Неточные совпадения
Сама река, придавая
всей окрестности какой-то широкий и раздольный вид,
проходила наподобие огромной синеватой ленты между ровными, зелеными лугами.
— На-ка вот тебе, — сказал он, подавая его Паше: — тут есть три-четыре рыжичка; если тебе захочется полакомиться, — книжку какую-нибудь купить, в театр
сходить, — ты загляни в эту шапочку, к тебе и выскочит оттуда штучка, на которую ты можешь
все это приобресть.
Симонов сейчас засветил свечку, и
все они сначала
прошли по темному каменному коридору, потом стали подниматься по каменной лестнице, приотворили затем какую-то таинственную маленькую дверцу и очутились в огромной зале. Мрак их обдал со
всех сторон. Свечка едва освещала небольшое около них пространство, так что, когда
все взглянули вверх, там вместо потолка виднелся только какой-то темный простор.
Сначала молодые люди смеялись своему положению, но, когда они
проходили гостиную, Павлу показалось, что едва мерцающие фигуры на портретах шевелятся в рамках. В зале ему почудился какой-то шорох и как будто бы промелькнули какие-то белые тени. Павел очень был рад, когда
все они трое спустились по каменной лестнице и вошли в их уютную, освещенную комнату. Плавин сейчас же опять принялся толковать с Симоновым.
— Вот они где, лицедеи-то! — сказал он и прямо принял из рук Ваньки уже заранее приготовленную ему трубку с длиннейшим чубуком и отчаянно затянулся из нее. — И
пройде сие ядове во
все жилы живота моего, — сказал он, выпуская из себя дым.
Павел пробовал было хоть на минуту остаться с ней наедине, но решительно это было невозможно, потому что она то укладывала свои ноты, книги, то разговаривала с прислугой; кроме того, тут же в комнате сидела, не
сходя с места, m-me Фатеева с прежним могильным выражением в лице; и, в заключение
всего, пришла Анна Гавриловна и сказала моему герою: «Пожалуйте, батюшка, к барину; он один там у нас сидит и дожидается вас».
Веселенький деревенский домик полковника, освещенный солнцем, кажется, еще более обыкновенного повеселел. Сам Михайло Поликарпыч, с сияющим лицом, в своем домашнем нанковом сюртуке,
ходил по зале: к нему вчера только приехал сын его, и теперь, пока тот спал еще, потому что
всего было семь часов утра, полковник разговаривал с Ванькой, у которого от последней, вероятно, любви его появилось даже некоторое выражение чувств в лице.
— Так что же вы говорите, я после этого уж и не понимаю! А знаете ли вы то, что в Демидовском студенты имеют единственное развлечение для себя —
ходить в Семеновский трактир и пить там? Большая разница Москва-с, где — превосходный театр, разнообразное общество, множество библиотек, так что, помимо ученья, самая жизнь будет развивать меня, а потому стеснять вам в этом случае волю мою и лишать меня, может быть, счастья
всей моей будущей жизни — безбожно и жестоко с вашей стороны!
— Ну да, как же ведь, благодетель!.. Ему, я думаю,
все равно, куда бы ты ни заехал — в Москву ли, в Сибирь ли, в Астрахань ли; а я одними мнениями измучусь, думая, что ты один-одинехонек, с Ванькой-дураком, приедешь в этакой омут, как Москва: по одним улицам-то
ходя, заблудишься.
Когда старик
сходил в деревню, она беспрестанно затевала на его деньги делать пиры и никольщины на
весь почти уезд, затем, чтобы и самое ее потом звали на
все праздники.
Едучи уже в Москву и проезжая родной губернский город, Павел, разумеется, прежде
всего был у Крестовниковых. Отобедав у них, поблагодушествовал с ними, а потом вознамерился также
сходить и проститься с Дрозденкой. Он застал Николая Силыча в оборванном полинялом халате, сидящего, с трубкою в руках, около водки и закуски и уже несколько выпившего.
—
Весь он у меня, братец, в мать пошел: умная ведь она у меня была, но тоже этакая пречувствительная и претревожная!.. Вот он тоже маленьким болен сделался; вдруг вздумала: «Ай, батюшка, чтобы спасти сына от смерти, пойду сама в Геннадьев монастырь пешком!..»
Сходила, надорвалась, да и жизнь кончила, так разве бог-то требует того?!
Как
все впечатлительные люди, он стал воображать, что мучениям его и конца не будет и что
вся жизнь его
пройдет в подобном положении.
— Некогда
все! — отвечал Салов, в одно и то же время ухмыляясь и нахмуриваясь. Он никогда почти не
ходил в университет и
все был на первом курсе, без всякой, кажется, надежды перейти на второй.
Только вдруг я раз в кондитерской, в которую
хожу каждый день пить кофе, читаю в французской газете, что, в противоположность
всем немецким философам, в Париже образуется школа позитивистов, и представитель ее — Огюст Конт…
И Салов, делая явно при
всех гримасу,
ходил к ней, а потом, возвращаясь и садясь, снова повторял эту гримасу и в то же время не забывал показывать головой Павлу на Неведомова и на его юную подругу и лукаво подмигивать.
