Неточные совпадения
— Завтра вечером, князь, если вы не прочь. Мы войдем, когда княжна, верная
своим привычкам, отошлет слуг, войдем так, как будто каждый из нас действует для самого себя лично, — украдкой, как двое влюбленных, желающих провести приятно
время, тем более что
все это совершенная правда.
Таково было житье-бытье Густава Бирона в Польше во
все то
время, пока в Курляндии одинаково неуспешно боролись за герцогскую корону Мориц Саксонский и князь Меншиков, а в России оканчивал и кончил
свои баснословные подвиги Петр, которого сменили на престоле Екатерина и другой Петр.
Елизавета Петровна, за последнее
время, по совету
своих друзей, не манкировавшая посещением дворца, была на этом приеме. Принцессы играли в карты в галерее. Возле них толпились придворные и дежурные адъютанты. Тут же были и
все иностранные посланники, а между ними и маркиз де ла Шетарди.
Общее ликование, повторяем, было в Петербурге. Да и немудрено, так как разгар национального чувства, овладевшего русскими в описываемое нами
время, дошел до
своего апогея. Русские люди видели, что наверху при падении одного немца возникал другой, а дела
все ухудшались. Про верховных иностранцев и их деяния в народе ходили чудовищные слухи. Народ говорил, указывая на окна дворца цесаревны...
Но среди
всех упоений такой неслыханной фортуны Разумовский оставался всегда верен себе и
своим. На клиросе и в покоях петербургского дворца, среди лемешевского стада и на великолепных праздниках Елизаветы Петровны он был
все таким же простым, наивным, несколько хитрым и насмешливым, но в то же
время крайне добродушным хохлом, без памяти любившим
свою прекрасную родину.
Вскоре по возвращении из «малороссийского похода» стали готовиться к бракосочетанию великого князя. И без того безумная роскошь двора того
времени приняла особенные размеры.
Всем придворным чинам за год вперед было выдано жалованье, так как они «по пристойности каждого
свои экипажи приготовить имеют». Именным указом было повелено знатным обоего пола особам изготовить богатые платья, кареты цугом и прочее.
На другой день после свадьбы, 28 октября, графиня Екатерина Ивановна была пожалована в статс-дамы. Между тем малороссийские депутаты Лизогуб, Ханенко и Гудович
все еще находились при дворе, ожидая окончательного решения об избрании гетмана. Они, впрочем, сумели за это
время выхлопотать много льгот для
своей родины.
Влияние Бестужева на дела государственные
все усиливалось. Крайне пронырливый и подозрительный, неуживчивый и часто мелочный, он в то же
время был тверд и непоколебим в
своих убеждениях. Враг непримиримый, он был, однако, другом друзей
своих, и тогда их покидал, когда они сами изменяли ему. С необыкновенным искусством умел он действовать даже через
своих недругов, и долгое
время Шуваловы служили его целям.
18 декабря 1747 года, в день
своего рождения, Елизавета Петровна обручила сына камергера, камер-юнкера графа Андрея Алексеевича, с фрейлиной Разумовской во
время бала и в присутствии
всех чужестранных министров и знатнейших особ обоего пола.
Граф Шувалов
своей нестерпимой гордостью успел нажить себе много недоброжелателей, потому всякий охотно смеялся и передавал знакомым колкости великой княгини. Кроме того, Екатерина более чем когда-нибудь ласкала Разумовских и этим досаждала Шуваловым, так как последние были в описываемое нами
время открытыми врагами графа Алексея и Кирилла Григорьевичей. Императрица
все продолжала хворать. Царедворцы ясно видели, что едва ли можно надеяться на ее выздоровление.
В описываемое нами
время в окрестности разнесся слух, что в Луговое ожидается молодой хозяин, князь Сергей Сергеевич Луговой, единственный носитель имени и обладатель богатств
своих предков. Стоустая молва говорила о князе, как будто бы его уже
все видели и с ним говорили. Описывали его наружность, манеры, характер, привычки и тому подобное.
