Слишком поздно для «прости»

Ольга Емельянова, 2023

Это потом двадцатые назовут "ревущими", а Нью-Йорк обрастёт городскими легендами о гангстерских перестрелках и роковых красавицах из джаза. Но для тех, кто начинает утро в маленькой Италии под хриплый шорох радиолы, 5 июня 1921 года – всего лишь дата на календаре, синоним "сегодня". И неизвестно ещё, кому из них предстоит сорвать банк, а кому – схватить дозу свинца. Комбинацию карт знает только раздающий.

03:12

Синие предрассветные сумерки неспешно вползали в тишину ночного города. Улицы Чайна-Тауна, обычно переполненные суетой и гомоном своих жителей, переживали редкий час беззвучия, когда залы опиумных притонов уже пусты и бездыханны, а торговые повозки ещё накрыты сукном, мокрым от минувшего дождя. Эту короткую, почти случайную передышку самый оживленный район Манхэттена переживал, затаив дыхание. Темны были трёхэтажные, прижавшиеся друг к другу домики с китайскими фонарями по фасадам, и только в дальнем конце улицы, круто сворачивающей в тупик, виднелись редкие жёлтые отсветы, с трудом пробирающиеся сквозь плотно запертые реечные ставни. Там жил свет, и тёплый женский голос, тихо мурлыкающий непривычную для здешних мест американскую водевильную песенку.

— И всё-таки, почему ты не пришёл на концерт? — лёгким жестом балерины она отбрасывала в сторону софы золотистое платье, и, уже тянулась тонкими пальчиками за махровым халатом, грудой мягких складок громоздившимся на стуле, когда из соседней комнаты донесся до боли и нежности знакомый голос.

— Где я, и где гангстерские притоны?! Ты же знаешь, в моей жизни из криминала — только разбойничья рожа, пара бутылок «лимонада», да аренда этих роскошных апартаментов у одного китайского знакомого.

О да, апартаменты были роскошны: чтобы в очередной раз убедиться в этом, Глэдис прошлась придирчивым взглядом по выщербленному полу, жёлтым, в подтёках стенам, и дощатому потолку с жемчужной ниткой капель, стекающих прямёхонько в железное ведро. И всё же примадонной среди декораций оставалась огромная ржавая самодельная печь, что злобно шипела на гостью из угла, изредка посверкивая языками пламени сквозь решетчатое оконце в нижней части. Представить в таком окружении «арендатора» было всё равно, что встретить на гавайском пляже загорающего белого медведя, но стоящий здесь письменный стол с печатной машинкой и стаканом идеально отточенных карандашей, мягко намекали, что недалёк тот час, когда умка попросит крем для загара.

— Так вот почему мы поднялись по пожарной лестнице и вошли через окно? Скрываешься от местных? — облачившись в махровое одеяние с запахом мужского лосьона, Глэдис тихо открыла дверь в крохотную кухню, и царапнула взглядом по сутулой спине мужчины, склонившегося над столом.

— Да нет, просто подумал, так будет романтичнее… — он был слишком увлечён процессом, чтобы заметить лёгкое вторжение, а потому у средней из сестёр Адамс есть время, чтобы расправить"декольте"халата в самой нескромной манере и прислониться грудью к острым лопаткам с неспешностью сытой кошки, — Чем меня будет кормить шеф-повар?

— Лазаньей с лимонным соусом и байкой о том, какой этот шеф-повар потрясающий кулинар… — с видом гениального художника Джованни Марино мокает ложку в желтоватую подливку и подносит через плечо к губам бывшей жёнушки. А пока Глэдис занята дигустацией, неаполитанец разглядывает черты её лица с той жадной гордостью, с которой Микеланджело, должно быть, смотрел на свои шедевры. Улыбка в знак одобрения, тонкие женские пальчики по груди — в знак"я скучала". Облизнув костяшку мизинца, довольный Марино возвращается к булькающему вареву на плитке.

— Кстати, я слышала, у тебя появилась новая женщина…, — со скучающим видом Глэдис подхватывает бутылку"содовой"и отправляется по комнате в поисках бокалов.

