Неточные совпадения
— Мне повелено было объяснить, — продолжал Марфин, кладя свою миниатюрную руку на могучую ногу Крапчика, —
кто я, к какой принадлежу ложе, какую занимаю степень и должность в ней и какая разница между масонами и энциклопедистами, или, как там выражено, волтерианцами, и почему в обществе между ими и нами существует
такая вражда. Я на это написал все, не утаив ничего!
— Это
так!.. — согласился тот. — Но
кто поддул Марфина, как не губернский предводитель?
Да и по
ком твоя душа
Уж
так смертельно заболела,
Ее вчера я рассмотрела —
Совсем, совсем нехороша!
— А скажите, что вот это
такое? — заговорила она с ним ласковым голосом. — Я иногда, когда смотрюсь в зеркало, вдруг точно не узнаю себя и спрашиваю:
кто же это там, — я или не я? И
так мне сделается страшно, что я убегу от зеркала и целый день уж больше не загляну в него.
«
Кто же эти все? Значит, и сам граф тоже, а это не
так!» — сердито подумал он.
— Полноте, что за мелочи! — возразила она ему убеждающим и нежным тоном. —
Кого и чего вы опасаетесь? Если не для дяди,
так для меня заедемте к нему, — я есть хочу!
Члены полиции имели постоянным правилом своим по делам этого рода делать срывы с
кого только возможно; но Сверстов, никогда ни по какому делу не бравший ни копейки, страшно восставал против
таких поборов и не доносил о том по начальству единственно из чувства товарищества,
так как и сам был все-таки чиновник.
Адмиральша тут солгала: Людмила прямо ей сказала, что она никогда не согласится на брак с Марфиным, точно
так же, как и ни с
кем другим.
Напрасно к нему приезжали сенатор, губернатор, губернский предводитель, написавший сверх того Егору Егорычу письмо, спрашивая, что
такое с ним, — на все это Антип Ильич, по приказанию барина, кротко отвечал, что господин его болен, не может никого принимать и ни с
кем письменно сноситься; но когда пришло к Егору Егорычу письмо от Сверстова, он как бы ожил и велел себе подать обед, питаясь до этого одним только чаем с просфорой, которую ему, с вынутием за здравие, каждое утро Антип Ильич приносил от обедни.
— Но
так как господин губернатор тогда был еще со мной хорош и ему прямо на моих глазах совестно было обнаружить себя, то он и принял мою сторону, — розыски действительно прошли очень сильные; но я этим не удовольствовался, и меня больше всего интересовало,
кто ж над этими несчастными дураками совершает это?..
Когда подан был затем кофе, Егор Егорыч, будто бы
так себе, к слову, начал говорить о разного рода ложных стыдах и страхах, которые иногда овладевают людьми, и что подобного страха не следует быть ни у
кого, потому что каждый должен бояться одного только бога, который милосерд и прощает человеку многое, кроме отчаяния.
— Вам попадись только на глаза хорошенькая женщина,
так вы ничего другого и не замечаете! — возразила она. — А я вам скажу, что эту другую хорошенькую сестру Людмилы привез к адмиральше новый еще мужчина, старик какой-то, но
кто он
такой…
— Что ж мне было вам говорить!.. — возразила Миропа Дмитриевна. — Я думала, что вы сами догадываетесь об этом!.. А то к чему же
такая таинственная жизнь!.. Всех избегать, ни с
кем не знакомиться…
—
Кто вам повествовал
так о хлыстах? — спросил он.
— И неужели же, — продолжал Крапчик почти плачевным голосом, — князь и Сергей Степаныч рассердились на меня за хлыстов?..
Кто ж мог предполагать, что
такие высокие лица примут на свой счет, когда говоришь что-нибудь о мужиках-дураках?!
— Что это
такое, скажите вы мне, — говорила она с настойчивостью и начала затем читать текст старинного перевода книги Сен-Мартена: «Мне могут сделать возражение, что человек и скоты производят действия внешние, из чего следует, что все сии существа имеют нечто в себе и не суть простые машины, и когда спросят у меня: какая же разница между их началами действий и началом, находящимся в человеке, то ответствую: сию разность легко тот усмотрит,
кто обратится к ней внимательно.
Знаете, как послушаешь эти слова, то у
кого на душе не совсем чисто и решение его не очень твердо,
так мороз пробежит по коже.