Возле церкви стояло множество разнокалиберных экипажей, начиная с богатых карет и кончая скромными линейками и дрожками. Церковь была переполнена. Молодой князь прибыл в нее за час до назначенного
времени и
все время, как толковали в народе, молился у гроба
своей матери. Затем он стал в дверях церкви принимать приглашенных.
В то
время, когда
все это происходило в Зиновьеве, князь Сергей Сергеевич Луговой медленно ходил по отцовскому кабинету, убранному с тою роскошной, массивной деловитостью, которой отличалась наша седая старина.
Все гости разъехались. Слуги были заняты уборкой столовой и других комнат, а князь, повторяем, удалился в
свой кабинет и присел на широкий дедовский диван с трубкой в руке.
Все это произошло без Тани, бывшей в это
время в комнате княжны, которой она помогала совершать
свой ночной туалет. Когда она вернулась в
свою комнатку, отделенную, как мы знаем, от девичьей лишь тонкой не доходящей до потолка перегородкой, шушуканье между дворовыми девками было в полном разгаре.
Во
время одной из прогулок князя и княжны по зиновьевскому саду они подошли к стеклянной китайской беседке, стоявшей в конце сада над обрывом. Из беседки открывался прекрасный вид на поле и лес. Был шестой час вечера, и солнце уже не обжигало земли
своими все же ослабевшими после полудня лучами. Княжна Людмила и князь Сергей Сергеевич вошли в беседку.
Молодость и вольнодумство во
все времена идут рука об руку, а в описываемое нами
время в столичную жизнь вместе с французским влиянием последнее стало приливать с особенной силой. Князь Луговой не избег этого влияния. Если он не был в глубине
своей души вольнодумцем, то старался хотя показаться им. Это-то старание и побудило его усомниться перед княжной в семейной легенде.
— А ты где в это
время была? — спросил князь Сергей Сергеевич Федосью, рассказавшую
все вышеизложенное и показавшую приезжим господам трупы
своей госпожи и Тани.
Это ложь, так как во
все времена и у
всех народов сохраняет
свою силу известное римское изречение: человек для человека — волк.
Если же священник относился строго к
своим духовным детям, то сидел без муки и крупы и довольствовался одними пятаками да грошами. А эти пятаки в ту пору далеко не могли служить обеспечением. Случалось тогда и то, что во
время богослужения являлся в церковь какой-нибудь пьяный, но богатый и влиятельный прихожанин и, чтобы показать себя, начинал читать священнику нравоучения, и, нуждающийся в его подачке, священник должен был выносить
все эти безобразия.
Прозвище «странная княжна» Людмила Васильевна уже успела, несмотря на
свою затворническую, благодаря трауру, жизнь, получить в гостиных высшего петербургского света, обладающего, да и в описываемое нами
время обладавшего способностью знать
все подробности самой интимной жизни интересующего его лица.
Княжна начинала
свой оригинальный ночной день с этого позднего вечера, когда Петербург наполовину уже спал, а предместье покоилось сном непробудным, в это-то несуразное для других
время она принимала визиты
своих друзей. Это, конечно, порождало массу сплетен, не доходивших до злословия лишь только потому, что сама императрица, любившая
все оригинальное, с добродушным смехом заметила, узнав о таком образе жизни
своей новой фрейлины...
Русские войска явились в Германию уже во
время войны за австрийское наследство. Испуганный Фридрих поспешил заключить мир с Марией-Терезией до столкновения с ними. Когда, несколько лет спустя, Фридрих начал новую Семилетнюю войну с Австрией и против него вооружилась почти
вся Европа, за исключением Англии, Елизавета Петровна стала во главе союзников. Она говорила, что «продаст половину
своего платья и бриллианты» для уничтожения
своего заклятого врага.
Если бы он действительно приехал на другой или даже на третий день после того, как Никита сообщил о
своем подневольном к нему визите, сразу захватил бы молодую девушку врасплох, то она под влиянием страха решилась бы на
все, но он дал ей
время все обдумать, дал
время выбрать против себя оружие.
