Неточные совпадения
— Полноте, полноте!
Что это? Не стыдно ли вам?
Добро мне, старому человеку, простительно… Перестаньте, — сказал Петр Михайлыч, едва удерживаясь от рыданий. — Грядем лучше с миром! — заключил он торжественно и пошел впереди своих подчиненных.
—
Что ж такое, если это в нем сознание собственного достоинства? Учителя ваши точно
добрые люди — но и только! — возразила Настенька.
— Я, сударь, говорит, не ищу; вот те царица небесная, не ищу; тем,
что он человек
добрый и дал только тебе за извет, а ничего не ищу.
— Нет, он очень
добрый: он не все еще говорит,
что знает, — возразила Настенька и вздохнула. — Но
что досаднее мне всего, — продолжала она, — это его предубеждение против тебя: он как будто бы уверен,
что ты меня обманешь.
Секретарь, молодой еще человек, только
что начинавший свою уездную карьеру, ласкал всех
добрым взглядом.
Раздав все подарки, княжна вбежала по лестнице на террасу, подошла и отцу и поцеловала его, вероятно, за то,
что он дал ей случай сделать столько
добра. Вслед за тем были выставлены на столы три ведра вина, несколько ушатов пива и принесено огромное количество пирогов. Подносить вино вышел камердинер князя, во фраке и белом жилете. Облокотившись одною рукою на стол, он обратился к ближайшей толпе...
— Да, — подхватил протяжно князь, — но дело в том,
что меня подталкивает сделать его искреннее желание вам
добра; я лучше рискую быть нескромным,
чем промолчать.
— Именно рискую быть нескромным, — продолжал князь, — потому
что, если б лет двадцать назад нашелся такой откровенный человек, который бы мне высказал то,
что я хочу теперь вам высказать… о! Сколько бы он сделал мне
добра и как бы я ему остался благодарен на всю жизнь!
— Много говорят, много… Я
что? Конечно, моя изба с краю, ничего не знаю, а
что, почитавший Петра Михайлыча за его
добрую душу, жалко, ей-богу, жалко!..
Между тем начинало становиться темно. «Погибшее, но милое создание!» — думал Калинович, глядя на соседку, и в душу его запало не совсем, конечно, бескорыстное, но все-таки
доброе желание: тронуть в ней, может быть давно уже замолкнувшие, но все еще чуткие струны, которые, он верил, живут в сердце женщины, где бы она ни была и
чем бы ни была.
Зыков жил на дворе в четвертом этаже; на дверях его квартиры вместо медной дощечки был просто приклеен лоскуток бумаги с написанной на нем фамилией; но еще более удивился Калинович, когда на звонок его дверь отворила молодая дама в холстинковом платье, шерстяном платке и с какой-то необыкновенно милой и
доброй наружностью. Догадываясь,
что это, должно быть, жена хозяина, он вежливо спросил...
— Да, — произнес он, — много сделал он
добра, да много и зла; он погубил было философию, так
что она едва вынырнула на плечах Гегеля из того омута, и то еще не совсем; а прочие знания, бог знает, куда и пошли. Все это бросилось в детали, подробности; общее пропало совершенно из глаз, и сольется ли когда-нибудь все это во что-нибудь целое, и к
чему все это поведет… Удивительно!
— Да, вероятно; но все это будет мелко, бесплодно, и, поверьте мне,
что все истинно великое и
доброе, нужное для человека, подсказывалось синтетическим путем.
Под ее влиянием я покинул тебя, мое единственное сокровище, хоть, видит бог,
что сотни людей, из которых ты могла бы найти
доброго и нежного мужа, — сотни их не в состоянии тебя любить так, как я люблю; но, обрекая себя на этот подвиг, я не вынес его: разбитый теперь в Петербурге во всех моих надеждах, полуумирающий от болезни, в нравственном состоянии, близком к отчаянию, и, наконец, без денег, я пишу к тебе эти строчки, чтоб ты подарила и возвратила мне снова любовь твою.