Приятель мой Милорадович некогда передавал мне, что когда он стал бывать у Екатерины Филипповны, то старику-отцу его это очень не понравилось, и он прислал сыну строгое письмо с
такого рода укором, что бог знает, у
кого ты и где бываешь…
Но все эти недостатки и странности Мартына Степаныча сторицею выкупались развитым почти до сократовских размеров лбом и при этом необыкновенно мечтательными серыми глазами, которым соответствовал мягкий, убеждающий голос,
так что,
кто бы ни слушал Мартына Степаныча, никогда никто не мог усомниться в том, что говоримое им идет из глубины его сердечного убеждения.
— В
таком случае, я начну прямо! — продолжал Егор Егорыч. — Я знаю,
кто вы, и вы знаете,
кто я; мы, русские мартинисты, прежде всего мистики и с французскими мартинистами сходствуем и различествуем: они беспрерывно вводят мелкие политические интересы в свое учение, у нас — их нет! Сверх того, мы имеем пример в наших аскетах и признаем всю благодетельную силу путей умного делания!
Плакала, слушая эту проповедь, почти навзрыд Сусанна; у Егора Егорыча также текли слезы; оросили они и глаза Сверстова, который нет-нет да и закидывал свою курчавую голову назад;
кого же больше всех произнесенное отцом Василием слово вышибло,
так сказать, из седла,
так это gnadige Frau, которая перед тем очень редко видала отца Василия, потому что в православную церковь она не ходила, а когда он приходил в дом, то почти не обращала на него никакого внимания; но тут, увидав отца Василия в золотой ризе, с расчесанными седыми волосами, и услыхав, как он красноречиво и правильно рассуждает о столь возвышенных предметах, gnadige Frau пришла в несказанное удивление, ибо никак не ожидала, чтобы между русскими попами могли быть
такие светлые личности.
Удар для самолюбия Крапчика был страшный,
так что он перестал даже выезжать в общество: ему стыдно было показаться
кому бы то ни было из посторонних на глаза; но гнев божий за все темные деяния Петра Григорьича этим еще не иссяк, и в одно утро он получил письмо от Катрин, надписанное ее рукою и запечатанное.
Одно, что они не знакомились ни с
кем из соседей, да, признаться сказать, и не с
кем было, потому что близко от них никого не жило из помещиков; знакомиться же с чиновниками уездного города Катрин не хотела,
так как они ее нисколько не интересовали, а сверх того очень возможно, что в их кругу могла найтись какая-нибудь хорошенькая дама, за которой ее Валерьян, пожалуй, приволокнется.
— В чем мне тебя прощать? — возразил ей Ченцов. — Ты ни в чем не виновата, и если тут
кого прощать и извинять следует,
так это твою натуру!
—
Кто это
такой? — переспросила Миропа Дмитриевна с удивлением и неудовольствием.
Аггея Никитича точно
кто острым ножом ударил в его благородное сердце. Он понял, что влюбил до безумия в себя эту женщину, тогда как сам в отношении ее был… Но что
такое сам Аггей Никитич был в отношении Миропы Дмитриевны, — этого ему и разобрать было не под силу.
Потом все вошли в гостиную, где сидели вдвоем Егор Егорыч и Сусанна Николаевна, которые, увидав,
кто к ним приехал, без сомнения, весьма удивились, и затем началась обычная сцена задушевных, хоть и бестолковых, деревенских свиданий: хозяева и гости что-то
такое восклицали; все чуть-чуть не обнимались; у Сусанны Николаевны оба прибывшие гостя поцеловали с чувством руку; появилась тут же вдруг и gnadige Frau, у которой тоже оба кавалера поцеловали руку; все о разных разностях отрывочно спрашивали друг друга и, не получив еще ответа, рассказывали, что с ними самими было.
— Не знаю, — ответил тот, но и сам немедля же наклонился к уху Егора Егорыча и шепнул тому: —
Кто это
такой, незнакомый нам барин?
— Что же это за
такое большое горе! — возразил Аггей Никитич. — Ченцов не сын родной Егора Егорыча… Мало ли у
кого племянники разводятся с женами… Я, как сужу по себе…
—
Кто вы
такой? — спросил его тем же грозным тоном не помнивший себя от гнева Аггей Никитич.
—
Кто? Что
такое? — спросила старушка.
— Вы ошибаетесь!.. Это не предрассудок! Тогда какое же это будет дворянское сословие, когда в него может поступить каждый,
кто получит крест, а кресты стали давать нынче за деньги… Признаюсь, я не понимаю правительства, которое
так поступает!.. Иначе уж лучше совсем уничтожить дворянское сословие, а то где же тут будет какая-нибудь преемственность крови?.. Что же касается до вашего жертвователя, то я не знаю, как на это взглянет дворянство, но сам я лично положу ему налево.
