Неточные совпадения
Цель
была достигнута: Катрин все это стихотворение от первого до
последнего слова приняла на свой счет и даже выражения: «неправедные ночи» и «мучительные сны». Радость ее при этом
была так велика, что она не в состоянии
была даже скрыть того и, обернувшись к Ченцову, проговорила...
Егор Егорыч, не меньше своих собратий сознавая свой проступок, до того вознегодовал на племянника, что, вычеркнув его собственноручно из списка учеников ложи, лет пять после того не пускал к себе на глаза; но когда Ченцов увез из монастыря молодую монахиню, на которой он обвенчался
было и которая, однако, вскоре его бросила и убежала с другим офицером, вызвал сего
последнего на дуэль и,
быв за то исключен из службы, прислал обо всех этих своих несчастиях дяде письмо, полное отчаяния и раскаяния, в котором просил позволения приехать, — Марфин не выдержал характера и разрешил ему это.
С
последнею целью им и начато
было вышесказанное письмо, которое он окончил так...
— Сказали всего только, что сама адмиральша
будет вам отвечать! — дополнил Антип Ильич, постаравшийся припомнить до
последнего звука все, что говорила ему Людмила.
Клавская действительно прежде ужасно кокетничала с молодыми людьми, но
последнее время вдруг перестала совершенно обращать на них внимание; кроме того, и во внешней ее обстановке произошла большая перемена: прежде она обыкновенно выезжала в общество с кем-нибудь из своих родных или знакомых, в туалете, хоть и кокетливом, но очень небогатом, а теперь, напротив, что ни бал, то на ней
было новое и дорогое платье; каждое утро она каталась в своем собственном экипаже на паре серых с яблоками жеребцов, с кучером, кафтан которого кругом
был опушен котиком.
Доктор сейчас же поднялся на своей постели. Всякий живописец, всякий скульптор пожелал бы рисовать или лепить его фигуру, какою она явилась в настоящую минуту: курчавая голова доктора, слегка седоватая,
была всклочена до
последней степени; рубашка расстегнута; сухие ноги его живописно спускались с кровати. Всей этой наружностью своей он более напоминал какого-нибудь художника, чем врача.
— Но
последнее, я полагаю, — заметил губернский предводитель, несколько потупляя глаза, — многих от их толку должно
было отклонять, потому что подобный подвиг не всякому под силу.
Последнее же время эта милость божия видимым образом отвернулась от него: во-первых, после того, как он дал сенатору объяснение по делу раскольника Ермолаева, сей
последний был выпущен из острога и самое дело о скопцах уголовною палатою решено, по каковому решению Ермолаев
был совершенно оправдан...
Сколько ни досадно
было Крапчику выслушать такой ответ дочери, но он скрыл это и вообще за
последнее время стал заметно пасовать перед Катрин, и не столько по любви и снисходительности к своему отпрыску, сколько потому, что отпрыск этот начал обнаруживать характер вряд ли не посердитей и не поупрямей папенькина, и при этом еще Крапчик не мог не принимать в расчет, что значительная часть состояния, на которое он, живя дурно с женою, не успел у нее выцарапать духовной, принадлежала Катрин, а не ему.
Вознамерившись
последнее обстоятельство разузнать поподробнее, Крапчик решил мысленно, что обо все этом пока нечего много беспокоиться; но между тем прошел день, два, три, Катрин все сидела у себя наверху и не сходила вниз ни чай
пить, ни обедать, так что Крапчик спросил, наконец, ее горничную: «Что такое с барышней?» Та отвечала, что барышня больна.
В смерти дочери он, конечно, нисколько не
будет себя считать виновным, а между тем сам лично избавится от множества огорчений, которые Катрин, особенно
последнее время, делала ему каждоминутно и — что обиднее всего — нарочно и с умыслом.
— Не знаю-с, что известно графу, но я на днях уезжаю в Петербург и
буду там говорить откровенно о положении нашей губернии и дворянства, — сказал сей
последний в заключение и затем, гордо подняв голову, вышел из залы.
