Неточные совпадения
— Да как же, матушка! Раз,
что жар, а другое дело, последняя станция до губерни-то. Близко, близко, а ведь сорок верст еще. Спознишься выехать, будет ни два ни полтора. Завтра, вон, люди говорят, Петров день;
добрые люди к вечерням пойдут; Агнии Николаевне и сустреть вас некогда будет.
— Я очень рада,
что о моей маме осталась такая
добрая память.
— Как вам сказать? — отвечала Феоктиста с самым простодушным выражением на своем
добром, хорошеньком личике. — Бывает, враг смущает человека, все по слабости по нашей. Тут ведь не то, чтоб как со злости говорится
что или делается.
—
Что ты вздор-то говоришь, матушка! Алексей мужик
добрый, честный, а ты ему жена, а не метресса какая-нибудь,
что он тебе назло все будет делать.
С отъездом ученика в Питер Помада было опять призадумался,
что с собой делать, но
добрая камергерша позвала его как-то к себе и сказала...
— Уж и по обыкновению! Эх, Петр Лукич! Уж вот на кого Бог-то, на того и
добрые люди. Я, Евгения Петровна, позвольте, уж буду искать сегодня исключительно вашего внимания, уповая,
что свойственная человечеству злоба еще не успела достичь вашего сердца и вы, конечно, не найдете самоуслаждения допиливать меня,
чем занимается весь этот прекрасный город с своим уездом и даже с своим уездным смотрителем, сосредоточивающим в своем лице половину всех
добрых свойств, отпущенных нам на всю нашу местность.
— Другое дело, если бы оставила ты свое
доброе родным, или не родным, да людям, которые понимали бы,
что ты это делаешь от благородства, и сами бы поучались быть поближе к добру-то и к Богу.
— И должен благодарить, потому
что эта идеальность тебя до
добра не доведет. Так вот и просидишь всю жизнь на меревском дворе, мечтая о любви и самоотвержении, которых на твое горе здесь принять-то некому.
Эта эпоха возрождения с людьми, не получившими в наследие ни одного гроша, не взявшими в напутствие ни одного
доброго завета, поистине должна считаться одною из великих, поэтических эпох нашей истории.
Что влекло этих сепаратистов, как не чувство
добра и справедливости? Кто вел их? Кто хоть на время подавил в них дух обуявшего нацию себялюбия, двоедушия и продажности?
Когда распочалась эта пора пробуждения, ясное дело,
что новые люди этой эпохи во всем рвались к новому режиму, ибо не видали возможности идти к
добру с лестью, ложью, ленью и всякою мерзостью.
В описываемую нами эпоху, когда ни одно из смешных и, конечно, скоропреходящих стремлений людей, лишенных серьезного смысла, не проявлялось с нынешнею резкостью, когда общество слепо верило Белинскому, даже в том, например,
что «самый почтенный мундир есть черный фрак русского литератора»,
добрые люди из деморализованных сынов нашей страны стремились просто к
добру.
«Я хотела тебя спросить, зачем ты стала меня чуждаться?» — собиралась было сказать Гловацкая, обрадованная
добрым расположением Лизы, но прежде
чем она успела выговорить вопрос, возникший в ее головке, Лиза погасила о подсвечник докуренную папироску и молча опустила глаза в книгу.
В своей чересчур скромной обстановке Женни, одна-одинешенька, додумалась до многого. В ней она решила,
что ее отец простой, очень честный и очень
добрый человек, но не герой, точно так же, как не злодей;
что она для него дороже всего на свете и
что потому она станет жить только таким образом, чтобы заплатить старику самой теплой любовью за его любовь и осветить его закатывающуюся жизнь. «Все другое на втором плане», — думала Женни.
Уездное общество ей было положительно гадко, и она весьма тщательно старалась избегать всякого с ним сближения, но делала это чрезвычайно осторожно, во-первых, чтобы не огорчить отца, прожившего в этом обществе свой век, а во-вторых, и потому,
что терпимость и мягкость были преобладающими чертами ее
доброго нрава.
