Неточные совпадения
—
Да, это я, и мне хочется знать, с какой стати вы даете
такой дурной пример публике, ведя себя точно сумасшедшие. Хорошо еще, что не все зрители в зале заметили ваше странное поведение и ваш бешеный выход, иначе, клянусь вам, вы
были бы завтра сплетней всего Петербурга. В чем дело, объясните, пожалуйста! Что-нибудь очень важное и таинственное?..
Его богатство росло ежедневно; его доходы
были велики, его пышность спорила с царской,
да и немудрено,
так как все средства к его обогащению за счет русского народа
были в его руках.
—
Да,
да, непременно! Несчастная… — отвечала Елизавета Петровна, и при этом напоминании о фрейлине Менгден, жених которой
был так внезапно арестован, снова перед ней восстала фигура красавца Шубина…
Общее ликование, повторяем,
было в Петербурге.
Да и немудрено,
так как разгар национального чувства, овладевшего русскими в описываемое нами время, дошел до своего апогея. Русские люди видели, что наверху при падении одного немца возникал другой, а дела все ухудшались. Про верховных иностранцев и их деяния в народе ходили чудовищные слухи. Народ говорил, указывая на окна дворца цесаревны...
Еще один поцелуй, и она уже юркнула в чащу деревьев
так же беззвучно, как и пришла.
Да и пора
было скрыться.
По его словам, ключа от замка часовни или, лучше сказать, беседки,
так как на ее шпице находился не крест, а проткнутое стрелой сердце, видимо когда-то позолоченное, у него не
было,
да он полагает, что его и никогда не
было ни у кого, кроме лица, затворившего дверь и замкнувшего этот огромный замок.
—
Да,
таким почти, как он
есть… — уже совершенно склонившись на грудь матери, прошептала молодая девушка.
«Какой эффект произведет ее появление на первом балу, а он их сосед, хороший знакомый, конечно,
будет одним из первых среди массы ухаживателей, первый по праву старого знакомства. Можно и жениться. Она — княжна древнего рода. Терентьич, —
так звали управляющего Лугового, — говорил, что она очень богата,
да это мне все равно, я сам богат».
—
Да оно
так и должно
быть…
—
Да так, с чего же вам похожими не
быть, одного корня деревца…
— Известно, извела… Я тоже, хоть и в бегах
был, однако из своих мест весточки получал исправно… Стала ее гнуть княгиня, овдовев,
так гнуть
да работой неволить, что Ульяна-то быстрей тонкой лучины сгорела… Вот она какова, ваша княгинюшка.
Наконец час отъезда наступил. Мать и дочь сели в карету и поехали по хорошо знакомой княжне Людмиле дороге. Князь встретил дорогих гостей на крыльце своего дома. Он
был несколько бледен. Это сразу заметили и княгиня и княжна.
Да это
было и немудрено,
так как он не спал почти целую ночь.
Вся спальня
была наполнена каким-то белым фосфорическим светом. У самой его кровати стоял тот самый старый боярин, который являлся ему во сне прошлой ночью. Но видение вчерашней ночи
было смутно. В памяти князя остался лишь легкий абрис сонного видения
да грозящий ему неимоверной величины палец, который затем уперся ему в грудь
так сильно, что он с трудом дышал.
— А ты думаешь, шучу. У нас это не
так водится, не для того я его с тобой иногда одну оставляла, чтобы он перед тобой амуры распускал. Надо
было честь честью сперва ко мне бы обратиться, я бы попросила время подумать и переговорить с тобой. Протянула бы денька два-три, а потом уже и дала бы согласие. А они на, поди… Столковались без матери. Завтра приедет просить твоей руки. А я вот возьму
да завтра не приму.
—
Да, хохот, мама, и
такой неприятный. Нам обоим показалось, что он
был слышен со стороны… этой… беседки… — с дрожью в голосе подтвердила княжна Людмила Васильевна.
«Бедная мама, — замелькало в ее голове, — она
так любит Таню, кроме того, она
будет напоминать ей обо мне… Нет, не надо
быть эгоисткой… Здесь она
будет даже счастливее… Пройдет время, кого-нибудь
да полюбит… Ведь я до князя никого не любила, никто даже мне не нравился… А у нас бывали же гости из Тамбова, хотя редко,
да бывали, даже офицеры…
Так и с ней может случиться… Теперь никто не нравится, а вдруг понравится…»
— Попутал меня бес окаянную тоже в застольную пойти… Ирод Михайло плясал там под гармонику… Загляделась я на старости лет
да заслушалась, ну и рюмочку для праздничка лишнюю тоже
выпила… До самой смерти греха не замолить
такого…
— Кто, княгиня?
