Неточные совпадения
Также заседатель ваш… он, конечно, человек сведущий, но от него такой запах, как будто бы он сейчас
вышел из винокуренного завода,
это тоже нехорошо.
Здесь есть один помещик, Добчинский, которого вы изволили видеть; и как только
этот Добчинский куда-нибудь
выйдет из дому, то он там уж и сидит у жены его, я присягнуть готов…
Что
из него должен во всяком случае образоваться законодатель, — в
этом никто не сомневался; вопрос заключался только в том, какого сорта
выйдет этот законодатель, то есть напомнит ли он собой глубокомыслие и административную прозорливость Ликурга или просто будет тверд, как Дракон.
Но перенесемся мыслью за сто лет тому назад, поставим себя на место достославных наших предков, и мы легко поймем тот ужас, который долженствовал обуять их при виде
этих вращающихся глаз и
этого раскрытого рта,
из которого ничего не
выходило, кроме шипения и какого-то бессмысленного звука, непохожего даже на бой часов.
Источник,
из которого
вышла эта тревога, уже замутился; начала, во имя которых возникла борьба, стушевались; остается борьба для борьбы, искусство для искусства, изобретающее дыбу, хождение по спицам и т. д.
Ну, он
это взглянул на меня этак сыскоса:"Ты, говорит, колченогий (а у меня, ваше высокородие, точно что под Очаковом ногу унесло), в полиции, видно, служишь?" — взял шапку и
вышел из кабака вон.
На
этот призыв
выходит из толпы парень и с разбега бросается в пламя. Проходит одна томительная минута, другая. Обрушиваются балки одна за другой, трещит потолок. Наконец парень показывается среди облаков дыма; шапка и полушубок на нем затлелись, в руках ничего нет. Слышится вопль:"Матренка! Матренка! где ты?" — потом следуют утешения, сопровождаемые предположениями, что, вероятно, Матренка с испуга убежала на огород…
Тем не менее
из всех
этих рассказов никакого ясного результата не
выходило.
Однако ж она согласилась, и они удалились в один
из тех очаровательных приютов, которые со времен Микаладзе устраивались для градоначальников во всех мало-мальски порядочных домах города Глупова. Что происходило между ними —
это для всех осталось тайною; но он
вышел из приюта расстроенный и с заплаканными глазами. Внутреннее слово подействовало так сильно, что он даже не удостоил танцующих взглядом и прямо отправился домой.
Княгиня Бетси, не дождавшись конца последнего акта, уехала
из театра. Только что успела она войти в свою уборную, обсыпать свое длинное бледное лицо пудрой, стереть ее, оправиться и приказать чай в большой гостиной, как уж одна за другою стали подъезжать кареты к ее огромному дому на Большой Морской. Гости
выходили на широкий подъезд, и тучный швейцар, читающий по утрам, для назидания прохожих, за стеклянною дверью газеты, беззвучно отворял
эту огромную дверь, пропуская мимо себя приезжавших.
Вронский был в
эту зиму произведен в полковники,
вышел из полка и жил один. Позавтракав, он тотчас же лег на диван, и в пять минут воспоминания безобразных сцен, виденных им в последние дни, перепутались и связались с представлением об Анне и мужике-обкладчике, который играл важную роль на медвежьей охоте; и Вронский заснул. Он проснулся в темноте, дрожа от страха, и поспешно зажег свечу. ― «Что такое?
— Со мной? — сказала она удивленно,
вышла из двери и посмотрела на него. — Что же
это такое? О чем
это? — спросила она садясь. — Ну, давай переговорим, если так нужно. А лучше бы спать.
Когда Степан Аркадьич
вышел из комнаты зятя, он был тронут, но
это не мешало ему быть довольным тем, что он успешно совершил
это дело, так как он был уверен, что Алексей Александрович не отречется от своих слов.
Честолюбивые планы его опять отступили на задний план, и он, чувствуя, что
вышел из того круга деятельности, в котором всё было определено, отдавался весь своему чувству, и чувство
это всё сильнее и сильнее привязывало его к ней.
— Но он видит
это и знает. И разве ты думаешь, что он не менее тебя тяготится
этим? Ты мучишься, он мучится, и что же может
выйти из этого? Тогда как развод развязывает всё, — не без усилия высказал Степан Аркадьич главную мысль и значительно посмотрел на нее.
Хотя она бессознательно (как она действовала в
это последнее время в отношении ко всем молодым мужчинам) целый вечер делала всё возможное для того, чтобы возбудить в Левине чувство любви к себе, и хотя она знала, что она достигла
этого, насколько
это возможно в отношении к женатому честному человеку и в один вечер, и хотя он очень понравился ей (несмотря на резкое различие, с точки зрения мужчин, между Вронским и Левиным, она, как женщина, видела в них то самое общее, за что и Кити полюбила и Вронского и Левина), как только он
вышел из комнаты, она перестала думать о нем.