Но
последнее время записка эта исчезла по той причине, что вышесказанные три комнаты наняла приехавшая в Москву с дочерью адмиральша, видимо, выбиравшая уединенный переулок для своего местопребывания и желавшая непременно нанять квартиру у одинокой женщины и пожилой, за каковую она и приняла владетельницу дома; но Миропа Дмитриевна Зудченко вовсе не считала себя пожилою дамою и всем своим знакомым доказывала, что у женщины никогда не надобно спрашивать, сколько ей лет, а должно смотреть, какою она кажется на вид; на вид же Миропа Дмитриевна, по ее мнению, казалась никак не старее тридцати пяти лет, потому что если у нее и появлялись седые волосы, то она немедля их выщипывала; три — четыре выпавшие зуба
были заменены вставленными; цвет ее лица постоянно освежался разными притираньями; при этом Миропа Дмитриевна
была стройна; глаза имела хоть и небольшие, но черненькие и светящиеся, нос тонкий; рот, правда, довольно широкий, провалистый, но не без приятности; словом, всей своей физиономией она напоминала несколько мышь, способную всюду пробежать и все вынюхать, что подтверждалось даже прозвищем, которым называли Миропу Дмитриевну соседние лавочники: дама обделистая.
Кроме того, она держала кур с беспощадно остриженными крыльями, чтобы они не залетали в садик, держала несколько индеек, петух которых постоянно расхаживал у нее на дворе с налитыми кровью балаболками над носом, и, наконец, в дальнем хлевушке провизгивал по временам юный поросенок, купленный Миропою Дмитриевною для домашнего откорма в
последнее воскресенье недели православия, — вообще, надобно отдать честь Миропе Дмитриевне, она
была опытная, расчетливая и умная хозяйка.
— Да, он карабинер и теперь уж майор! — продолжала Миропа Дмитриевна. — Он, бедный,
последнее время
был чрезвычайно болен и умоляет вас посетить его. «Если бы, говорит, доктор мне позволил выходить, я бы, говорит, сию же минуту явился к Егору Егорычу засвидетельствовать мое уважение».
Сказав
последние слова, Егор Егорыч вспомнил, что в их обществе
есть дама, а потому он вежливо обратился к Миропе Дмитриевне и произнес...
— Можно! — отвечал сей
последний. — Музыка
есть ближайшее искусство к молитве, а молитву ни в какие минуты жизни нельзя возбранить.
Юлия Матвеевна, подписав эти бумаги, успокоилась и затем начала тревожиться, чтобы свадьба
была отпразднована как следует, то
есть чтобы у жениха и невесты
были посаженые отцы и матери, а также и шафера; но где ж
было взять их в деревенской глуши, тем более, что жених, оставшийся весьма недовольным, что его невесту награждают приданым и что затевают торжественность, просил об одном, чтобы свадьба скорее
была совершена, потому что московский генерал-губернатор, у которого он
последнее время зачислился чиновником особых поручений, требовал будто бы непременно его приезда в Москву.
Приняв
последнее обстоятельство во внимание на семейном совещании, происходившем между Егором Егорычем, Сусанной, gnadige Frau и Сверстовым, положено
было обмануть старуху: прежде всего доктор объявил ей, что она, — ежели не желает умереть, — никак не может сходить вниз и участвовать в свадебной церемонии, а потом Егор Егорыч ей сказал, что отцы и матери посаженые и шафера
есть, которые действительно и
были, но не в том числе, как желала старушка.
С отъездом Музы в кузьмищевском доме воцарилась почти полная тишина: игры на фортепьяно больше не слышно
было; по вечерам не устраивалось ни карт, ни бесед в гостиной, что, может
быть, происходило оттого, что в
последнее время Егор Егорыч, вследствие ли болезни или потому, что размышлял о чем-нибудь важном для него, не выходил из своей комнаты и оставался в совершенном уединении.
— Вам, может
быть, неизвестно, что у масонов три степени: ученик, товарищ и мастер, и из числа
последних выбирается начальник всей ложи, который носит титул великого мастера.
— Да, эта высылка его произошла при мне, когда я в
последний раз
был в Петербурге.
— Она собственно называется Татарино-Никитовское согласие, и
последнее наименование ей дано по имени одного из членов этого согласия, Никиты Федорова, который по своей профессии музыкант и
был у них регентом при их пениях.
Засим, самое умное делание совершается в семи степенях, соответственно семи видам натуры: из сих семи степеней, или видов, три
суть темные, в коих наш огненный дух еще только стремится к небесному свету, один вид
есть переходный и три
последние — высшие.
Преобладающее в этом случае число
было, конечно, женщин и ребятишек:
последние бессмысленно, но с большим любопытством на все глядели, а из женщин, особенно молодых, некоторые слегка вздыхали и проговаривали шепотом между собою...
