Искренность

И́скренность — один из аспектов честности, правдивости, отсутствие противоречий между реальными чувствами и намерениями в отношении другого человека (или группы людей) и тем, как эти чувства и намерения преподносятся ему на словах.

Важнейший признак неискренности — несогласованность между словесными заявлениями и невербальными знаками (жестами, мимикой, интонацией), которые говорящий не всегда может контролировать.

Обычно искренность расценивается как положительное качество. Однако искренность вступает в противоречие с вежливостью, с нормами западного этикета, которые ограничивают высказывание «в глаза» негативных оценок, могущих быть обидными или оскорбительными с точки зрения собеседника. С точки зрения бусидо подобное отсутствие искренности считается лицемерием.

По данным исследования, опубликованном в Journal of the Academy of Marketing Science, искренность ассоциируется с белым, розовым и желтым цветом (цвета расположены в порядке убывания положительной корреляции.

Американская писательница, профессор и исследователь социальной работы Брене Браун полагает, что стыд препятствует человеку в проявлении искренности. Преподаватели социальной работы Дин Х. Хепворт, Рональд Х. Руни, Джейн Лоусон определяют искренность как «личностное общение, отличающееся естественностью, чистосердечием, непринуждённостью, открытостью и подлинностью».

Источник: Википедия

Упоминания в литературе

Аристотелев ethos или «достоверность источника» оратора, как было отмечено ранее, непосредственно соотносится с искренностью индивидуума. Если вы собираетесь вызвать сопереживание, то без искренности вам не обойтись. Но быть только искренним недостаточно. В конечном счете сопереживание основывается на доверии. Первый кризис, который обычно случается в любых взаимоотношениях, происходит тогда, когда один больше не может доверять другому. Все, что бы ни делал человек, – либо способствует развитию доверительности каких-либо взаимоотношений, либо нет. Доверие не является чем-то неизменным – оно постоянно меняется.

Джеймс Борг, Сила убеждения. Искусство оказывать влияние на людей, 2010

Пожалуй, некоторое сходство есть, если считать вежливостью, например, раболепное поведение подчиненного, пытающегося добиться исключительного расположения начальника (впрочем, это как раз и есть лицемерие, хоть и вежливое). Вежливость же настоящую можно назвать даже состоянием души, и уважение к окружающим у вежливого человека должно быть искренним (ведь в принципе в каждом человеке можно найти что-то достойное уважения; действительно вежливый человек должен уметь смотреть вглубь). А человека, умеющего находить прекрасное в личностях людей, его окружающих, нельзя считать лицемером, так как он вполне искренне уважает своего собеседника за те хорошие качества, которые сам же и открыл в нем. Поэтому можно уверенно назвать неправыми людей, которые путают понятия, разные по своей сути; причем допускают ошибку они не только в характеристике самого понятия вежливости, но и в том, что отказываются от нее, невежественно сравнивая вежливость с лицемерием. Кроме того, есть и заметное внешнее отличие: обычно вежливая речь довольно сдержанна и не содержит в себе ни лести, ни честного восхищения кем или чем-либо, поэтому тем более не может называться лицемерием. Последнее подразумевает злонамеренность, выдаваемую под умело сделанной маской за искренность и доброжелательность; а так как для лицемера обычно важно быстро получить расположение некоторого важного в чем-либо лица, то в его речи, как правило, используется не изящная сдержанная вежливость, а ряд грамотно построенных комплиментов. Как гласит народная мудрость, ласковое слово и кошке приятно.