— Да вот я вам скажу, — продолжал помещик. — Сосед купец был у меня. Мы прошлись по хозяйству, по саду. «Нет, — говорит, — Степан Васильич, всё у вас в порядке идет, но садик в забросе». А он у меня в порядке. «На мой разум, я бы
эту липу срубил. Только в сок надо. Ведь их тысяча лип,
из каждой два хороших лубка
выйдет. А нынче лубок в цене, и струбов бы липовеньких нарубил».
Ей нужна было успокоиться и
выйти из этого мучительного положения.
«Он ненавидит меня,
это ясно», подумала она и молча, не оглядываясь, неверными шагами
вышла из комнаты.
— Кити! я мучаюсь. Я не могу один мучаться, — сказал он с отчаянием в голосе, останавливаясь пред ней и умоляюще глядя ей в глаза. Он уже видел по ее любящему правдивому лицу, что ничего не может
выйти из того, что он намерен был сказать, но ему всё-таки нужно было, чтоб она сама разуверила его. — Я приехал сказать, что еще время не ушло.
Это всё можно уничтожить и поправить.
Он не мог признать, что он тогда знал правду, а теперь ошибается, потому что, как только он начинал думать спокойно об
этом, всё распадалось вдребезги; не мог и признать того, что он тогда ошибался, потому что дорожил тогдашним душевным настроением, а признавая его данью слабости, он бы осквернял те минуты. Он был в мучительном разладе с самим собою и напрягал все душевные силы, чтобы
выйти из него.
Свод
этих правил обнимал очень малый круг условий, но зато правила были несомненны, и Вронский, никогда не
выходя из этого круга, никогда ни на минуту не колебался в исполнении того, что должно.
Он быстро вскочил. «Нет,
это так нельзя! — сказал он себе с отчаянием. — Пойду к ней, спрошу, скажу последний раз: мы свободны, и не лучше ли остановиться? Всё лучше, чем вечное несчастие, позор, неверность!!» С отчаянием в сердце и со злобой на всех людей, на себя, на нее он
вышел из гостиницы и поехал к ней.
— О чем
это? — спросил Степан Аркадьич,
выходя из кабинета и обращаясь к жене.
Чтобы
выйти из этого затруднения, он не мог просить денег у матери.
— Нешто
вышел в сени, а то всё тут ходил.
Этот самый, — сказал сторож, указывая на сильно сложенного широкоплечего человека с курчавою бородой, который, не снимая бараньей шапки, быстро и легко взбегал наверх по стертым ступенькам каменной лестницы. Один
из сходивших вниз с портфелем худощавый чиновник, приостановившись, неодобрительно посмотрел на ноги бегущего и потом вопросительно взглянул на Облонского.
— Ты влюбился в
эту гадкую женщину, она обворожила тебя. Я видела по твоим глазам. Да, да! Что ж может
выйти из этого? Ты в клубе пил, пил, играл и потом поехал… к кому? Нет, уедем… Завтра я уеду.
«Для Бетси еще рано», подумала она и, взглянув в окно, увидела карету и высовывающуюся
из нее черную шляпу и столь знакомые ей уши Алексея Александровича. «Вот некстати; неужели ночевать?» подумала она, и ей так показалось ужасно и страшно всё, что могло от
этого выйти, что она, ни минуты не задумываясь, с веселым и сияющим лицом
вышла к ним навстречу и, чувствуя в себе присутствие уже знакомого ей духа лжи и обмана, тотчас же отдалась
этому духу и начала говорить, сама не зная, что скажет.
Что
из этого всего
выйдет, он не знал и даже не думал.
Но ему во всё
это время было неловко и досадно, он сам не знал отчего: оттого ли, что ничего не
выходило из каламбура: «было дело до Жида, и я дожида-лся», или от чего-нибудь другого. Когда же наконец Болгаринов с чрезвычайною учтивостью принял его, очевидно торжествуя его унижением, и почти отказал ему, Степан Аркадьич поторопился как можно скорее забыть
это. И, теперь только вспомнив, покраснел.
— Нет, не скучно, я очень занят, — сказал он, чувствуя, что она подчиняет его своему спокойному тону,
из которого он не в силах будет
выйти, так же, как
это было в начале зимы.
«Славный, милый», подумала Кити в
это время,
выходя из домика с М-11е Linon и глядя на него с улыбкой тихой ласки, как на любимого брата. «И неужели я виновата, неужели я сделала что-нибудь дурное? Они говорят: кокетство. Я знаю, что я люблю не его; но мне всё-таки весело с ним, и он такой славный. Только зачем он
это сказал?…» думала она.
— Как же новые условия могут быть найдены? — сказал Свияжский, поев простокваши, закурив папиросу и опять подойдя к спорящим. — Все возможные отношения к рабочей силе определены и изучены, сказал он. — Остаток варварства — первобытная община с круговою порукой сама собой распадается, крепостное право уничтожилось, остается только свободный труд, и формы его определены и готовы, и надо брать их. Батрак, поденный, фермер — и
из этого вы не
выйдете.
