Неточные совпадения
Иван Иванович уселся в покойное кресло у письменного стола. Оба привезенных им молодых человека
были еще до такой степени возбуждены, головы их
были так бешено настроены, кровь так сильно кипела в венах, что они не могли спокойно оставаться
на местах и ходили взад и вперед по комнате, стараясь не столкнуться друг с другом.
Этот дворец Анны Иоанновны
был построен в 1731 году
на месте сломанной деревянной залы для торжеств, сооруженной при Екатерине I по случаю бракосочетания великой княжны Анны Петровны с герцогом Голштинским. Находился он
на месте нынешней решетки Летнего сада, выходящей
на набережную Невы.
В память этого события над церковью в Перове и церковью Воскресения в Барашах, которая
была роскошно обновлена императрицей, поставлены
были над крестами вызолоченные императорские короны, а
на месте, где находился дом священника, возведены
были, по ее же приказанию, графом Разумовским богатые палаты, подаренные Елизаветой Петровной Разумовскому. Теперь там помещается 4-я гимназия.
Государыня
была к депутатам очень благосклонна.
На всех торжествах они занимали почетное
место и жили в Петербурге, ласкаемые императрицей и Разумовским, ожидая окончательного решения вопроса об избрании гетмана. Но решения никакого не выходило.
Наконец, 22 февраля произошло самое торжественное избрание, или «элекция», как выражались современники. По прибытии утренней зари и данному сигналу из трех пушек народ толпою стал собираться со всех сторон
на площади, между церквами Николаевскою и Троицкою, где изготовлено
было возвышение о трех ступенях, покрытое гарусным штофом и обведенное перилами, обитыми алым сукном. В то же время выступили к тому
месту полки под главным начальством есаула Якубовича.
Теперь
на место Петра Федоровича, которого легко можно
было или отправить в Голштинию, или заключить в какие-нибудь Холмогоры, представлялся наследником не иностранный принц, с детства заключенный в крепости, с именем которого соединены
были все ужасы «бироновщины», а кровь и плоть Петровы.
Бывало, помню, маленькая, еще когда у нас этот черноглазый Ося гостил, что после сгинул, как в воду канул, держали меня как барышню, вместе с княжной всюду, в гостиной при гостях резвились, а теперь, знай, видишь, холопка свое
место,
на тебе каморку в девичьей, да и за то благодарна
будь, руки целуй княжеские…
В некоторых
местах на стеклах меловая краска слезла, и можно
было, особенно в солнечный день, видеть внутреннее убранство княжеских комнат.
То же предание утверждало, что в этой беседке
была навеки заперта молодая жена одного из предков князей Луговых оскорбленным мужем, заставшим ее
на свидании именно в этом уединенном
месте парка. Похититель княжеской чести подвергся той же участи. Рассказывали, что князь, захватив любовников
на месте преступления, при помощи дворни заковал их в кандалы и бросил в обширный княжеский подвал, находившийся под домом, объявив им, что они умрут голодной смертью
на самом
месте их преступного свидания.
Князь
был высокий, статный молодой человек с выразительным породистым лицом, с теми изысканно-изящными манерами, которые приобретаются исключительно в придворной сфере, где люди каждую минуту думают о сохранении элегантной внешности.
На лице его лежала печать грусти, деланной или искренней — это, конечно,
было тайной его сердца, но это выражение вполне гармонировало с обстановкой,
местом и причиной приема. Все заметили, что князь с особой почтительностью поцеловал руку княгини Вассы Семеновны Полторацкой.
Таня молчала. Никита стал спускаться с крыльца. Молодая девушка не тронулась с
места. Страх у нее пропал. Никита
был теперь далеко не так страшен, как в первый день появления в Зиновьеве. Он даже несколько пополнел и стал похож
на обыкновенного крестьянина, каких
было много в Зиновьеве.
— Что за вздор! Не век же самому лучшему
месту парка
быть в запустении и не век же стоять этой красивой беседке без всякой пользы и только нагонять страх
на суеверных…
Лично сам отправился в великолепные оранжереи, чтобы выбрать лучшие фрукты, и долго совещался с главным садовником по поводу двух букетов, которые должны
были красоваться
на чайном столе перед
местами, назначенными для княгини и княжны.
Только она одна, эта каменно-железная свидетельница давно минувшего, которую нельзя
было совершенно изменить и преобразить волею и руками человека, указывала, что именно
на этом
месте веками не ударял топор и по траве не скользило лезвие косы. Но и самая беседка все же несколько изменилась и сбросила с себя большую часть таинственности.
Несмотря
на то что
место где стояла эта беседка,
было, как мы знаем, вычищено, все же деревья
на нем
были гуще, нежели в остальном парке, а потому вечером это
место казалось мрачнее.
— Это ужасно!.. Я бы, кажется,
будь на твоем
месте, сейчас бы уехал из такого страшного
места.