Время с момента выхода его из гостиной княжны и до того момента, когда он очутился у себя, для него как бы не существовало. Он совсем не помнил, как оделся, сел в сани и приказал ехать домой, даже как снял дома верхнее платье и прошел в
свой кабинет.
Все это в его памяти было подернуто густым непроницаемым туманом.
Совершившееся несчастье тяжело, но, раз оно совершилось, человек не может изменить ничего; он на первых порах окончательно считает себя погибшим, страшное отчаяние овладевает его душой, но затем свыкается, и
время, этот чудодейственный целитель
всех невзгод, в конце концов делает
свое дело.
Не был доволен и счастлив другой граф и претендент на руку княжны Полторацкой — граф Иосиф Янович Свянторжецкий. У них во
время свиданий наедине установились какие-то странные, полутоварищеские, полудружеские, отношения. Княжна болтала с ним обо
всем, не исключая
своих побед и увлечений. Она делала вид, что вычеркнула его совершенно из числа ее поклонников. Он был для нее добрый знакомый, товарищ ее детства и… только.
Время летело. Трагическая смерть княжны Людмилы Васильевны Полторацкой, смерть неожиданная и необычайная по
своей романической обстановке, хотя и очень долгое
время служила предметом толков и пересудов не только великосветских гостиных, но и
всего Петербурга, но, как
все на этом свете, поддалась всепоглощающему
времени и была забыта.
Прошло два года; церкви были выстроены и освящены, а князь Сергей Сергеевич
все продолжал вести странный образ жизни, деля
свое время между чтением священных книг и долгою молитвою над мнимой могилой княжны Людмилы Васильевны Полторацкой.
Неточные совпадения
По местам валялись человеческие кости и возвышались груды кирпича;
все это свидетельствовало, что в
свое время здесь существовала довольно сильная и своеобразная цивилизация (впоследствии оказалось, что цивилизацию эту, приняв в нетрезвом виде за бунт, уничтожил бывший градоначальник Урус-Кугуш-Кильдибаев), но с той поры прошло много лет, и ни один градоначальник не позаботился о восстановлении ее.
Выслушав показание Байбакова, помощник градоначальника сообразил, что ежели однажды допущено, чтобы в Глупове был городничий, имеющий вместо головы простую укладку, то, стало быть, это так и следует. Поэтому он решился выжидать, но в то же
время послал к Винтергальтеру понудительную телеграмму [Изумительно!! — Прим. издателя.] и, заперев градоначальниково тело на ключ, устремил
всю свою деятельность на успокоение общественного мнения.
К удивлению, бригадир не только не обиделся этими словами, но, напротив того, еще ничего не видя, подарил Аленке вяземский пряник и банку помады. Увидев эти дары, Аленка как будто опешила; кричать — не кричала, а только потихоньку всхлипывала. Тогда бригадир приказал принести
свой новый мундир, надел его и во
всей красе показался Аленке. В это же
время выбежала в дверь старая бригадирова экономка и начала Аленку усовещивать.
Наконец, однако, сели обедать, но так как со
времени стрельчихи Домашки бригадир стал запивать, то и тут напился до безобразия. Стал говорить неподобные речи и, указывая на"деревянного дела пушечку", угрожал
всех своих амфитрионов [Амфитрио́н — гостеприимный хозяин, распорядитель пира.] перепалить. Тогда за хозяев вступился денщик, Василий Черноступ, который хотя тоже был пьян, но не гораздо.
Но Прыщ был совершенно искренен в
своих заявлениях и твердо решился следовать по избранному пути. Прекратив
все дела, он ходил по гостям, принимал обеды и балы и даже завел стаю борзых и гончих собак, с которыми травил на городском выгоне зайцев, лисиц, а однажды заполевал [Заполева́ть — добыть на охоте.] очень хорошенькую мещаночку. Не без иронии отзывался он о
своем предместнике, томившемся в то
время в заточении.