— Я не буду смеяться, а посмотрю на вас,
что вы, миротворцы, будете делать, потому
что эта ваша задача — наслаждаться каким-нибудь зернышком
добра в куче хлама — у вас чисто придуманная, и на деле вы никогда ее не исполняете, — отвечал Калинович и отправил записку.
— Слава богу, после генерала осталось
добра много: достало бы на лапти не одному этакому беспардонному князю, а и десятку таких; конечно,
что удивлялись, зная, сколь госпожа наша на деньгу женщина крепкая, твердая, а для него ничего не жалела.
И неужели они не знают,
что в жизни, для того чтоб сделать хоть одно какое-нибудь
доброе дело, надобно совершить прежде тысячу подлостей?
При первом свидании было несколько странно видеть этих двух старых товарищей: один был только
что не генерал, сидел в великолепном кабинете, на сафьяне и коврах, в бархатном халате; другой почтительно стоял перед ним в потертом вицмундире, в уродливых выростковых сапогах и с своим обычно печальным лицом, в тонких чертах которого все еще виднелось присутствие
доброй и серьезной мысли.
— Да, — продолжал князь, — жена же эта, как вам известно, мне родственница и в то же время, как женщина очень
добрая и благородная, она понимает, конечно, все безобразие поступков мужа и сегодня именно писала ко мне,
что на днях же нарочно едет в Петербург, чтобы там действовать и хлопотать…
Я искал и желал одного: чтоб сделать пользу и
добро другим; за
что же, скажите вы мне, преследует меня общественное мнение?
Всякий, конечно, из нас понимает,
что единственными руководителями каждого благонамеренного чиновника должны быть закон, его собственный здравый смысл и, наконец, полная готовность делать
добро.
Что касается губернатора, то после служебной ломки, которую он почти каждое утро производил, присутствие этих
добрых людей, видимо, заставляло его как-то отдыхать душой, и какое-то тихое, отрадное чувство поселяло в нем.
Неточные совпадения
А уж Тряпичкину, точно, если кто попадет на зубок, берегись: отца родного не пощадит для словца, и деньгу тоже любит. Впрочем, чиновники эти
добрые люди; это с их стороны хорошая черта,
что они мне дали взаймы. Пересмотрю нарочно, сколько у меня денег. Это от судьи триста; это от почтмейстера триста, шестьсот, семьсот, восемьсот… Какая замасленная бумажка! Восемьсот, девятьсот… Ого! за тысячу перевалило… Ну-ка, теперь, капитан, ну-ка, попадись-ка ты мне теперь! Посмотрим, кто кого!
Лука Лукич.
Что ж мне, право, с ним делать? Я уж несколько раз ему говорил. Вот еще на днях, когда зашел было в класс наш предводитель, он скроил такую рожу, какой я никогда еще не видывал. Он-то ее сделал от
доброго сердца, а мне выговор: зачем вольнодумные мысли внушаются юношеству.
Кто видывал, как слушает // Своих захожих странников // Крестьянская семья, // Поймет,
что ни работою // Ни вечною заботою, // Ни игом рабства долгого, // Ни кабаком самим // Еще народу русскому // Пределы не поставлены: // Пред ним широкий путь. // Когда изменят пахарю // Поля старозапашные, // Клочки в лесных окраинах // Он пробует пахать. // Работы тут достаточно. // Зато полоски новые // Дают без удобрения // Обильный урожай. // Такая почва
добрая — // Душа народа русского… // О сеятель! приди!..
Оро́бели наследники: // А ну как перед смертию // Лишит наследства? Мало ли // Лесов, земель у батюшки? //
Что денег понакоплено, // Куда пойдет
добро? // Гадай! У князя в Питере // Три дочери побочные // За генералов выданы, // Не отказал бы им!
Случилось так: свекровь // Надула в уши свекору, //
Что рожь
добрее родится // Из краденых семян.