— Успокойся, узнаем все
на месте…
быть может, все преувеличено.
В довольно просторной деревянной церкви Зиновьева
было приготовлено возвышение невдалеке от амвона,
на которое и поставили гроб с прахом княгини Полторацкой. Сзади него, отступя
на несколько шагов, нашел себе
место гроб с телом дворовой девушки. Служба началась.
Для того чтобы совершенно успокоиться, по крайней мере, насколько это
было возможно, ему надо
было переменить
место. Он отдал приказание готовиться к отъезду, который назначил
на завтрашний день.
На другой день князь призвал в свой кабинет Терентьича, забрал у него все наличные деньги, отдал некоторые приказания и после завтрака покатил в Тамбов. По въезде в этот город князь приказал ехать прямо к графу Свиридову, к дому графини Загряжской.
Ранее этого императрица подарила Разумовскому дворец, в котором сама жила до восшествия своего
на престол. Дворец этот, как мы знаем,
был известен под именем Цесаревнина и находился
на Царицыном лугу, недалеко от Миллионной,
на месте нынешних Павловских казарм.
Аничковский дворец
был очень большой, стоял он в те времена
на открытом
месте, в вышину
был в три этажа и имел совершенно простой фасад.
В 1747 году 4 декабря Елизавета Петровна указом повелела выстроить церковь в новостроящемся дворце, что у Аничкова моста, во имя Воскресения Христова, в больших палатах, во флигеле, что
на Невской перспективе. Работы по устройству церкви продолжались до конца 1750 года, под надзором графа Растрелли.
Место для императрицы
было поручено сделать столярному мастеру Шмидту, по рисунку Баджелли, резные же работы
были отданы мастеру Дункорту.
Были грабежи и
на «Невской перспективе», так что приказано
было восстановить пикеты из солдат для прекращения сих «зол». Имеется также известие, что
на Выборгской стороне, близ церкви Сампсония, в Казачьей слободе, состоявшей из двадцати двух дворов, разные непорядочные люди имели свой притон. Правительство сделало распоряжение перенести эту слободу
на другое
место.
Поэтому в 1754 году императрица решилась заложить новое здание, сказав, что «до окончания переделок
будет жить в Летнем новом доме», приказав строить временный дворец
на порожнем
месте бывшего Гостиного двора,
на каменных погребах у Полицейского моста. В июле начали бить сваи под новый дворец. Нева усеялась множеством барок, и
на всем пространстве от дворца к Мойке рассыпались шалаши рабочих. Словом, работа закипела.
Царское Село
было собственностью императрицы Елизаветы Петровны еще тогда, когда она
была цесаревною. Она и тогда любила это свое поместье и заботилась о его украшении и благолепии. Так, когда в Царском Селе сгорела до основания от удара молнии Благовещенская церковь, цесаревна повелела в 1734 году заложить
на этом
месте Знаменскую церковь. Закладка отличалась особенною торжественностью,
на ней присутствовала сама цесаревна и множество придворных. При кладке камней происходила пушечная пальба.
Будки перевозились с
места на место и ставились там, где
было более тетеревов.
Сергей Семенович остался один, но, прежде чем собрать нужные ему
на сегодня в
месте его служения бумаги и выехать из дому, стал ходить взад и вперед по кабинету, поправляя свой парик, который сидел хорошо
на голове и, казалось, не требовал поправки. Этот жест, впрочем,
был обыкновенен у Сергея Семеновича, когда он находился в волнении.
Граф Иосиф Янович Свянторжецкий действительно
был вскоре зачислен капитаном в один из гвардейских полков, причем
была принята во внимание полученная им в детстве военная подготовка. Отвращение к военной службе молодого человека, которое он чувствовал, если читатель помнит,
будучи кадетом Осипом Лысенко, и которое главным образом побудило его
на побег с матерью, не могло иметь
места при порядках гвардейской военной службы Елизаветинского времени.
— Эта дача принадлежит одному старому отставному моряку, у которого
был единственный сын, с год как женившийся. Они жили втроем
на Васильевском острове, но домик их
был им и тесен и мал. Старик купил здесь
место и принялся строить гнездо своим любимцам — молодым супругам, да и для себя убежище
на последние года старости… Все уже
было готово, устроено, последний гвоздь
был вбит, последняя скобка ввинчена, оставалось переезжать, как вдруг один за другим его сын, а за ним и сноха, заболевшие оспой, умирают.
Часть состояния, которую она оставила
на свою долю,
была предназначена ею
на внесение вклада, без которого невозможно поступление ни в один из католических монастырей. Сумма вклада
была внушительна и открывала ей дорогу к
месту настоятельницы. Это, конечно,
было впоследствии, но графиня Свянторжецкая
была из тех женщин, которые не могут существовать без честолюбивых замыслов и у которых их собственное «я», даже при посвящении себя Богу, не играло бы первенствующую роль.