С. В. Бачило, Школа гейши. Искусство держать лицо, 2006

Обычно чем выше духовная культура человека, тем ближе его облик к его внутренней сути. В идеале человек с высокой духовной культурой «показывает» окружающим кем он по сути является. Такому человеку не нужно намеренно демонстрировать позы открытости, заучивать «правильные» жесты и взгляды, так как для него естественны благожелательное отношение к людям, честность, доброта и отзывчивость. Соответствие знания моральных норм и нравственного поведения, эстетичных внешнего вида и поведения свидетельствует о высоком духовном развитии человека, для которого знания этих принципов и норм, желание следовать им превратились во внутреннее убеждение. Этот человек поступает правильно не потому, что знает, как надо поступить «правильно», а потому, что не может поступить иначе; ориентируется не столько на необходимость соблюдать внешние правила, сколько на свою совесть – чувство нравственной ответственности за свое поведение перед окружающими, а также на чувство искренности к ним.

Н. Г. Шредер, Профессиональная этика и этикет, 2009

Крайний вариант столкновения ценностей – «христианское консультирование» в том виде, в каком оно представлено у авторов типа Адамса (Adams, 1973). Он считает людей грешными и потому критикует большинство форм психотерапии за их терпимость, потакание безответственному поведению и сексуальной распущенности. Адамс считает, что основой терапии должно быть понятие воли Божьей, а не независимость и самодостаточность. По его мнению, психологические проблемы должны решаться путем покаяния, исповеди и веры в Иисуса. Многие психотерапевты, однако, придерживаются совсем других точек зрения, и именно поэтому религиозные фундаменталисты не доверяют психотерапии. Они боятся, что терапевт будет подрывать их убеждения, сводя все к «чистой психологии», не принимая в расчет искренность их веры. Некоторые фундаменталисты считают психотерапию в буквальном смысле дьявольским делом, призванным сбивать людей с пути истинного. С фундаменталистами может работать эмпатический подход (без покровительственного тона и вынесения суждений), потому как обычно эти люди нуждаются во внешней опоре. Они предпочитают определенность, понятное вероучение и акцент на соблюдении правил и норм. Фундаменталисту необходима концептуальная система, выполняющая функцию контейнера для тревог в этом полном угроз мире. Однако за это им приходится платить, так как христианские фундаменталисты живут в постоянном чувстве стыда и вины за свой гнев, который они не вправе испытывать. Вера в четкий и ясный свод правил поведения укрепляет индивидуальное ощущение смысла и уменьшает тревогу, но далеко не всегда способствует развитию личности.

Лайонел Корбетт, Священный котел. Психотерапия как духовная практика, 2011

Собеседник может знать, что открытые ладони свидетельствуют о честности и открытости, и пытаться вас обмануть, намеренно сопровождая свое ложное речевое сообщение раскрытыми ладонями. Однако даже когда человек говорит заведомую ложь с открытыми ладонями, то все равно можно понять, что он неискренен. При определении обмана нельзя руководствоваться лишь одним жестом. Как правило, невербальное сообщение выражается целой серией дополняющих друг друга жестов. И только рассматривая их в комплексе, можно делать вывод об искренности или неискренности собеседника.

Мария Малышкина, Как распознать лжеца по языку жестов. Практическое руководство для тех, кто не хочет быть обманутым, 2012

Вопрос о том, существует ли «базовая потребность порождать смысл» (Gasiet, 1981), если человеку часто достаточно и частичного удовлетворения, обсуждается с разных точек зрения. Гюнтер Андерс считает, что человек в отсутствие «конечной цели» должен насовсем отказаться от всякого «смысла», так как со «смертью Бога» наступила и «смерть смысла» (Anders, 1981). По Андерсу, мы живем во «вселенной средств», где все является лишь средством достижения цели, каждая цель, в свою очередь, является средством достижения другой цели, и так до бесконечности. Согласно этой концепции, смысл – это опять не что иное, как средство достижения цели, тщетная надежда, так сказать, «опиум для народа», как пишет Андерс, отсылая нас к выражению Маркса. Во всяком случае, подчеркивает он, необходимо отказаться от взгляда на смысл как на «что-то неопределенное», ибо такой подход устарел, а понимаемый так смысл есть фикция. Впрочем, человек, как саркастически замечает Андерс, еще имеет возможность избавиться в психотерапии от ощущения бессмысленности жизни. Хотя и это ему уже не поможет, так как это все равно что «голодая, преодолевать чувство голода». Такие нигилистские высказывания звучат вполне в духе Ницше, с таким же скепсисом говорившего о «целостной» истине. Он считал слово «истинный» синонимом слова «жизнеутверждающий» и считал, что человеческое стремление к истине мотивируется лишь потребностью в личностном росте и благополучии, независимо от искренности человека и от реальности.

