Неточные совпадения
А уж Тряпичкину, точно, если кто попадет на зубок, берегись: отца родного не пощадит для словца, и деньгу тоже любит. Впрочем, чиновники эти
добрые люди; это с их стороны хорошая черта,
что они мне дали взаймы. Пересмотрю нарочно, сколько у меня денег. Это от судьи триста; это от почтмейстера триста, шестьсот, семьсот, восемьсот… Какая замасленная бумажка! Восемьсот, девятьсот… Ого! за тысячу перевалило… Ну-ка, теперь, капитан, ну-ка, попадись-ка ты мне теперь! Посмотрим, кто кого!
Лука Лукич.
Что ж мне, право, с ним делать? Я уж несколько раз ему говорил. Вот еще на днях, когда зашел было в класс наш предводитель, он скроил такую рожу, какой я никогда еще не видывал. Он-то ее сделал от
доброго сердца, а мне выговор: зачем вольнодумные мысли внушаются юношеству.
Кто видывал, как слушает
Своих захожих странников
Крестьянская семья,
Поймет,
что ни работою
Ни вечною заботою,
Ни игом рабства долгого,
Ни кабаком самим
Еще народу русскому
Пределы не поставлены:
Пред ним широкий путь.
Когда изменят пахарю
Поля старозапашные,
Клочки в лесных окраинах
Он пробует пахать.
Работы тут достаточно.
Зато полоски новые
Дают без удобрения
Обильный урожай.
Такая почва
добрая —
Душа народа русского…
О сеятель! приди!..
Оро́бели наследники:
А ну как перед смертию
Лишит наследства? Мало ли
Лесов, земель у батюшки?
Что денег понакоплено,
Куда пойдет
добро?
Гадай! У князя в Питере
Три дочери побочные
За генералов выданы,
Не отказал бы им!
Случилось так: свекровь
Надула в уши свекору,
Что рожь
добрее родится
Из краденых семян.
Спустили с возу дедушку.
Солдат был хрупок на ноги,
Высок и тощ до крайности;
На нем сюртук с медалями
Висел, как на шесте.
Нельзя сказать, чтоб
доброеЛицо имел, особенно
Когда сводило старого —
Черт чертом! Рот ощерится.
Глаза —
что угольки!
В один стожище матерый,
Сегодня только сметанный,
Помещик пальцем ткнул,
Нашел,
что сено мокрое,
Вспылил: «
Добро господское
Гноить? Я вас, мошенников,
Самих сгною на барщине!
Пересушить сейчас!..»
Засуетился староста:
— Недосмотрел маненичко!
Сыренько: виноват! —
Созвал народ — и вилами
Богатыря кряжистого,
В присутствии помещика,
По клочьям разнесли.
Помещик успокоился.
Прилетела в дом
Сизым голубем…
Поклонился мне
Свекор-батюшка,
Поклонилася
Мать-свекровушка,
Деверья, зятья
Поклонилися,
Поклонилися,
Повинилися!
Вы садитесь-ка,
Вы не кланяйтесь,
Вы послушайте.
Что скажу я вам:
Тому кланяться,
Кто сильней меня, —
Кто
добрей меня,
Тому славу петь.
Кому славу петь?
Губернаторше!
Доброй душеньке
Александровне!
У каждого крестьянина
Душа
что туча черная —
Гневна, грозна, — и надо бы
Громам греметь оттудова,
Кровавым лить дождям,
А все вином кончается.
Пошла по жилам чарочка —
И рассмеялась
добраяКрестьянская душа!
Не горевать тут надобно,
Гляди кругом — возрадуйся!
Ай парни, ай молодушки,
Умеют погулять!
Повымахали косточки,
Повымотали душеньку,
А удаль молодецкую
Про случай сберегли!..
Г-жа Простакова. Как за
что, мой батюшка! Солдаты такие
добрые. До сих пор волоска никто не тронул. Не прогневайся, мой батюшка,
что урод мой вас прозевал. Отроду никого угостить не смыслит. Уж так рохлею родился, мой батюшка.