— Я не знаю, как у других едят и чье едят мужики — свое или наше, — возразил Павел, — но знаю только, что
все эти люди работают на пользу вашу и мою, а потому вот в чем дело: вы были так милостивы ко мне, что подарили мне пятьсот рублей; я желаю, чтобы двести пятьдесят рублей были употреблены на улучшение пищи в нынешнем году, а остальные двести пятьдесят — в следующем, а потом уж я из своих трудов буду высылать каждый год по двести пятидесяти рублей, — иначе я с ума
сойду от мысли, что человек, работавший на меня — как лошадь, — целый день, не имеет возможности съесть куска говядины, и потому прошу вас завтрашний же день велеть купить говядины для
всех.
— Чем заниматься-то? Сидит, разглагольствует, в коляске четверней ездит, сам в черкеске
ходит; людей тоже
всех черкесами одел.
У Павла, как всегда это с ним случалось во
всех его увлечениях, мгновенно вспыхнувшая в нем любовь к Фатеевой изгладила
все другие чувствования; он безучастно стал смотреть на горесть отца от предстоящей с ним разлуки… У него одна только была мысль, чтобы как-нибудь поскорее
прошли эти несносные два-три дня — и скорее ехать в Перцово (усадьбу Фатеевой). Он по нескольку раз в день призывал к себе кучера Петра и расспрашивал его, знает ли он дорогу в эту усадьбу.
— Я скакала к нему, как сумасшедшая; а он сидит
все у своей Мари, — прибавила она и вслед затем, истерически зарыдав, начала
ходить по комнате.
— Я с этим, собственно, и пришел к тебе. Вчера ночью слышу стук в мою дверь. Я вышел и увидал одну молоденькую девушку, которая прежде жила в номерах; она
вся дрожала, рыдала, просила, чтоб ей дали убежище; я
сходил и схлопотал ей у хозяйки номер, куда перевел ее, и там она рассказала мне свою печальную историю.
Павел при этом постукивал ногой;
все нервы в нем
ходили.
— Я полагаю, весьма подлое, — проговорил Павел и ушел; он очень рассердился на Салова и
прошел прямо на Кисловку к Макару Григорьеву, с тем, чтобы рассказать ему
все откровенно, посоветоваться с ним, — что делать и что предпринять. Он видел и заметил еще прежде, что Макар Григорьев был к нему как-то душевно расположен.
— Что жив… Известно,
все под богом
ходим.
В пьесе своей он представлял купеческого сынка, которого один шулер учит светским манерам, а потом приходит к нему сваха, несколько напоминающая гоголевскую сваху.
Все это было недурно скомбинировано. Вихров, продолжавший
ходить по комнате, первый воскликнул...
Салов во
все это время продолжал
ходить взад и вперед, а потом, искренно или нет, но и он принялся восхищаться вместе с другими.
— Ну, уж этого я не разумею, извините!.. Вот хоть бы тоже и промеж нас, мужиков, сказки эти разные
ходят;
все это в них рассказываются глупости одни только, как я понимаю; какие-то там Иван-царевичи, Жар-птицы, Царь-девицы —
все это пустяки, никогда ничего того не было.
Тот, разумеется, сейчас же от этого страшно заважничал, начал громко
ходить по
всем комнатам, кричать на ходивших в отсутствие его за барином комнатного мальчика и хорошенькую Грушу, и последнюю даже осмелился назвать тварью.
Жениться на мне вы не хотите, так как считаете меня недостойною этой чести, и потому — что я такое теперь? — потерянная женщина, живущая в любовницах, и, кроме того, дела мои
все запутаны; сама я ничего в них не смыслю,
пройдет еще год, и я совсем нищей могу остаться, а потому я хочу теперь найти человека, который бы хоть сколько-нибудь поправил мою репутацию и, наконец, занялся бы с теплым участием и моим состоянием…
А Добров
ходил между тем по разным избам и, везде выпивая, кричал на
всю улицу каким-то уж нечленораздельным голосом. На другой день его нашли в одном ручье мертвым; сначала его видели ехавшим с Александром Ивановичем в коляске и целовавшимся с ним, потом он брел через одно селение уже один-одинехонек и мертвецки пьяный и, наконец, очутился в бочаге.
— Что ж мудреного! — подхватил доктор. — Главное дело тут, впрочем, не в том! — продолжал он, вставая с своего места и начиная самым развязным образом
ходить по комнате. — Я вот ей самой сейчас говорил, что ей надобно, как это ни печально обыкновенно для супругов бывает, надобно отказаться во
всю жизнь иметь детей!
По отъезде приятеля Вихров несколько времени
ходил по комнате, потом сел и стал писать письмо Мари, в котором извещал ее, что с известной особой он даже не видится, так как между ними
все уже покончено; а потом, описав ей, чем он был занят последнее время, умолял ее справиться, какая участь постигла его произведения в редакции.