Йогр Цобели, Жажда смысла. Человек в экстремальных ситуациях. Пределы психотерапии, 1995

Ожидание от советского человека самокритики напоминает в этих случаях не только о практиках психоанализа (где искренность пациента перед психоаналитиком все же не исключает «переноса» на него негативного опыта), но и о практиках религиозного покаяния. Важное отличие советской самокритики от христианской исповеди состоит в ее публичности: самокритикуемый адресуется к Партии, но предстает перед теми, кто ее в данном случае ситуативно представляет – будь то члены «комиссий по чистке» (в 1930-е годы), следователи НКВД-ГПУ-КГБ или только «товарищи по работе». Но религиозные аналогии оправданы при этом в принципиальном отношении: процедура исповеди и советской самокритики равно подразумевает убеждение в изначальной «греховности» исповедующегося. В советском идеологическом контексте перечень соответствующих грехов исторически варьировал, но неизменно поддерживался, с одной стороны, «диалектическим» истолкованием природы общественного сознания, относительности истины и морали, а с другой – вполне метафизическим представлением о Партии, выступавшей в роли единственной инстанции, застрахованной от каких-либо ошибок143. Характерные для советской идеологической риторики топосы (де)персонализованной Партии близки при этом к теологической апофатике. Партия олицетворяется партийцами (например, в знаменитых строчках Владимира Маяковского: «мы говорим Ленин, подразумеваем – партия, мы говорим партия, подразумеваем – Ленин») и одновременно – субъектно деперсонифицирована, как Господь Бог, о котором нельзя сказать ничего, кроме того, что он Бог и что он есть. Мемуарные свидетельства о «врагах народа», сохранявших в лагерях свою преданность партии, и «Постановление о преодолении культа личности» в этих случаях закономерно дополняют друг друга.

К. А. Богданов, Vox populi. Фольклорные жанры советской культуры, -1

Постоянно проявлять искренний интерес к другим людям. Демонстрация такого интереса является лучшим способом произвести хорошее впечатление. Самое опасное здесь – не перейти границы искренности и не превратиться в льстеца. Такое происходит, когда, пытаясь произвести хорошее впечатление, человек в своих словах начинает преследовать очевидные цели. В этом случае фальшь становится заметной мгновенно. Особенно важны при общении сдержанность и такт.

И. В. Мельников, Как произвести хорошее впечатление?, -1

Спешу предупредить возможное недоразумение. Никому нет дела до того, какова была в действительности дама, прославленная Пушкиным. Хотя я совершенно уверен, что он сильно преувеличивал и что апокалиптический образ нисколько не характеристичен для этой доброй женщины, но дело не в этом. Если бы оказалось, что действительное чудовище безнравственности было искренно принято каким-нибудь поэтом за гения чистой красоты и воспето в таком смысле, то от этого поэтическое произведение ничего не потеряло бы не только с точки зрения поэзии, но и с точки зрения личного и жизненного достоинства самого поэта. Ошибка в фальшь не ставится. Но в настоящем случае нельзя не видеть именно некоторой фальши, хотя, конечно, не в грубом смысле этого слова. Представляя обыкновенную женщину как высшее неземное существо, Пушкин сейчас сам ясно замечал и резко высказывал, что это неправда, и даже преувеличивал свою неправду. Знакомая поэта, конечно, не была ни гением чистой красоты, ни вавилонскою блудницею, а была «просто приятною дамою» или даже, может быть, «дамою приятною во всех отношениях». Но замечательно, что в преувеличенном ее порицании у Пушкина не слышится никакой горечи разочарования, которая говорила бы за жизненную искренность и цельность предыдущего увлечения, – откровенный отзыв высказан в тоне веселого балагурства, в полном контрасте с тоном стихотворения.