Таким образом в самое телесное общение можем мы провести и чрез него осуществить восстановленный во Христе союз бога с натурою, если только внешнее единение
будет для нас не целью и не первым побуждением, а лишь крайним выражением и
последним довершением того внутреннего духовного единства, про которое сам господь сказал: «что бог соединил, человек да не разлучает».
Прошла осень, прошла зима, и наступила снова весна, а вместе с нею в описываемой мною губернии совершились важные события: губернатор
был удален от должности, — впрочем, по прошению; сенаторская ревизия закончилась, и сенатор — если не в одном экипаже, то совершенно одновременно — уехал с m-me Клавской в Петербург, после чего прошел слух, что новым губернатором
будет назначен Крапчик, которому будто бы обещал это сенатор, действительно бывший
последнее время весьма благосклонен к Петру Григорьичу; но вышло совершенно противное (Егор Егорыч недаром, видно, говорил, что граф Эдлерс — старая остзейская лиса): губернатором, немедля же по возвращении сенатора в Петербург,
был определен не Петр Григорьич, а дальний родственник графа Эдлерса, барон Висбах, действительный статский советник и тоже камергер.
Помимо отталкивающего впечатления всякого трупа, Петр Григорьич, в то же утро положенный лакеями на стол в огромном танцевальном зале и уже одетый в свой павловский мундир, лосиные штаны и вычищенные ботфорты, представлял что-то необыкновенно мрачное и устрашающее: огромные ступни его ног, начавшие окостеневать, перпендикулярно торчали; лицо Петра Григорьича не похудело, но только почернело еще более и исказилось; из скривленного и немного открытого в одной стороне рта сочилась белая пена; подстриженные усы и короткие волосы на голове ощетинились; закрытые глаза ввалились; обе руки, сжатые в кулаки, как бы говорили, что
последнее земное чувство Крапчика
было гнев!
Хотя в этом кортеже и старались все иметь печальные лица (секретарь депутатского собрания успел даже выжать из глаз две — три слезинки), но истинного горя и сожаления ни в ком не
было заметно, за исключением, впрочем, дворовой прачки Петра Григорьича — женщины уже лет сорока и некрасивой собою: она ревмя-ревела в силу того, что
последнее время барин приблизил ее к себе, и она ужасно этим дорожила и гордилась!
Пожелал также Ченцов, чтобы в Синьково
был переведен и большой конский завод, находившийся у Петра Григорьича в усадьбе, некогда подаренной ему императором Павлом и которую Крапчик благоустраивал до
последней степени.
К несчастию, к последнему-то способу Катрин
была более склонна, чем к первому, и не прошло еще года их свадьбе, как не оставалось уже никакого сомнения, что Ченцов механически разговаривал с женой, механически слушал ее пение, механически иногда читал ей, но уже не Боккачио и не Поль-де-Кока, а некоторые весьма скучные и бестолковые масонские сочинения из библиотеки Петра Григорьича, что он явно делал на досаду Катрин, потому что, читая, всегда имел ядовито-насмешливую улыбку и
был несказанно доволен, когда супруга его, томимая скукой от такого слушания, наконец, начинала зевать.
Как ни отуманена
была голова Ченцова, но он дрогнул всем телом от
последних слов Катрин и крикнул...
Последняя мысль
была изобретена Мартыном Степанычем, который
был бесконечно выше Артасьева как по уму своему, так и по известного рода хитрости.
Вы когда-то говорили мне, что для меня способны пожертвовать многим, — Вы не лгали это, — я верил Вам, и если, не скрою того, не вполне отвечал Вашему чувству, то потому, что мы слишком родственные натуры, слишком похожи один на другого, — нам нечем дополнять друг друга; но теперь все это изменилось; мы, кажется, можем остаться друзьями, и я хочу подать Вам первый руку: я слышал, что Вы находитесь в близких, сердечных отношениях с Тулузовым; нисколько не укоряю Вас в этом и даже не считаю вправе себя это делать, а только советую Вам опасаться этого господина; я не думаю, чтобы он
был искренен с Вами: я сам испытал его дружбу и недружбу и знаю, что первая гораздо слабее
последней.
Последние слова в письме
были подчеркнуты два раза.
Тулузов, взяв с собой письмо Ченцова, ушел в свое отделение, где снова прочитал это письмо и снова главным образом обратил свое внимание на
последние строки. «Может
быть, и в самом деле застрелится!» — произнес он тем же полушепотом, как прежде сказал: — «Пойдут теперь истории, надобно только не зевать!»