Оба ни во
что уже ставят
доброе имя, потому
что у обоих оно потеряно.
Стародум. О! такого-то
доброго,
что я удивляюсь, как на твоем месте можно выбирать жену из другого рода, как из Скотининых?
Г-жа Простакова. Ты же еще, старая ведьма, и разревелась. Поди, накорми их с собою, а после обеда тотчас опять сюда. (К Митрофану.) Пойдем со мною, Митрофанушка. Я тебя из глаз теперь не выпущу. Как скажу я тебе нещечко, так пожить на свете слюбится. Не век тебе, моему другу, не век тебе учиться. Ты, благодаря Бога, столько уже смыслишь,
что и сам взведешь деточек. (К Еремеевне.) С братцем переведаюсь не по-твоему. Пусть же все
добрые люди увидят,
что мама и
что мать родная. (Отходит с Митрофаном.)
Стародум. Оставя его, поехал я немедленно, куда звала меня должность. Многие случаи имел я отличать себя. Раны мои доказывают,
что я их и не пропускал.
Доброе мнение обо мне начальников и войска было лестною наградою службы моей, как вдруг получил я известие,
что граф, прежний мой знакомец, о котором я гнушался вспоминать, произведен чином, а обойден я, я, лежавший тогда от ран в тяжкой болезни. Такое неправосудие растерзало мое сердце, и я тотчас взял отставку.
Стародум. А ты здесь в учителях? Вральман! Я думал, право,
что ты человек
добрый и не за свое не возьмешься.
Нет спора,
что можно и даже должно давать народам случай вкушать от плода познания
добра и зла, но нужно держать этот плод твердой рукою и притом так, чтобы можно было во всякое время отнять его от слишком лакомых уст.
Но страннее всего,
что он был незнаком даже со стихами Державина: Калигула! твой конь в сенате Не мог сиять, сияя в злате: Сияют
добрые дела!
Сами нивеляторы отнюдь не подозревали,
что они — нивеляторы, а называли себя
добрыми и благопопечительными устроителями, в мере усмотрения радеющими о счастии подчиненных и подвластных им лиц…
Как и все
добрые начальники, бригадир допускал эту последнюю идею лишь с прискорбием; но мало-помалу он до того вник в нее,
что не только смешал команду с хлебом, но даже начал желать первой пуще последнего.
Ему даже казалось,
что она, истощенная, состаревшаяся, уже некрасивая женщина и ничем не замечательная, простая, только
добрая мать семейства, по чувству справедливости должна быть снисходительна.
Прежде (это началось почти с детства и всё росло до полной возмужалости), когда он старался сделать что-нибудь такое,
что сделало бы
добро для всех, для человечества, для России, для всей деревни, он замечал,
что мысли об этом были приятны, но сама деятельность всегда бывала нескладная, не было полной уверенности в том,
что дело необходимо нужно, и сама деятельность, казавшаяся сначала столь большою, всё уменьшаясь и уменьшаясь, сходила на-нет; теперь же, когда он после женитьбы стал более и более ограничиваться жизнью для себя, он, хотя не испытывал более никакой радости при мысли о своей деятельности, чувствовал уверенность,
что дело его необходимо, видел,
что оно спорится гораздо лучше,
чем прежде, и
что оно всё становится больше и больше.
Это выражение в лице предводителя было особенно трогательно Левину, потому
что вчера только он по делу опеки был у него дома и видел его во всем величии
доброго и семейного человека.
— Да
что ж! По нашему до Петрова дня подождать. А вы раньше всегда косите.
Что ж, Бог даст, травы
добрые. Скотине простор будет.
— Дарья Александровна! — сказал он, теперь прямо взглянув в
доброе взволнованное лицо Долли и чувствуя,
что язык его невольно развязывается. — Я бы дорого дал, чтобы сомнение еще было возможно. Когда я сомневался, мне было тяжело, но легче,
чем теперь. Когда я сомневался, то была надежда; но теперь нет надежды, и я всё-таки сомневаюсь во всем. Я так сомневаюсь во всем,
что я ненавижу сына и иногда не верю,
что это мой сын. Я очень несчастлив.
