Неточные совпадения
Феномен этот — мой сосед по деревне, отставной полковник Вихров, добрый и в
то же врем» бешеный, исполненный высокой житейской мудрости и вместе с
тем необразованный, как простой солдат!» Александра Григорьевна, по самолюбию своему, не только сама себя всегда расхваливала, но даже всех других
людей, которые приходили с ней в какое-либо соприкосновение.
По фигурам своим, супруг и супруга скорее походили на огромные тумбы, чем на живых
людей; жизнь их обоих вначале шла сурово и трудно, и только решительное отсутствие внутри всего
того, что иногда другим мешает жить и преуспевать в жизни, помогло им достигнуть настоящего, почти блаженного состояния.
Здесь молодой
человек (может быть, в первый раз) принес некоторую жертву человеческой природе: он начал страшно, мучительно ревновать жену к наезжавшему иногда к ним исправнику и выражал это
тем, что бил ее не на живот, а на смерть.
— Мне часто приходило в голову, — начала она
тем же расслабленным голосом, — зачем это мы остаемся жить, когда теряем столь близких и дорогих нам
людей?..
— На свете так мало
людей, — начала она, прищуривая глаза, — которые бы что-нибудь для кого сделали, что право, если самой кому хоть чем-нибудь приведется услужить, так так этому радуешься, что и сказать
того нельзя…
— Да тут, я у Александры Григорьевны Абреевой квартирку в доме ее внизу взял!.. Оставлю при нем
человека!.. — отвечал
тот.
Говоря это, старик маскировался: не
того он боялся, а просто ему жаль было платить немцу много денег, и вместе с
тем он ожидал, что если Еспер Иваныч догадается об
том, так, пожалуй, сам вызовется платить за Павла; а Вихров и от него, как от Александры Григорьевны, ничего не хотел принять: странное смешение скупости и гордости представлял собою этот
человек!
— Ты сам меня как-то спрашивал, — продолжал Имплев, — отчего это, когда вот помещики и чиновники съедутся, сейчас же в карты сядут играть?.. Прямо от неучения! Им не об чем между собой говорить; и чем необразованней общество,
тем склонней оно ко всем этим играм в кости, в карты; все восточные народы, которые еще необразованнее нас, очень любят все это, и у них, например, за величайшее блаженство считается их кейф,
то есть, когда
человек ничего уж и не думает даже.
Симонов был
человек неглупый; но,
тем не менее, идя к Рожественскому попу, всю дорогу думал — какой это табак мог у них расти в деревне. Поручение свое он исполнил очень скоро и чрез какие-нибудь полчаса привел с собой высокого, стройненького и заметно начинающего франтить, гимназиста; волосы у него были завиты; из-за борта вицмундирчика виднелась бронзовая цепочка; сапоги светло вычищены.
— Для чего это какие-то дураки выйдут, болтают между собою разный вздор, а другие дураки еще деньги им за
то платят?.. — говорил он, в самом деле решительно не могший во всю жизнь свою понять — для чего это
люди выдумали театр и в чем тут находят удовольствие себе!
Каждый вечер мои молодые
люди ложились в постель — страшно перепачканные, с полуонемелыми от усталости ногами, но счастливые и мечтающие о
том, что предстоит еще впереди.
Когда молодой
человек этот стал переодеваться,
то на нем оказалось превосходнейшее белье (он очень был любим одной своею пожилой теткой); потом, когда он оделся в костюм, набелился и нарумянился, подвел себе жженою пробкою усики,
то из него вышел совершеннейший красавчик.
— А
тем, что какую-то дугу согнутую играл, а не
человека!.. Вот пан Прудиус, — продолжал Николай Силыч, показывая на Павла, —
тот за дело схватился, за психею взялся, и вышло у него хорошо; видно, что изнутри все шло!
Перед экзаменом инспектор-учитель задал им сочинение на
тему: «Великий
человек». По словесности Вихров тоже был первый, потому что прекрасно знал риторику и логику и, кроме
того, сочинял прекрасно. Счастливая мысль мелькнула в его голове: давно уже желая высказать
то, что наболело у него на сердце, он подошел к учителю и спросил его, что можно ли, вместо заданной им
темы, написать на
тему: «Случайный
человек»?
Сочинение это произвело, как и надо ожидать, страшное действие… Инспектор-учитель показал его директору;
тот — жене; жена велела выгнать Павла из гимназии. Директор, очень добрый в сущности
человек, поручил это исполнить зятю.
Тот, собрав совет учителей и бледный, с дрожащими руками, прочел ареопагу [Ареопаг — высший уголовный суд в древних Афинах, в котором заседали высшие сановники.] злокачественное сочинение; учителя, которые были помоложе, потупили головы, а отец Никита произнес, хохоча себе под нос...
М-me Фатеева говорила: «Это такой
человек, что сегодня раскается, а завтра опять сделает
то же!» Сначала Мари только слушала ее, но потом и сама начала говорить.
— Полноте, бог с вами! — воскликнул Павел. — Один ум этого
человека не позволит ему
того говорить.