Местом для ложи он избрал большую гостиную, потом предложил gnadige Frau и Антипу Ильичу принять звание надзирателей, а
последнему, сверх того, поручил
быть обрядоначальником.
— Хотя по необходимости и пропущено много обрядов, но прием, полагаю, совершился:
суть в
сути, а не в феноменах, и потому нам остается довершить
последнее. Брат-обрядоначальник, уберите и сохраните ковер и погасите все свечи, кроме спиртовой лампы!
Впрочем, некоторые из его знакомых, которых я, по указанию квартирной хозяйки господина Ченцова, посетил, все мне, отозвавшись, что
последнее время Валерьян Николаич совершенно исправился от своей разгульной жизни, единогласно утверждали, что застрелился он от несчастной любви к одной крестьянке, принадлежащей его жене и которая, по ходатайству госпожи Ченцовой,
была у него отобрана полицией.
Затем хозяин и гости чинно уселись по местам и стали рассуждать о том, как предстоящее дело устройства дворянского пансиона при гимназии осуществить, и тут сразу же затеялся спор между Иваном Петровичем и губернским предводителем, из коих
последний объявил, что капитал, жертвуемый господином Тулузовым, должен
быть внесен в депутатское дворянское собрание и причислен к дворянским суммам.
Доктору, кажется, досадно
было, что Аггей Никитич не знает этого, и, как бы желая поразобраться с своими собственными мыслями, он вышел из гостиной в залу, где принялся ходить взад и вперед, причем лицо его изображало то какое-то недоумение, то уверенность, и в
последнем случае глаза его загорались, и он начинал произносить сам с собою отрывистые слова. Когда потом gnadige Frau, перестав играть в шахматы с отцом Василием, вышла проводить того, Сверстов сказал ей...
Егор же Егорыч едва ей поклонился, и одна Сусанна Николаевна как бы несколько поприветливее встретила ее и усадила за обеденный стол; но и тут Миропа Дмитриевна очутилась в несколько неловком положении, оттого что она не
была познакомлена с gnadige Frau, и,
будучи посажена с сею
последнею рядом, Миропа Дмитриевна не ведала, кто такая эта дама: родственница ли Марфиных, знакомая их, или просто экономка, а потому решительно не знала, как себя держать с gnadige Frau.
— Ах, очень, очень! — отвечала Миропа Дмитриевна. — Тем больше, что
последнее время я чрезвычайно сошлась с тамошним обществом, и очень жаль
будет мне, если нам куда-нибудь придется уехать.
Выражение лица
последнего было какое-то озлобленное и насмешливое.
— Знаешь, я, еще мальчиком
бывши, видел ее. Она приезжала с Марфиным к нам в церковь, и помню, что чудо как хороша
была тогда собой! Жена твоя, например, тоже прелестна, но за
последнее время она очень изменилась…
— Тысячу рублей всего! — отвечал ей
последний. — Тетенька, не
споете ли еще чего-нибудь? — прибавил он почти умоляющим голосом.
Последняя только что приехала к сестре и не успела еще снять шляпки из темного крепа, убранной ветками акации и наклоненной несколько на глаза; платье на Сусанне Николаевне
было бархатное с разрезными рукавами.
— Может, вначале я успела бы это сделать, но ты знаешь, какая я
была молодая и неопытная; теперь же и думать нечего: он совершенно в их руках.
Последнее время у него появился еще новый знакомый, Янгуржеев, который, по-моему, просто злодей: он убивает молодых людей на дуэлях, обыгрывает всех почти наверное…
— Вероятно, проигрывается, и сильно даже! — продолжала Муза Николаевна. — По крайней мере, когда
последний ребенок мой помер, я сижу и плачу, а Аркадий в утешение мне говорит: «Не плачь, Муза, это хорошо, что у нас дети не живут, а то, пожалуй,
будет не на что ни вырастить, ни воспитать их».
— Может
быть, — не оспаривал князь, — вообще, я вам скажу, невыносимо грустно
последнее время ездить по Москве: вместо домов графа Апраксина, Чернышева, князя Потемкина, князя Петрова, Иванова, что ли, вдруг везде рисуются на воротах надписи: дом купца Котельникова, Сарафанникова, Полушубкина! Во что ж после этого обратится Москва?.. В сборище каких-то толстопузых самоварников!.. Петербург в этом случае представляет гораздо более отрадное явление.