Неточные совпадения
— Говорите, —
сказал молчавший до этого времени
князь Луговой.
— Нет сомнения, что это было бы весьма благоразумно, —
сказал князь Луговой. — Но в чем же, собственно говоря, состояло бы здесь наказание для этой женщины? Ведь в данном случае необходимо, чтобы порок был наказан.
— Если хотите, я зайду за вами,
князь, —
сказал Свиридов, — и мы отправимся вместе.
«Двор, — говорит
князь Щербатов, — подражая, или, лучше
сказать, угождая императрице, в расшитые златотканные одежды облекался».
После отъезда княгини и княжны стали разъезжаться и остальные гости.
Князь всем сумел
сказать на прощанье что-нибудь приятное. Все, кроме огорченных маменек взрослых дочерей, уехали от него обвороженные.
— Какой милый молодой человек этот
князь… —
сказала она.
— Да, мама, представляла… Ведь когда ты мне
сказала, что было бы хорошо, если бы
князь мне сделал предложение…
— Вот с тех пор, как ты мне
сказала об этом
князе, я начала думать…
Вот те думы, которые после первой же встречи обуревали молодого
князя, не позволяли ему усидеть на месте и потушили его трубку, с которой он делал свою размеренную прогулку по кабинету. Нельзя
сказать, чтобы эти думы в общих чертах не сходились с мечтами и надеждами, питаемыми в Зиновьеве. Исключение составляла разве проектируемая
князем поездка в Петербург.
—
Князь,
князь приедет… Мама ведь устроила так, чтобы нам дали знать из Лугового, когда
князь сделает нам визит, сейчас нарочный оттуда был…
Сказал, что сегодня… Мама приказала мне одеться получше, но вместе с тем и попроще, как будто я в домашнем платье… За этим я и позвала тебя.
Видимо, княжна вела этот разговор исключительно для того, чтобы дать время
князю разглядеть Татьяну, а Татьяне
князя. Когда, наконец, княжна
сказала «а», давая этим понять, что Таня может уходить, последняя быстро вышла из аллеи, но, тотчас обогнув ее по траве, чуть слышно прокралась к тому месту, где стояла скамейка, на которой сидели
князь и княжна. Она не слыхала, в какой форме спросила княжна у
князя мнение о ней, но ответ последнего донесся до нее отчетливо и ясно.
— Вообрази, Таня,
князь не нашел особенно большого сходства между мной и тобой… —
сказала княжна.
— Ах,
князь, как я боялась одного места в вашем парке, — вдруг
сказала княжна, когда они опустились на круглую скамейку, устроенную внутри беседки и окружающую столик.
— И знаете,
князь, я вам теперь признаюсь, когда вы за обедом у вас, после погребения вашей матери,
сказали, что лет сто тому назад один из
князей Луговых был женат на княжне Полторацкой, я подумала…
— Что вы,
князь, нет, нет, не делайте этого, — взволнованно
сказала княжна.
— Здравствуй, Терентьич, здравствуй, — весело встретил его
князь Сергей Сергеевич, — ну, что
скажешь?
— Так-то лучше, ступай и прикажи начать работы сейчас же, —
сказал князь.
— Попробую, сын мой, —
сказал он Терентьичу, — вразумить юного
князя. Подкрепи меня, Господи! — возвел он очи к небу.
Встретив княгиню и княжну, как мы
сказали, на крыльце,
князь Сергей Сергеевич провел дорогих гостей на террасу, где был изящно и роскошно сервирован стол для чая.
— Это сова… — после некоторой паузы, показавшейся им обоим целою вечностью,
сказал князь Сергей Сергеевич.
— Завтра я буду в Зиновьеве, чтобы просить у княгини твоей руки… —
сказал князь.
— Мы обошли весь парк… —
сказал князь, причем голос его дрогнул.
—
Князь говорил, что она далеко не похожа так на меня… Он
сказал, что это только кажущееся сходство… — вдруг заметила княжна.
— Когда
князь приедет, —
сказала она, — ты уйди в свою комнату.
— Княжна Людмила согласна… —
сказал князь Сергей Сергеевич.
Но не успел
князь ответить, или, лучше
сказать, не успел граф Петр Игнатьевич повторить свой вопрос, так как
князь Сергей Сергеевич стоял по-прежнему точно в столбняке, как за беседкой, в нескольких шагах от них, раздался дикий, безумный хохот и послышались удаляющиеся шаги.
— Есть… — отвечал
князь Сергей Сергеевич, — ведь я сперва на радостях встречи, а затем вследствие этого переполоха позабыл тебе
сказать, что я женюсь…
Выбрав минуту, когда они остались вдвоем с
князем Сергеем Сергеевичем, он
сказал...
— Конечно, ей ничего не
сказали о несчастии? — спросил
князь Федосью, докладывавшую ему о княжне.
Князь сделал движение губами, как бы собираясь что-то
сказать, но не
сказал. Он хотел приказать Федосье провести его к княжне, но не решился.
— Не сегодня,
князь. Не сегодня. Я положительно еле стою на ногах, —
сказала княжна.
