раз позван
был находившийся в опале и пребывавший в кухне — Иван.
Живин, например, с
первого года выписывал «Отечественные Записки» [«Отечественные записки» — ежемесячный литературно-политический журнал прогрессивного направления; с 1839 по 1867 год его редактором-издателем
был А.А.Краевский.], читал их с начала до конца, знал почти наизусть все статьи Белинского; а Кергель, воспитывавшийся в корпусе,
был более наклонен к тогдашней «Библиотеке для чтения» и «Северной Пчеле» [«Северная пчела» — реакционная политическая и литературная газета, с 1825 года издававшаяся Ф.В.Булгариным и Н.И.Гречем.].
Если бы Клеопатра Петровна обухом ударила Вихрова по голове, то меньше бы его удивила, чем этими словами.
Первая мысль его при этом
была, что ответствен ли он перед этой женщиной, и если ответствен, то насколько. Он ее не соблазнял, она сама почти привлекла его к себе; он не отнимал у нее доброго имени, потому что оно раньше у нее
было отнято. Убедившись таким образом в правоте своей, он решился высказать ей все прямо: выпитое шампанское много помогло ему в этом случае.
— Вы больше бы, чем всякая другая женщина, стеснили меня, потому что вы, во имя любви, от всякого мужчины потребуете, чтобы он постоянно сидел у вашего платья. В
первый момент, как вы мне сказали, я подумал
было сделать это для вас и принести вам себя в жертву, но я тут же увидел, что это
будет совершенно бесполезно, потому что много через полгода я все-таки убегу от вас совсем.
— Живин, давай
петь нашу священную песнь «Gaudeamus igitur» [«Gaudeamus igitur» («
Будем радоваться») —
первая строчка известной средневековой студенческой песни. Здесь приведена в переделке. Pereat justitia! — Да погибнет суд! Pereat policia! — Да погибнет полиция!]! — воскликнул Вихров.
Первое апреля
был день рождения Клеопатры Петровны, и Вихров решился съездить к ней на этот день.
Ко всему этому усердию Катишь отчасти
была подвинута и тем, что Юлия для этого бала сделала ей довольно значительные подарки: во-первых, бело-газовое платье и широчайшую голубую ленту для пояса и довольно еще свежие, раза два или три всего надеванные, цветы для головного убора.
— Я вам покажу сегодня, какой я нерусский, — проговорил он Вихрову, но уж не столько гневно, сколько с лукавою улыбкою. Вскоре за тем последовал обед; любимцы-лакеи Александра Ивановича
были все сильно
выпивши. Сели за стол: сам генерал на
первом месте, потом Вихров и Живин и все духовенство, и даже Добров.
По возвращении из-за границы
первым моим желанием
было узнать, где ты и что ты поделываешь, но от кого
было это проведать, решительно недоумевала.
— Нет; во-первых, меня успокаивает сознание моего собственного превосходства; во-вторых, я служу потому только, что все служат. Что же в России делать, кроме службы! И я остаюсь в этом звании, пока не потребуют от меня чего-нибудь противного моей совести; но заставь меня хоть раз что-нибудь сделать, я сейчас же выхожу в отставку. (Картавленья нисколько уже
было не слыхать в произношении полковника.)
Но я, признаюсь, больше готов
был поверить в
первое его качество.
— Позвольте, я сам
буду допрашивать и писать, — сказал он, почти насильно вырывая у Миротворского перо и садясь писать: во-первых, в осмотре он написал, что подлобники хотя и
были раскиданы, но домовладелец объяснил, что они у него всегда так лежат, потому что на них молятся его домашние, что ладаном хотя и пахнуло, но дыма, который бы свидетельствовал о недавнем курении, не
было, — в потолке две тесины, по показанию хозяина,
были не новые.
Вихров пошел наверх. Он застал Юлию в красивенькой столовой инженера за столом, завтракающую; она только что приехала и
была еще в теплом, дорожном капоте, голова у ней
была в папильотках. Нетерпение ее видеть Вихрова так
было велико, что она пренебрегла даже довольно серьезным неудобством — явиться в
первый раз на глаза мужчины растрепанною.
Первая репетиция назначена
была в доме начальника губернии.