Левин слушал их и ясно видел,
что ни этих отчисленных сумм, ни труб, ничего этого не было и
что они вовсе не сердились, а
что они были все такие
добрые, славные люди, и так всё это хорошо, мило шло между ними.
Несмотря на его уверения в противном, она была твердо уверена,
что он такой же и еще лучше христианин,
чем она, и
что всё то,
что он говорит об этом, есть одна из его смешных мужских выходок, как то,
что он говорил про broderie anglaise: будто
добрые люди штопают дыры, а она их нарочно вырезывает, и т. п.
Размышления его были самые сложные и разнообразные. Он соображал о том, как отец его получит вдруг и Владимира и Андрея, и как он вследствие этого нынче на уроке будет гораздо
добрее, и как он сам, когда будет большой, получит все ордена и то,
что выдумают выше Андрея. Только
что выдумают, а он заслужит. Они еще выше выдумают, а он сейчас и заслужит.
«Всё-таки он хороший человек, правдивый,
добрый и замечательный в своей сфере, — говорила себе Анна, вернувшись к себе, как будто защищая его пред кем-то, кто обвинял его и говорил,
что его нельзя любить. Но
что это уши у него так странно выдаются! Или он обстригся?»
Он чувствовал,
что это независимое положение человека, который всё бы мог, но ничего не хочет, уже начинает сглаживаться,
что многие начинают думать,
что он ничего бы и не мог, кроме того, как быть честным и
добрым малым.
Свияжский подошел к Левину и звал его к себе чай пить. Левин никак не мог понять и вспомнить,
чем он был недоволен в Свияжском,
чего он искал от него. Он был умный и удивительно
добрый человек.
«Ну-ка, пустить одних детей, чтоб они сами приобрели, сделали посуду, подоили молоко и т. д. Стали бы они шалить? Они бы с голоду померли. Ну-ка, пустите нас с нашими страстями, мыслями, без понятия о едином Боге и Творце! Или без понятия того,
что есть
добро, без объяснения зла нравственного».
Вернувшись в этот день домой, Левин испытывал радостное чувство того,
что неловкое положение кончилось и кончилось так,
что ему не пришлось лгать. Кроме того, у него осталось неясное воспоминание о том,
что то,
что говорил этот
добрый и милый старичок, было совсем не так глупо, как ему показалось сначала, и
что тут что-то есть такое,
что нужно уяснить.
И ему теперь казалось,
что не было ни одного из верований церкви, которое бы нарушило главное, — веру в Бога, в
добро, как единственное назначение человека.
«Так же буду сердиться на Ивана кучера, так же буду спорить, буду некстати высказывать свои мысли, так же будет стена между святая святых моей души и другими, даже женой моей, так же буду обвинять ее за свой страх и раскаиваться в этом, так же буду не понимать разумом, зачем я молюсь, и буду молиться, — но жизнь моя теперь, вся моя жизнь, независимо от всего,
что может случиться со мной, каждая минута ее — не только не бессмысленна, как была прежде, но имеет несомненный смысл
добра, который я властен вложить в нее!»
— Вронский — это один из сыновей графа Кирилла Ивановича Вронского и один из самых лучших образцов золоченой молодежи петербургской. Я его узнал в Твери, когда я там служил, а он приезжал на рекрутский набор. Страшно богат, красив, большие связи, флигель-адъютант и вместе с тем — очень милый,
добрый малый. Но более,
чем просто
добрый малый. Как я его узнал здесь, он и образован и очень умен; это человек, который далеко пойдет.