В. С. Соловьев, Судьба Пушкина (статья), 1897

Внимательный человек, четко осознающий свои действия, при написании оставит между строчками достаточно большой интервал, чтобы буквы одной строки не касались букв другой. То есть текст строки, написанной сверху, не будет «наезжать» на текст нижней. Средним размер междустрочного интервала считается в том случае, если он не слишком широк и не слишком узок. Это говорит о ясности мышления и хорошей организованности. Если человек при письме выдерживает подобный интервал на протяжении всего текста, то заявленная характеристика является постоянной. Кроме того, ровные интервалы между строками в сочетании с другими положительными характеристиками свидетельствуют о зрелости личности, разумности подхода к проблемам, искренности чувств и умении общаться с окружающими (рис. 32).

Антонина Соколова, Графология – ключ к характеру, 2013

Главное опасение, которое рождается при этом у принципиальных ее противников, состоит в том, что здесь подвергается опасности, страдает свобода философского исследования и, так сказать, философская искренность, убивается, таким образом, главный нерв философии, создается предвзятость, заранее обесценивающая философскую работу. Однако достаточно ли считаются утверждающие это с фактом всеобщей интуитивной обоснованности, а следовательно, в этом смысле и неизбежной предвзятости философских систем? И не находятся ли они сами при этом в известном догматическом предубеждении? Ведь философствует-то человек в онтологической его полноте, а не фантастический «трансцендентальный субъект», который есть только регулятивная идея, разрез сознания, методологическая фикция, хотя, может быть, и плодотворная. И философствуют всегда на определенную тему, и только сознательная или бессознательная вражда к христианству заставляет исключать из числа возможных тем философствования христианские догматы. Но для философии эти догматы становятся именно только темами, мотивами, заданиями, проблемами, а в ней они должны стать выводом, конечным результатом философствования. С догматом, который сразу дан в принудительной законченности, нечего делать философскому мышлению, он его связывает; он должен быть с полной философской искренностью превращен в проблему философии, в предмет ее исследования.

С. Н. Булгаков, Свет невечерний. Созерцания и умозрения, 1917

Педагог должен обладать следующими качествами личности: искренностью и неподдельностью, объективным отношением и оценкой личности, терпимостью, эмпатийностью (умением сопереживать).

Е. Г. Колычева, Общие основы педагогики. Шпаргалка, -1

Переоценка. Сделайте вместе с близким человеком переоценку ваших отношений, обсудите их качество. На примере ваших взаимоотношений обсудите следующие понятия: эмпатия, искренность, взаимность, доверие, контакт, связь, отчуждение, попытки установления контакта, гнев, конфликт, уединение.

Г. В. Старшенбаум, Трудные характеры. Как с ними справиться?, 2017

Личностная коммуникация характеризуется особым соотношением переживаемого и осознаваемого – конгруэнтностью партнеров. Конгруэнтность (согласованность, соответствие) – термин К. Роджерса, используемый для обозначения абсолютной искренности, цельности, стремления человека быть таким, какой он есть.

А. К. Болотова, Психология коммуникаций, 2015

Хорошая работа энергоцентра несет: мягкость, благодарность, доброту, сладость, защиту, повышение, уверенность, гармонию, тактичность, процветание, очарование, благотворительность, покладистость, притягательность, истину, дружелюбие, сострадание, хороший характер, искренность.

А. М. Эстрин, Добрая магия: стань партнером своей судьбы! Практика владения Силой, 2010

8. «Говорящие» руки выдают характер человека и его настроение. Руки, обращенные ладонью вниз, часто говорят о властности человека. Открытые ладони свидетельствуют о вашей откровенности, искренности намерений. Потирание рук – радостное предвкушение.

Г. С. Мельник, Общение в журналистике: секреты мастерства, 2008