— Садитесь,
князь! — тихо
сказала она.
— Только не меня, княжна… — с необычайным волнением
сказал князь Луговой.
— Он, конечно, с вашего позволения, не преминет сделать вам визит в Петербурге, — деланно холодно
сказал князь Сергей Сергеевич.
— Мне жаль,
князь, что мы расстаемся при условии, что я оставила в вашем сердце некоторое сомнение и раздражение, но время покажет, что вы ошибаетесь, теперь же я не могу вам
сказать ничего более того, что
сказала. До свиданья в Петербурге.
— В тебя… — в упор
сказал ему
князь Сергей Сергеевич.
Наставническая карьера Феофана продолжалась семь лет. В эти годы он обучал юношей риторике, философии, арифметике, геометрии и даже физике. За эти годы он умел возвыситься до префекта академии, и в 1706 году он, в присутствии Петра Великого, посетившего Киев, отличился весьма красноречивою проповедью, а в следующем году имел счастье приветствовать полтавского победителя пышным и великолепным «панегириком» и вслед за тем всенародно произнес слово о
князе Меншикове,
сказав, между прочим, гордому временщику...
Чеглоков схватил халат и побежал наверх. Там стеклянные двери были заперты. Он велел выломать замки и, дойдя до комнат, где спали великий
князь и великая княгиня, отдернул занавески, разбудил их и
сказал, чтобы они скорее вставали и уходили, так как под домом провалился фундамент.
Великий
князь спрыгнул с кровати, схватил шлафрок и убежал. Екатерина Алексеевна
сказала Чеглокову, что выйдет вслед за ним, и он ушел. Она торопилась одеться, одеваясь, вспомнила про мадам Крузе, которая спала в соседней комнате. Великая княгиня поспешила разбудить ее; но, так как она спала очень крепко, то она едва добудилась ее и насилу могла ей растолковать, что надо скорее выходить из дому. Она помогла ей одеться, и, когда она была совсем готова, они пошли в залу.
Весь фундамент состоял из четырех рядов известкового камня. В сенях первого этажа архитектор велел поставить двенадцать деревянных столбов. Ему надо было ехать в Малороссию, и, уезжая, он
сказал гостилицкому управляющему, чтобы до его возвращения он не позволял трогать этих подпорок. Несмотря на запрещение архитектора, управляющий, как скоро узнал, что великий
князь и великая княгиня со свитой займут этот дом, тотчас приказал вынести эти столбы, которые безобразили сени.
Княжна помнила, что при прощанье с
князем Луговым в Зиновьеве она выразила ему желание, чтобы граф посетил ее в Петербурге, была уверена, что эти ее слова дошли по назначению, о чем ей
сказал сам
князь Сергей Сергеевич, явившийся на другой же день ее приезда и посещавший свою бывшую невесту довольно часто, а между тем граф Свиридов не подавал признаков жизни.
Князь Луговой промолчал и переменил разговор. Он не мог не заметить действительно странного поведения княжны со дня убийства ее матери, но приписывал это другим причинам и не верил, или, лучше
сказать, не хотел верить в ее сумасшествие. Ведь тогда действительно она была бы для него потеряна навсегда. Граф прав — связать себя с сумасшедшей было бы безумием. Но ведь в ней, княжне, его спасение от последствий рокового заклятия его предков. На память
князю Сергею Сергеевичу пришли слова призрака. Он похолодел.
На другой день к великой княгине пришел заведовавший голштинскими делами при великом
князе тайный советник Штамке и объявил, что получил записку от Бестужева, в которой тот приказывал ему
сказать Екатерине, чтобы она не боялась — все сожжено.
Елизавета Петровна ничего не
сказала на это. Она, по своему обыкновению, ходила по комнате, обращаясь то к великой княгине, то к великому
князю, но всего чаще к Шувалову. Весь этот разговор, длившийся полтора часа, произвел на нее сильное впечатление, но не вызвал раздражения.
Великий
князь, напротив, выказал сильное ожесточение против жены. Он старался вызвать раздражение Елизаветы Петровны против нее, но не достиг свой цели, потому что в его словах слишком резко выражалась страсть. Наконец, императрица, подойдя к Екатерине,
сказала ей тихо...
— Не бойтесь, я ничего не совершила особенно дурного… —
сказала она, заметив впечатление, произведенное на
князя Сергея Сергеевича ее последней фразой.
— Я понимаю… — упавшим голосом
сказал князь.
— Вы хотите
сказать, что этот блеск и эта атмосфера останутся, но это не то,
князь, вы, быть может, теперь под влиянием чувства обещаете мне не стеснять мою свободу, но на самом деле это невозможно, я сама буду стеснять ее, сама подчинюсь моему положению замужней женщины, мне будет казаться, что глаза мужа следят за мной, и это будет отравлять все мои удовольствия, которым я буду предаваться впервые, как новинке.
Князь Сергей Сергеевич Луговой уехал,
сказав с особым удовольствием княжне Людмиле Васильевне «до свиданья».
— Нет, нет, я люблю
князя! Никого, кроме него! — вслух
сказала она себе. — Я буду его женой.