— Да, и даже
был вызван тотчас же
на место катастрофы.
Облегчением для народа
была и новая система воинской повинности. Россия разделена
была на пять полос, по которым производился набор: брали солдат только с одной пятой населения, притом по человеку со ста. Дорожа рабочими руками, не казнили народ, постепенно устраняли пытки — беглых оставляли работать
на новых
местах.
Еще важнее
была отмена внутренних пошлин, а с ними семнадцати мелочных сборов, которым подвергались товары при перевозке из одного
места в другое.
Был издан и таможенный устав, ставивший торговлю
на новые, более льготные основания.
— Послужи за отечество свое, — говорил Манштейн Зубареву, — съезди в раскольничьи слободы и уговори раскольников, чтобы они склонились к нам и помогли вступить
на престол Ивану Антоновичу, а мы, по их желанию,
будем писать патриарху, чтобы им посвятить епископа; у нас
был их один поп, да обманул нас и уехал. А как посвятят епископа, так он от себя своих попов по всем
местам, где
есть раскольники, разошлет, и они сделают бунт.
Надо заметить, что Яков, хотя и продолжал жить у графа Свянторжецкого,
был теперь свободный человек и, конечно,
на продолжительность его услуг в качестве расторопного и сметливого камердинера хозяин не мог рассчитывать, хотя Яков, видимо, не собирался уходить с покойного и выгодного
места. Мысли графа снова перенеслись
на помощь «чародея». Он стал припоминать слышанные им в детстве и в ранней юности рассказы о волшебствах, наговорах, приворотных корнях и зельях.
В битве при Кунерсдорфе атаку, решившую победу, повел с безумной отвагой молодой Лысенко, ставший за короткое время кумиром солдат, не только той части, которая
была под его начальством, но и других частей. Он шел все время вперед и упал с простреленной в нескольких
местах грудью. Это не помешало ему приподняться с трудом
на коленях — и крикнуть...
— Да, церковь, каменный обширный храм. Другой храм я
буду строить одновременно
на месте моего сгоревшего дома. Церкви Лугового и Зиновьева, вы знаете, очень ветхи. Если я, паче чаяния, не доживу до окончания построек, то я уже оставил духовное завещание, в котором все свои имения и капиталы распределяю
на церкви и монастыри, а главным образом
на эти две для меня самые священные работы. Граф Петр
был так добр, что согласился
быть моим душеприказчиком и исполнителем моей последней воли.
Неточные совпадения
Тем не менее вопрос «охранительных людей» все-таки не прошел даром. Когда толпа окончательно двинулась по указанию Пахомыча, то несколько человек отделились и отправились прямо
на бригадирский двор. Произошел раскол. Явились так называемые «отпадшие», то
есть такие прозорливцы, которых задача состояла в том, чтобы оградить свои спины от потрясений, ожидающихся в будущем. «Отпадшие» пришли
на бригадирский двор, но сказать ничего не сказали, а только потоптались
на месте, чтобы засвидетельствовать.
С ними происходило что-то совсем необыкновенное. Постепенно, в глазах у всех солдатики начали наливаться кровью. Глаза их, доселе неподвижные, вдруг стали вращаться и выражать гнев; усы, нарисованные вкривь и вкось, встали
на свои
места и начали шевелиться; губы, представлявшие тонкую розовую черту, которая от бывших дождей почти уже смылась, оттопырились и изъявляли намерение нечто произнести. Появились ноздри, о которых прежде и в помине не
было, и начали раздуваться и свидетельствовать о нетерпении.
Он не
был ни технолог, ни инженер; но он
был твердой души прохвост, а это тоже своего рода сила, обладая которою можно покорить мир. Он ничего не знал ни о процессе образования рек, ни о законах, по которому они текут вниз, а не вверх, но
был убежден, что стоит только указать: от сих
мест до сих — и
на протяжении отмеренного пространства наверное возникнет материк, а затем по-прежнему, и направо и налево,
будет продолжать течь река.
— Состояние у меня, благодарение богу, изрядное. Командовал-с; стало
быть, не растратил, а умножил-с. Следственно, какие
есть насчет этого законы — те знаю, а новых издавать не желаю. Конечно, многие
на моем
месте понеслись бы в атаку, а может
быть, даже устроили бы бомбардировку, но я человек простой и утешения для себя в атаках не вижу-с!
Строился новый город
на новом
месте, но одновременно с ним выползало
на свет что-то иное, чему еще не
было в то время придумано названия и что лишь в позднейшее время сделалось известным под довольно определенным названием"дурных страстей"и"неблагонадежных элементов". Неправильно
было бы, впрочем, полагать, что это"иное"появилось тогда в первый раз; нет, оно уже имело свою историю…