Ни на
кого в целом губернском городе не произвело известие о самоубийстве Ченцова
такого потрясающего впечатления, как на нее.
— Достоверно-с, — отвечал Аггей Никитич, иронически усмехнувшись, —
так как в каждом уездном городе ко мне являлся обыкновенно почтмейстер и предлагал взятку, говоря, что он делает это по моему требованию, которое передано им от моей супруги через почтальона… Я говорю все это
так откровенно вам, Егор Егорыч, потому что мне решительно не с
кем посоветоваться о
таком моем большом горе!
— Ну,
кому же, я вас спрашиваю, господа, придет в голову, как не дьяволу, придумать
такую штуку? — отнесся опять Феодосий Гаврилыч к прочим своим гостям.
—
Кто бы это
такой мог приехать! — проговорил с досадой Лябьев и вышел прибывшему гостю навстречу.
Невдалеке от нее сидела такожде особа женского пола, маленькая, черномазенькая — особа, должно быть, пребеспокойного характера, потому что хоть и держала в своих костлявых руках работу, но беспрестанно повертывалась и прислушивалась к каждому,
кто говорил, имея при этом
такое выражение, которым как бы заявляла: «Ну-ко, ну, говори!..
— Э, зови меня, как хочешь! Твоя брань ни у
кого на вороту не повиснет… Я людей не убивала, в карты и на разные плутни не обыгрывала, а что насчет баломута ты говоришь,
так это ты, душенька, не ври, ты его подкладывал Лябьеву: это еще и прежде замечали за тобой. Аркаша, я знаю, что не делал этого, да ты-то хотел его руками жар загребать. Разве ты не играл с ним в половине, одно скажи!
Член этот действительно был родом французик, значительно пожилой, но при этом вертлявый, в завитом парике, слегка набеленный, подрумяненный, с большим ртом, с визгливым голосом и с какой-то несносной для всех энергией, по милости которой, а также и манерами своими, он весьма напоминал скорпиона, потому что, когда к
кому пристанет,
так тот от него не скоро отцепится.
Что Сверстов
так неожиданно приехал, этому никто особенно не удивился: все очень хорошо знали, что он с быстротой борзой собаки имел обыкновение кидаться ко всем,
кого постигло какое-либо несчастье, тем более спешил на несчастье друзей своих; но на этот раз Сверстов имел еще и другое в виду, о чем и сказал Егору Егорычу, как только остался с ним вдвоем.
— Но
кто же
такой был этот человек… сам Тулузов? — воскликнул Егор Егорыч.
— У греков, конечно, не было
таких остроумных загадок! — заметил молодой ученый. — У них, например, загадывалось: какое существо, рождаясь, бывает велико, в среднем возрасте мало, когда же близится к концу, то становится опять громадным? Когда
кто угадывал, того греки украшали венками, подносили ему вина;
кто же не отгадывал, того заставляли выпить чашку соленой морской воды.
— Конечно, — подхватил Углаков, — князь, наверное, это сделает, он
такой человек, что на всякое доброе дело сейчас пойдет; но принять какую-нибудь против
кого бы ни было строгую меру совершенно не в его характере.
Сергей Степаныч сначала не понял, о
ком собственно и о чем просит Егор Егорыч,
так как тот стал как-то еще более бормотать и сверх того, вследствие нравственного волнения, говорил без всякой последовательности в мыслях.
— Не могу сказать, чтобы
так это было. Все,
кто были масонами, остались ими; но вымирают, а новых не нарождается!
— Но
кто он
такой?.. Я его не знаю… Connaissez vous се monsieur? [Знаете вы этого господина? (франц.).] — отнеслась она к камер-юнкеру.
— Нет, тот не
такой! — возразил поспешно ополченец. — Хоть и немец, но добрейшей души человек; с больного, про которого только знает, что очень беден, никогда за лекарство ничего не берет… Или теперь этот поступок его с женою?.. Поди-ка,
кто нынче
так поступит?
Сообразив все это, Аггей Никитич взобрался на акацию, а с нее шагнул на верхний брус забора и, ухватившись за ветку той же акации, попробовал спрыгнуть на землю, до которой было аршина четыре; ветка при этом обломилась, и Аггей Никитич упал, но сейчас же и поднялся с земли, причем он, как это после уже припомнил, почувствовал, что что-то
такое обронил, и вместе с тем раздались громкие голоса: «
Кто это?
—
Кто мог сшить на вас
такую прелесть?
Вследствие
такого приглашения для пани Вибель возник вопрос, как и с
кем ей доехать до Синькова.