— И
того не могу сделать, — возразил Павел, опять пожимая плечами, — никак не могу себе позволить оскорбить
человека, который участвовал и благодетельствовал мне.
В гостиной Вихровы застали довольно большое общество: самую хозяйку, хоть и очень постаревшую, но по-прежнему с претензиями одетую и в
тех же буклях 30-х годов, сына ее в расстегнутом вицмундире и в эполетах и монаха в клобуке, с пресыщенным несколько лицом, в шелковой гроденаплевой [Гроденапль — плотная ткань, род тафты, от франц. gros de Naples.] рясе, с красивыми четками в руках и в чищенных сапогах, — это был настоятель ближайшего монастыря, отец Иоаким,
человек ученый, магистр богословия.
Это было несколько обидно для его самолюбия; но, к счастью, кадет оказался презабавным малым: он очень ловко (так что никто и не заметил) стащил с вазы апельсин, вырезал на нем глаза, вытянул из кожи нос, разрезал рот и стал апельсин слегка подавливать;
тот при этом точь-в-точь представил лицо
человека, которого тошнит.
— On dit! [Говорят! (франц.).] — отвечал Абреев. — Но
тому совершенно был не расчет… Богатый
человек! «Если бы, — говорит он, — я мог поступить по дипломатической части, а
то пошлют в какой-нибудь уездный городишко стряпчим».
— Все мы, и я и господа чиновники, — продолжал между
тем Постен, — стали ему говорить, что нельзя же это, наконец, и что он хоть и муж, но будет отвечать по закону… Он, вероятно, чтобы замять это как-нибудь, предложил Клеопатре Петровне вексель, но вскоре же затем, с новыми угрозами, стал требовать его назад… Что же оставалось с подобным
человеком делать, кроме
того, что я предложил ей мой экипаж и лошадей, чтобы она ехала сюда.
Этот отличный
человек так ухаживал за Павлом не столько, кажется, из усердия к нему, сколько из
того, что всякое дело, за которое он принимался, привык делать отлично!..
— Ваше, и у меня еще
человек со мной будет… — проговорил
тот.
— Потому что, — продолжал Неведомов
тем же спокойным тоном, — может быть, я, в этом случае, и не прав, — но мне всякий позитивный, реальный, материальный, как хотите назовите, философ уже не по душе, и мне кажется, что все они чрезвычайно односторонни: они думают, что у
человека одна только познавательная способность и есть — это разум.
Она, как показалось Павлу, была с ним нисколько не менее любезна, чем и с Неведомовым, который был на уроке и позапоздал прийти к началу обеда, но когда он пришел,
то, увидев вновь появившегося молодого
человека, радостно воскликнул: «Боже мой, Марьеновский!
В последние именины повторилось
то же, и хотя Вихров не хотел было даже прийти к нему, зная наперед, что тут все будут заняты картами, но Салов очень его просил, говоря, что у него порядочные
люди будут; надобно же, чтоб они и порядочных
людей видели, а
то не Неведомова же в подряснике им показывать.
Словом, он знал их больше по отношению к барям, как полковник о них натолковал ему; но тут он начал понимать, что это были тоже
люди, имеющие свои собственные желания, чувствования, наконец, права. Мужик Иван Алексеев, например, по одной благородной наружности своей и по складу умной речи, был, конечно, лучше половины бар, а между
тем полковник разругал его и дураком, и мошенником — за
то, что
тот не очень глубоко вбил стожар и сметанный около этого стожара стог свернулся набок.
Когда Павел приехал к становой квартире (она была всего в верстах в двух от села) и вошел в небольшие сенцы,
то увидел сидящего тут
человека с обезображенным и совершенно испитым лицом, с кандалами на ногах; одною рукой он держался за ногу, которую вряд ли не до кости истерло кандалою.
— Мне нельзя, сударь, — отвечал
тот ему своим басом, — я точно что
человек слабый — на хороших местах меня держать не станут.
— А вы думаете, это безделица! — воскликнул Павел. — Скажите, пожалуйста, что бывает последствием, если женщина так называемого дворянского круга из-за мужа, положим, величайшего негодяя, полюбит явно другого
человека, гораздо более достойного, — что, ей простят это, не станут ее презирать за
то?
Через несколько дней Павлом получено было с траурной каемкой извещение, что Марья Николаевна и Евгений Петрович Эйсмонды с душевным прискорбием извещают о кончине Еспера Ивановича Имплева и просят родных и знакомых и проч. А внизу рукой Мари было написано: «Надеюсь, что ты приедешь отдать последний долг
человеку, столь любившему тебя». Павел, разумеется, сейчас было собрался ехать; но прежде зашел сказать о
том Клеопатре Петровне и показал даже ей извещение.
Салов был в этом случае единственный
человек, который мог бы его научить; а потому, как
тот ни противен был ему, однако Павел отправился к нему.
В это время раздался звонок в дверях, и вслед за
тем послышался незнакомый голос какого-то мужчины, который разговаривал с Иваном. Павел поспешил выйти, притворив за собой дверь в
ту комнату, где сидела Клеопатра Петровна. В маленькой передней своей он увидел высокого молодого
человека, блондина, одетого в щегольской вицмундир, в лаковые сапоги, в визитные черные перчатки и с круглой, глянцевитой шляпой в руке.