Но в глубине своей души,
чем старше он становился и
чем ближе узнавал своего брата, тем чаще и чаще ему приходило в голову,
что эта способность деятельности для общего блага, которой он чувствовал себя совершенно лишенным, может быть и не есть качество, а, напротив, недостаток чего-то — не недостаток
добрых, честных, благородных желаний и вкусов, но недостаток силы жизни, того,
что называют сердцем, того стремления, которое заставляет человека из всех бесчисленных представляющихся путей жизни выбрать один и желать этого одного.
Еще меньше мог Левин сказать,
что он был дрянь, потому
что Свияжский был несомненно честный,
добрый, умный человек, который весело, оживленно, постоянно делал дело, высоко ценимое всеми его окружающими, и уже наверное никогда сознательно не делал и не мог сделать ничего дурного.
Раз решив сам с собою,
что он счастлив своею любовью, пожертвовал ей своим честолюбием, взяв, по крайней мере, на себя эту роль, — Вронский уже не мог чувствовать ни зависти к Серпуховскому, ни досады на него за то,
что он, приехав в полк, пришел не к нему первому. Серпуховской был
добрый приятель, и он был рад ему.
Разумеется, как
добрый человек, он больше любил,
чем не любил людей, а потому и народ.
— Картина ваша очень подвинулась с тех пор, как я последний раз видел ее. И как тогда, так и теперь меня необыкновенно поражает фигура Пилата. Так понимаешь этого человека,
доброго, славного малого, но чиновника до глубины души, который не ведает,
что творит. Но мне кажется…
Когда ее взгляд встретился теперь с его голубыми,
добрыми глазами, пристально смотревшими на нее, ей казалось,
что он насквозь видит ее и понимает всё то нехорошее,
что в ней делается.
Ему казалось,
что он понимает то,
чего она никак не понимала: именно того, как она могла, сделав несчастие мужа, бросив его и сына и потеряв
добрую славу, чувствовать себя энергически-веселою и счастливою.
Ты поверить ли,
что я, зная,
что он
добрый, превосходный человек,
что я ногтя его не стою, я всё-таки ненавижу его.
Уже входя в детскую, он вспомнил,
что такое было то,
что он скрыл от себя. Это было то,
что если главное доказательство Божества есть Его откровение о том,
что есть
добро, то почему это откровение ограничивается одною христианскою церковью? Какое отношение к этому откровению имеют верования буддистов, магометан, тоже исповедующих и делающих
добро?
— Послушайте, Константин Дмитрич, — сказала Дарья Александровна, улыбаясь своею
доброю и несколько насмешливою улыбкой, — за
что вы сердитесь на Кити?
Стива говорит,
что вся цель ее жизни состоит в том, чтобы доказать свое преимущество над тетушкой Катериной Павловной; это всё правда; но она
добрая, и я ей так благодарна.
—
Что рано так поднялся, касатик? — дружелюбно, как к старому
доброму знакомому, обратилась к нему вышедшая из избы старуха-хозяйка.
Он не мог согласиться с этим, потому
что и не видел выражения этих мыслей в народе, в среде которого он жил, и не находил этих мыслей в себе (а он не мог себя ничем другим считать, как одним из людей, составляющих русский народ), а главное потому,
что он вместе с народом не знал, не мог знать того, в
чем состоит общее благо, но твердо знал,
что достижение этого общего блага возможно только при строгом исполнении того закона
добра, который открыт каждому человеку, и потому не мог желать войны и проповедывать для каких бы то ни было общих целей.
Вместо того чтоб оскорбиться, отрекаться, оправдываться, просить прощения, оставаться даже равнодушным — все было бы лучше того,
что он сделал! — его лицо совершенно невольно («рефлексы головного мозга», подумал Степан Аркадьич, который любил физиологию), совершенно невольно вдруг улыбнулось привычною,
доброю и потому глупою улыбкой.
Несмотря на то,
что она только
что говорила,
что он лучше и
добрее ее, при быстром взгляде, который она бросила на него, охватив всю его фигуру со всеми подробностями, чувства отвращения и злобы к нему и зависти за сына охватили ее. Она быстрым движением опустила вуаль и, прибавив шагу, почти выбежала из комнаты.