Да ее все, не только ее крестьяне и дворовые, но даже мои луговские любили как родную мать! Строга! Что
такое строга. Она действительно
была строга, но только за дело, а это наш крестьянин и дворовый не только любит, но и ценит…
—
Да так… Проведи она этот год в деревне, конечно, у ней не могло бы и явиться мысли, что она может предпочесть тебя кому-нибудь другому, но она решилась поехать в Петербург, и там на самом деле,
быть может, она встретится с человеком, который произведет на нее большее, чем ты, впечатление. Ты прости меня за откровенность…
Кажется, единственное исключение составлял дом княжны Людмилы Васильевны Полторацкой. Убирать и чистить в нем
было нечего,
так как отделанный только что и меблированный заново он блестел, как игрушка, и не требовал уборки и чистки.
Да и жизни в нем
было видно мало.
—
Да, мама говорит только, что надо
быть осторожной,
так как может вырасти новый неправильно.
—
Да,
есть такие… Она очень нервна.
—
Было дело…
Да где же
такую уйму денег взять? Воровать не выучен.
— Послужи за отечество свое, — говорил Манштейн Зубареву, — съезди в раскольничьи слободы и уговори раскольников, чтобы они склонились к нам и помогли вступить на престол Ивану Антоновичу, а мы, по их желанию,
будем писать патриарху, чтобы им посвятить епископа; у нас
был их один поп,
да обманул нас и уехал. А как посвятят епископа,
так он от себя своих попов по всем местам, где
есть раскольники, разошлет, и они сделают бунт.
—
Такой есть, там на выезде из предместья, по ночам торгует, более для беглых
да для
таких, как этот чернявый, странников.
«Ведь не сочинено же это все праздными людьми… Ведь что-нибудь, вероятно,
да было… Нет дыму без огня, нет
такого фантастического рассказа, в основе которого не лежала бы хоть частичка правды». Сладкие надежды наполняли сердце графа. Он потянулся с какой-то давно им не ощущаемой истомой и вскоре сладко заснул. Граф не ошибся в своем верном слуге.
—
Да так, в самую годовщину, ваше сиятельство, как по вашему приказу беседка-то
была открыта,
был так час шестой вечера…
—
Да, знаю, — отвечал князь. — Это, вероятно,
так и
есть… Не сообщница же она убийцы.
И теперь первая мысль, которая появилась у нее при взгляде на себя в зеркало,
была злобная мысль о том, какие мучения
будет испытывать он эти полтора часа, которые она обыкновенно жертвует ему на свиданья, при близости к
такой красавице, как она, и при горьком сознании, что к
таким свиданьям всецело применима русская пословица «близок локоть,
да не укусишь».
—
Да, церковь, каменный обширный храм. Другой храм я
буду строить одновременно на месте моего сгоревшего дома. Церкви Лугового и Зиновьева, вы знаете, очень ветхи. Если я, паче чаяния, не доживу до окончания построек, то я уже оставил духовное завещание, в котором все свои имения и капиталы распределяю на церкви и монастыри, а главным образом на эти две для меня самые священные работы. Граф Петр
был так добр, что согласился
быть моим душеприказчиком и исполнителем моей последней воли.
Неточные совпадения
Городничий (дрожа).По неопытности, ей-богу по неопытности. Недостаточность состояния… Сами извольте посудить: казенного жалованья не хватает даже на чай и сахар. Если ж и
были какие взятки, то самая малость: к столу что-нибудь
да на пару платья. Что же до унтер-офицерской вдовы, занимающейся купечеством, которую я будто бы высек, то это клевета, ей-богу клевета. Это выдумали злодеи мои; это
такой народ, что на жизнь мою готовы покуситься.
Хлестаков.
Да вот тогда вы дали двести, то
есть не двести, а четыреста, — я не хочу воспользоваться вашею ошибкою; —
так, пожалуй, и теперь столько же, чтобы уже ровно
было восемьсот.
Осип.
Да что завтра! Ей-богу, поедем, Иван Александрович! Оно хоть и большая честь вам,
да все, знаете, лучше уехать скорее: ведь вас, право, за кого-то другого приняли… И батюшка
будет гневаться, что
так замешкались.
Так бы, право, закатили славно! А лошадей бы важных здесь дали.
Хлестаков (пишет).Ну, хорошо. Отнеси только наперед это письмо; пожалуй, вместе и подорожную возьми.
Да зато, смотри, чтоб лошади хорошие
были! Ямщикам скажи, что я
буду давать по целковому; чтобы
так, как фельдъегеря, катили и песни бы
пели!.. (Продолжает писать.)Воображаю, Тряпичкин умрет со смеху…
Да объяви всем, чтоб знали: что вот, дискать, какую честь бог послал городничему, — что выдает дочь свою не то чтобы за какого-нибудь простого человека, а за
такого, что и на свете еще не
было, что может все сделать, все, все, все!