Все они, молодые и немолодые, красивые и некрасивые, были набелены и нарумянены и, став в круг,
ходили и пели: «Ой, Дунай ты, мой Дунай, сын Иванович Дунай!» или: «Ой, Дидо-Ладо, вытопчем, вытопчем!» Около этих хороводов
ходили также и молодые парни из купцов и мещан, в длинных сюртуках своих и чуйках.
— Рощу эту, говорят, сам угодник
всю насадил, чтобы богомольцам приятнее было
ходить в монастырь, — сказал Живин.
— Тут одна поэма рукописная
ходит, отличная, — говорила Мари, провожая его до передней, — где прямо намекается, что
весь Петербург превращен или в палачей, или в шпионов.
— Читай больше, занимайся музыкой;
пройдет же когда-нибудь это время, не
все же будет так!
— Ничего, бог даст,
все это
пройдет когда-нибудь, — сказала она, протягивая ему руку.
— Это я слышала, и меня, признаюсь, это больше
всего пугает, — проговорила мрачно Мари. — Ну, послушай, — продолжала она, обращаясь к Вихрову и беря его за руку, — ты говоришь, что любишь меня; то для меня, для любви моей к тебе, побереги себя в этом случае, потому что
все эти несчастия твои
пройдут; но этим ты погубишь себя!
— Или теперь это письмо господина Белинского
ходит по рукам, — продолжал капитан тем же нервным голосом, — это, по-моему, возмутительная вещь: он пишет-с, что католическое духовенство было когда-то и чем-то, а наше никогда и ничем, и что Петр Великий понял, что единственное спасение для русских — это перестать быть русскими. Как хотите, господа, этими словами он ударил по лицу
всех нас и
всю нашу историю.
Поддерживаемый буржуазией, 2 декабря 1852 года совершил государственный переворот и объявил себя императором.], то он с удовольствием объявил, что тот, наконец, восторжествовал и объявил себя императором, и когда я воскликнул, что Наполеон этот будет тот же губернатор наш, что
весь род Наполеонов надобно
сослать на остров Елену, чтобы никому из них никогда не удалось царствовать, потому что
все они в душе тираны и душители мысли и, наконец, люди в высшей степени антихудожественные, — он совершенно не понял моих слов.
Все до сих пор учился еще только чему-то, потом написал какую-то повесть — и еще, может быть, очень дурную, за которую, однако, успели
сослать меня.
— Торговаться-то с вами некому, потому что тут казна — лицо совершенно абстрактное, которое
все считают себя вправе обирать, и никто не беспокоится заступиться за него! — говорил прокурор, продолжая
ходить по комнате.
Пройдя двое или трое сеней, они вошли в длинную комнату, освещенную несколькими горящими лампадами перед целым иконостасом икон, стоящих по
всей передней стене. Людей никого не было.
Ныне
сослали меня почти в ссылку, отняли у меня право предаваться самому дорогому и самому приятному для меня занятию — сочинительству; наконец, что тяжеле мне
всего, меня снова разлучили с вами.
Покуда он потом сел на извозчика и ехал к m-me Пиколовой, мысль об театре
все больше и больше в нем росла. «Играть будут, вероятно, в настоящем театре, — думал он, — и, следовательно, можно будет сыграть большую пьесу. Предложу им «Гамлета»!» — Возраст Ромео для него уже
прошел, настала более рефлексивная пора — пора Гамлетов.
Пиколова погрозила ему на это пальчиком. Лучше
всех у Вихрова
сошла сцена с Юлией. Он ей тоже объяснил главный психологический мотив
всей этой сцены.
Когда затем
прошел последний акт и публика стала вызывать больше
всех Вихрова, и он в свою очередь выводил с собой
всех, — губернатор неистово вбежал на сцену, прямо подлетел к m-me Пиколовой, поцеловал у нее неистово руку и объявил
всем участвующим, чтобы никто не раздевался из своих костюмов, а так бы и сели
все за ужин, который будет приготовлен на сцене, когда публика разъедется.
Вихров начал снова свое чтение. С наступлением пятой главы инженер снова взглянул на сестру и даже делал ей знак головой, но она как будто бы даже и не замечала этого. В седьмой главе инженер сам, по крайней мере, вышел из комнаты и
все время ее чтения
ходил по зале, желая перед сестрой показать, что он даже не в состоянии был слушать того, что тут читалось. Прокурор же слушал довольно равнодушно. Ему только было скучно. Он вовсе не привык так помногу выслушивать чтения повестей.
Вихров для раскапывания могилы велел позвать именно тех понятых, которые подписывались к обыску при первом деле. Сошлось человек двенадцать разных мужиков: рыжих, белокурых, черных, худых и плотноватых, и лица у
всех были невеселые и непокойные. Вихров велел им взять заступы и лопаты и пошел с ними в село, где похоронена была убитая. Оно отстояло от деревни
всего с версту. Доктор тоже изъявил желание
сходить с ними.
В это время вошли
все в село и
прошли прямо на церковный погост.