Действительно,
это был Голенищев, товарищ Вронского по Пажескому Корпусу. Голенищев в корпусе принадлежал к либеральной партии,
из корпуса
вышел гражданским чином и нигде не служил. Товарищи совсем разошлись по выходе
из корпуса и встретились после только один раз.
Принцесса сказала: «надеюсь, что розы скоро вернутся на
это хорошенькое личико», и для Щербацких тотчас же твердо установились определенные пути жизни,
из которых нельзя уже было
выйти.
В
это время один
из молодых людей, лучший
из новых конькобежцев, с папироской во рту, в коньках,
вышел из кофейной и, разбежавшись, пустился на коньках вниз по ступеням, громыхая и подпрыгивая. Он влетел вниз и, не изменив даже свободного положения рук, покатился по льду.
Если же назначение жалованья отступает от
этого закона, как, например, когда я вижу, что
выходят из института два инженера, оба одинаково знающие и способные, и один получает сорок тысяч, а другой довольствуется двумя тысячами; или что в директоры банков общества определяют с огромным жалованьем правоведов, гусаров, не имеющих никаких особенных специальных сведений, я заключаю, что жалованье назначается не по закону требования и предложения, а прямо по лицеприятию.
— То-то и ужасно в
этом роде горя, что нельзя, как во всяком другом — в потере, в смерти, нести крест, а тут нужно действовать, — сказал он, как будто угадывая ее мысль. — Нужно
выйти из того унизительного положения, в которой вы поставлены; нельзя жить втроем.
И, сказав
эти слова, она взглянула на сестру и, увидев, что Долли молчит, грустно опустив голову, Кити, вместо того чтобы
выйти из комнаты, как намеревалась, села у двери и, закрыв лицо платком, опустила голову.
«А ничего, так tant pis», подумал он, опять похолодев, повернулся и пошел.
Выходя, он в зеркало увидал ее лицо, бледное, с дрожащими губами. Он и хотел остановиться и сказать ей утешительное слово, но ноги вынесли его
из комнаты, прежде чем он придумал, что сказать. Целый
этот день он провел вне дома, и, когда приехал поздно вечером, девушка сказала ему, что у Анны Аркадьевны болит голова, и она просила не входить к ней.
— Нет, разорву, разорву! — вскрикнула она, вскакивая и удерживая слезы. И она подошла к письменному столу, чтобы написать ему другое письмо. Но она в глубине души своей уже чувствовала, что она не в силах будет ничего разорвать, не в силах будет
выйти из этого прежнего положения, как оно ни ложно и ни бесчестно.
Хотя Алексей Александрович и знал, что он не может иметь на жену нравственного влияния, что
из всей
этой попытки исправления ничего не
выйдет, кроме лжи; хотя, переживая
эти тяжелые минуты, он и не подумал ни разу о том, чтоб искать руководства в религии, теперь, когда его решение совпадало с требованиями, как ему казалось, религии,
эта религиозная санкция его решения давала ему полное удовлетворение и отчасти успокоение.
— Сережа, — сказала она, как только гувернантка
вышла из комнаты, —
это дурно, но ты не будешь больше делать
этого? Ты любишь меня?
Чем больше проходило времени, чем чаще он видел себя опутанным
этими сетями, тем больше ему хотелось не то что
выйти из них, но попробовать, не мешают ли они его свободе.
Вронский еще раз окинул взглядом прелестные, любимые формы лошади, дрожавшей всем телом, и, с трудом оторвавшись от
этого зрелища,
вышел из барака.
Было у Алексея Александровича много таких людей, которых он мог позвать к себе обедать, попросить об участии в интересовавшем его деле, о протекции какому-нибудь искателю, с которыми он мог обсуждать откровенно действия других лиц и высшего правительства; но отношения к
этим лицам были заключены в одну твердо определенную обычаем и привычкой область,
из которой невозможно было
выйти.
— Вот неразлучные, — прибавил Яшвин, насмешливо глядя на двух офицеров, которые
выходили в
это время
из комнаты. И он сел подле Вронского, согнув острыми углами свои слишком длинные по высоте стульев стегна и голени в узких рейтузах. — Что ж ты вчера не заехал в красненский театр? — Нумерова совсем недурна была. Где ты был?
Вронский не мог понять, как она, со своею сильною, честною натурой, могла переносить
это положение обмана и не желать
выйти из него; но он не догадывался, что главная причина
этого было то слово сын, которого она не могла выговорить.
«Да, не надо думать, надо делать что-нибудь, ехать, главное уехать
из этого дома», сказала она, с ужасом прислушиваясь к страшному клокотанью, происходившему в ее сердце, и поспешно
вышла и села в коляску.
Ему теперь ясно было, что хотя мысли Метрова, может быть, и имеют значение, но и его мысли также имеют значение; мысли
эти могут уясниться и привести к чему-нибудь, только когда каждый будет отдельно работать на избранном пути, а
из сообщения
этих мыслей ничего
выйти не может.