— Писать-то, признаться, было нечего, — отвечал Павел, отчасти удивленный этим замечанием, почему Плавин думал, что он будет писать к нему… В гимназии они, перестав вместе жить, почти не встречались; потом Плавин годами четырьмя раньше Павла поступил в Петербургский университет, и с
тех пор об нем ни слуху ни духу не было. Павел после догадался, что это был один только способ выражения, facon de parler, молодого
человека.
— Да уж это точно что, — подтвердил Кирьян. — Когда вот Павла Михайлыча нет, что
люди едят,
то и он кушает.
— Научите вы меня, как мне все мое именье устроить, чтобы всем принадлежащим мне
людям было хорошо и привольно; на волю я вас думал отпустить, но Макар Григорьев вот не советует… Что же мне делать после
того?
— Да, — подтвердил Павел, не вслушавшись в последние слова Макара Григорьева, — а между
тем это может страшно ей повредить, наконец встревожит и огорчит умирающего
человека, а я не хочу и не могу себе позволить этого.
— Он дома и сейчас придет! — ответила
та. — Поди, позови барина, — прибавила она стоявшему около беседки
человеку.
Павел, когда он был гимназистом, студентом, все ей казался еще мальчиком, но теперь она слышала до мельчайших подробностей его историю с m-me Фатеевой и поэтому очень хорошо понимала, что он — не мальчик, и особенно, когда он явился в настоящий визит таким красивым, умным молодым
человеком, — и в
то же время она вспомнила, что он был когда-то ее горячим поклонником, и ей стало невыносимо жаль этого времени и ужасно захотелось заглянуть кузену в душу и посмотреть, что теперь там такое.
Ты знаешь, друг мой, самолюбивый мой характер и поймешь, чего мне это стоило, а мать между
тем заставляла, чтобы я была весела и любезна со всеми бывшими у нас в доме молодыми
людьми.
— И Неведомова позовите, — продолжал Салов, и у него в воображении нарисовалась довольно приятная картина, как Неведомов,
человек всегда строгий и откровенный в своих мнениях, скажет Вихрову: «Что такое, что такое вы написали?» — и как у
того при этом лицо вытянется, и как он свернет потом тетрадку и ни слова уж не пикнет об ней; а в
то же время приготовлен для слушателей ужин отличный, и они, упитавшись таким образом вкусно, ни слова не скажут автору об его произведении и разойдутся по домам, — все это очень улыбалось Салову.
Иной раз спешная казенная работа с неустойкой, а их
человек десять из артели-то загуляют; я уже кажинный раз только и молю бога, чтобы не убить мне кого из них, до
того они в ярость меня вводят.
Ванька вспомнил, что в лесу этом да и вообще в их стороне волков много, и страшно струсил при этой мысли: сначала он все Богородицу читал, а потом стал гагайкать на весь лес, да как будто бы
человек десять кричали, и в
то же время что есть духу гнал лошадь, и таким точно способом доехал до самой усадьбы; но тут сообразил, что Петр, пожалуй, увидит, что лошадь очень потна, — сам сейчас разложил ее и, поставив в конюшню, пошел к барину.
В
тот же день после обеда Вихров решился ехать к Фатеевой. Петр повез его тройкой гусем в крытых санях. Иван в наказание не был взят, а брать кого-нибудь из других
людей Вихров не хотел затем, чтобы не было большой болтовни о
том, как он будет проводить время у Фатеевой.
Клеопатру Петровну просто мучила ревность: она всюду и везде видела Анну Ивановну, а прочего ничего почти и не слыхала; что касается до m-lle Прыхиной,
то ее равнодушие должен я объяснить тоже взглядом ее на литературу: достойная девица эта, как мы знаем, была с чрезвычайно пылким и возвышенным воображением; она полагала, что перу писателя всего приличнее описывать какого-нибудь рыцаря, или, по крайней мере, хоть и штатского молодого
человека, но едущего на коне, и с ним встречается его возлюбленная в платье амазонки и тоже на коне.
Присмотревшись хорошенько к Доброву, Вихров увидел, что
тот был один из весьма многочисленного разряда
людей в России, про которых можно сказать, что не пей только
человек — золото бы был: честный, заботливый, трудолюбивый, Добров в
то же время был очень умен и наблюдателен, так у него ничего не могло с глазу свернуться. Вихров стал его слушать, как мудреца какого-нибудь.
Он и пишет ей: «Как же это, маменька?» — «А так же, говорит, сын любезный, я, по материнской своей слабости, никак не могла бы отказать тебе в
том; но тетка к тебе никак уж этой девушки не пустит!» Он, однако, этим не удовлетворился: подговорил там через своих
людей, девка-то бежала к нему в Питер!..
А становой промеж
тем думает: «Теперь я барина пообмарал», — кричит: «Ах,
люди, говорит, сотские, десятские!..»
Те прибежали.
— Что, брат, скучно; почитываю помаленьку — только и развлечение в
том; вот, если позволишь, я буду к тебе часто ездить —
человек я холостой.