— И не кажи лучше. Сказываю тебе: живу, як горох при дорози: кто йда, то и скубне. Э! Бодай она неладна була, ся жисть проклятая, як о ней думать. От пожалел еще господь,
что жену дал
добрую; а то бы просто хоть повеситься.
А дело было в том,
что всеми позабытый штабс-капитан Давыдовский восьмой год преспокойно валялся без рук и ног в параличе и любовался, как полнела и
добрела во всю мочь его грозная половина, с утра до ночи курившая трубку с длинным черешневым чубуком и кропотавшаяся на семнадцатилетнюю девочку Липку, имевшую нарочитую склонность к истреблению зажигательных спичек, которые вдова Давыдовская имела другую слабость тщательно хранить на своем образнике как некую особенную драгоценность или святыню.
Ольга Александровна тоже стала этому удивляться, и дома опять началась старая песня, затевавшаяся по поводу тяжелых стульев-«убоищ» и оканчивавшаяся тем, как
добрые люди «женам все доставляют, а есть и подлецы, которые…» Выходило обыкновенно,
что все подлецы всегда живут именно так, как живет Розанов.
— Эх, брат, Юстин Феликсович: надо, милый, дело делать, надо трудиться, снискивать себе
добрую репутацию, вот
что надо делать. Никакими форсированными маршами тут идти некуда.
Однако, несмотря на первую уступчивость Лизы, трудно было надеяться,
что в семье Бахаревых удержится хоть какой-нибудь худой мир, который был бы лучше
доброй ссоры. Так и вышло.
Из посторонних людей не злоязычили втихомолку только Зарницын с женою. Первому было некогда, да он и не был злым человеком, а жена его не имела никаких оснований в
чем бы то ни было завидовать Женни и искренно желала ей
добра в ее скромной доле.
— И
что ж такое! И бог с тобою совсем: я и останусь. Авось без куска хлеба не пропаду. Найдутся
добрые люди, хоть из куска хлеба возьмут еще. На старости лет хоть болонок на двор выпущать гожусь.
— Пан ротмистр видит теперь,
что это старик! Вот был бы
добрый ужин нам и
добрая полендвица офицерам.
Неточные совпадения
А уж Тряпичкину, точно, если кто попадет на зубок, берегись: отца родного не пощадит для словца, и деньгу тоже любит. Впрочем, чиновники эти
добрые люди; это с их стороны хорошая черта,
что они мне дали взаймы. Пересмотрю нарочно, сколько у меня денег. Это от судьи триста; это от почтмейстера триста, шестьсот, семьсот, восемьсот… Какая замасленная бумажка! Восемьсот, девятьсот… Ого! за тысячу перевалило… Ну-ка, теперь, капитан, ну-ка, попадись-ка ты мне теперь! Посмотрим, кто кого!
Лука Лукич.
Что ж мне, право, с ним делать? Я уж несколько раз ему говорил. Вот еще на днях, когда зашел было в класс наш предводитель, он скроил такую рожу, какой я никогда еще не видывал. Он-то ее сделал от
доброго сердца, а мне выговор: зачем вольнодумные мысли внушаются юношеству.
Кто видывал, как слушает // Своих захожих странников // Крестьянская семья, // Поймет,
что ни работою // Ни вечною заботою, // Ни игом рабства долгого, // Ни кабаком самим // Еще народу русскому // Пределы не поставлены: // Пред ним широкий путь. // Когда изменят пахарю // Поля старозапашные, // Клочки в лесных окраинах // Он пробует пахать. // Работы тут достаточно. // Зато полоски новые // Дают без удобрения // Обильный урожай. // Такая почва
добрая — // Душа народа русского… // О сеятель! приди!..
Оро́бели наследники: // А ну как перед смертию // Лишит наследства? Мало ли // Лесов, земель у батюшки? //
Что денег понакоплено, // Куда пойдет
добро? // Гадай! У князя в Питере // Три дочери побочные // За генералов выданы, // Не отказал бы им!
Случилось так: свекровь // Надула в уши свекору, //
Что рожь
добрее родится // Из краденых семян.