Обойдённые

В течение целого этого года не произошло почти ничего особенно замечательного, только Дорушкины симпатические попугаи, Оля и Маша, к концу мясоеда выкинули преуморительную штуку, еще более упрочившую за ними название симпатических попугаев. В один прекрасный день они сообщили Доре, что они выходят замуж.

— Обе вместе? — спросила, удивясь, Дора.

— Да; так вышло, Дарья Михайловна, — отвечали девушки.

— По крайней мере, не за одного хоть?

— Нет-с, как можно?

— То-то.

Они выходили за двух родных братьев, наборщиков из бывшей по соседству типографии.

Затеялась свадьба, в устройстве которой Даша принимала самое жаркое участие, и, наконец, в один вечер перед масленицей, симпатических попугаев обвенчали. Свадьба справлялась в двух комнатах, нанятых в том же доме, где помещался магазин Анны Михайловны. Анна Михайловна была посаженою матерью девушек; Нестор Игнатьевич посаженым отцом, Дорушка и Анна Анисимовна — дружками у Оли и Маши. Илья Макарович был на эту пору болен и не мог принять в торжестве никакого личного участия, но прислал девушкам по паре необыкновенно изящно разрисованных венчальных свеч, белого петуха с красным гребнем и белую курочку.

Магазин в этот день закрыли ранее обыкновенного, и все столпились в нем около Даши, под надзором которой перед большими трюмо происходило одеванье невест.

Даша была необыкновенно занята и оживлена; она хлопотала обо всем, начиная с башмака невест и до каждого бантика в их головных уборах. Наряды были подарены невестам Анной Михайловной и частью Дорой, из ее собственного заработка. Она также сделала на свой счет два самых скромных, совершенно одинаковых белых платья для себя, и для своего друга—Анны Анисимовны. Дорушка и Анна Анисимовна, обе были одеты одинаково, как две родные сестры.

— Что это за прелестное создание наша Дора! — заговорила Анна Михайловна, взойдя в комнату Долинского, когда был окончен убор.

— Да, что уж о ней, Анна Михайловна, и говорить! — отвечал Долинский. — Счастливый будет человек, кого она полюбит.

Анна Михайловна случайно чихнула и сказала:

— Вот и правда.

— Господа! Симпатические попугаи! — позвала, спешно приотворив дверь и выставив свою головку, Дора. — Чего ж вы сюда забились? — Пожалуйте благословлять моих попугаев.

Кончилось благословение и венчание, и начался пир. Анна Михайловна пробыла с час и стала прощаться; Долинский последовал ее примеру. Их удерживали, но они не остались, боясь стеснять своим присутствием гостей жениховых, и поступили очень основательно. Все-таки Анна Михайловна была хозяйка, все-таки Долинский — барин.

Дорушка была совсем иное дело. Она умела всегда держать себя со всеми как-то особенно просто, и невесты были бы очень огорчены, если бы она оставила их торжественный пир, ранее чем ему положено было окончиться по порядку.

В комнатах была изрядная давка и духота, но Дора не тяготилась этим, и под звуки плохонького квартета танцевала с наборщиками две кадрили.

В квартире Анны Михайловны не оставалось ни души; даже девочки были отпущены веселиться на свадьбе. Двери с обоих подъездов были заперты, и Анна Михайловна, с работою в руках, сидела на мягком диване в комнате Долинского.

Везде было так тихо, что через три комнаты было слышно, как кто-нибудь шмыгал резиновыми калошами по парадной лестнице. Красивый и очень сторожкий кинг-чарльз Анны Михайловны Риголетка, непривыкшая к такой ранней тишине, беспрестанно поднимала головку, взмахивая волнистыми ушами, и сердито рычала.

— Успокойся, успокойся, Риголеточка, — уговаривала ее Анна Михайловна, но собачка все тревожилась и насилу заснула.

— Что это за жизнь без Доры-то была бы какая скучная, — сказала после долгой паузы Анна Михайловна, относясь к настоящему положению.

— Да, в самом деле, как без нее тихо.

— Я там было села у себя, так даже как будто страшно, — .молвила Анна Михайловна и после непродолжительного молчания добавила: — Ужасно дурная вещь одиночество!

— И не говорите. Я так от него настрадался, что до сих пор, кажется, еще никак не отдышусь.

Анна Михайловна снова помолчала и с едва заметной улыбкой сказала:

— А уж, кажется, пора бы.

— Впрочем, человек никогда не бывает совершение счастлив, — проговорила она, вздохнув, через несколько времени.

— Сердце будущим живет.

— А вот это-то и нехорошо. Ведь вот я же счастлива. Долинский промолчал. Он стоял у печки и грелся.

— А вы, Нестор Игнатьич? — спросила она, улыбнувшись, и положила на колена свою работу.

— Я очень счастлив и доволен.

— Чем?

— Судьбой, и чем хотите, — отвечал весело Долинский.

— А я, знаете, чем и кем более всего довольна? — Анна Михайловна несколько лукаво посмотрела искоса на молчавшего Долинского и договорила, — вами.

Долинский шутливо поклонился.

— В самом деле, Нестор Игнатьич, — продолжала. краснея и волнуясь, Анна Михайловна, — вы мне доказали истинно и не словами, что вы меня, действительно, любите.

Долинский также шутливо поклонился еще ниже.

— Я думала, что так в наше время уж никто не умеет любить, — произнесла она, мешаясь, как переконфуженный ребенок.

Долинский подошел к Анне Михайловне, взял и поцеловал ее руку.

Анна Михайловна безотчетно задержала его руку в своей.

— Вы — хороший человек, — прошептала она и подняла к его плечу свою свободную руку.

В это же мгновение Риголетка насторожила уши и со звонким лаем кинулась к черному входу. Послышался сильный и нетерпеливый стук.

— Посмотрите, пожалуйста, кто это? — произнесла Анна Михайловна, вздрогнув и скоро выбрасывая из своей руки руку Долинского.

Долинский пошел в кухню и там тотчас же послышался голос Даши:

— Чего это вы до сих пор не отпираете! Десять часов стучусь и никак не могу достучаться, — взыскивала она с Долинского.

— Не слышно было.

— Помилуйте, мертвые бы, я думаю, услыхали, — отвечала она, пробегая.

— Сестра! — позвала она.

— Ну, — откликнулась Анна Михайловна из комнаты Долинского.

Дорушка вбежала на этот голос и, остановясь, спросила:

— Что это ты такая?

— Какая? — мешаясь и еще более краснея, проговорила Анна Михайловна.

— Странная какая-то, — проронила скороговоркой Дора и сейчас же добавила: — Дай мне десять рублей, у них недостает чего-то.

Анна Михайловна пошла в свою комнату и достала Даше десять рублей.

— Не бегай ты так, Дора, бога ради, в одном платье по лестницам, — попросила она Дорушку, но та ей не ответила ни слова.

Анна Михайловна, проводив сестру до самого порога, торопливо прошла прямо в свою комнату и заперла за собою дверь.