— Я слышал, у тебя появился новый муж: масть явно посильнее, так что давай рассказывай о своём счастливом союзе.

— Твоя взяла, — отмахивается она, привставая на цыпочках, чтобы стащить с верхней полки пыльную фарфоровую кружку, — Свадьба прошла на южном берегу Онондага: дивный и спокойный пейзаж идеально подошел к дивным и спокойным лицам гостей. Всё вообще произошло как-то дивно и чересчур спокойно…

— И никакой поножовщины?!

— Нет, представляешь, ужасная тоска! — кружка опускается в таз с мыльной водой. За неимением полотенца, вытирать посуду приходится краем халата, — Я всё ждала, когда из свадебного торта появится головорез с автоматом, но…

— Эти американцы не умеют удивлять женщин…

Джованни усмехается, в тысячный раз вспоминая их собственную свадьбу, на которую собрались все представители южной Италии в Нью-Йорке, в том числе и враждующие семьи, чьи солдаты не вынесли коктейля из крепкого алкоголя и близости друг друга. Глэдис ловит в его улыбке отзвуки своей ностальгии и, потому опрокидывает содержимое бутылки в кружку с излишней щедростью. Большой глоток тут же заставляет её пожалеть об этом.

— Лучше расскажи мне о ней, этой как её там…

— «Как её там Третья», прояви уважение к несчастной девушке! Но ты ещё не договорила о мистере Зануде.

— Мистера Зануду зовут Роберт, Роберт Коулман.

— Понял. Человек-капуста…

Они усаживаются за стол с благочинием бедняков, вынужденных распоряжаться одной на двоих кружкой и одной на двоих вилкой, совершенно беспомощной, если речь заходит о лазанье-ди-Марино, головокружительный аромат которой окончательно затопил кухню приворотным дурманом.

— Он очень состоятельный и деловой, занимается недвижимостью и ещё какими-то унылыми вещами. Во мне души не чает, верёвки из него получаются добротные, крепкие. Дома появляется нечасто, а значит, не слишком быстро наскучит. Идеальный кандидат! К тому же, обожает детей и мечтает…

Глэдис осекается, но слишком поздно — только и остаётся, что виноватым взглядом"зализывать"возникшую паузу, в которой, как в промедлении перед казнью, Джованни нарочито небрежно приминает губами сигарету, поджигает её от свечи и, пустив струйку дыма в сторону, заканчивает предложение, раз уж автор не решилась это сделать, — Как минимум о двойне. Я в курсе. Иначе у него не было бы шансов.

Он подмигивает Глэдис, не то подбадривая, не то заигрывая, и отправляется в спальню. Несколько секунд тишины наполняются ожиданием, отчего-то волнующим и вместе с тем по-домашнему уютным, пока хрипота заведенной пластинки не прорезает ночь тягучим женским голосом… Глэдис узнает… Та самая песня, тот самый скрежет иглы, и тот же самый мужской силуэт с чёрным мёдом мерцающих в полумраке глаз, возникает рядом и оседает на стул напротив.

— Так что ты хотел рассказать о «как там её Пятой»?

— О, она великолепна… — итальянцец смакует каждую букву губами, уже растягивающимися в усмешке, — Я знаю этот взгляд. Имей в виду, у меня мало посуды: тебе быстро наскучит.

Он спокоен, дерзок и надменен: идеальная смесь, чтобы довести Глэдис до безумия, истерики и блаженства. Большая ладонь в крупных венах по-хозяйски ложится на её шею, подушечка большого пальца ощутимо ведёт к ярёмной ямке.

— Слушай, бросай своего овощного друга, — полушепчет Марино, — Пока на недельку, в августе. Повезу тебя кататься под парусом. Нашел потрясающую бухту в здешних сточных водах, можешь себе представить? Капитан, мой хороший друг…

— О нет, Джованни, снова твои авантюры…

Тишина взорвётся смехом юной ведьмы, и на секунду покажется, что полумрак этих комнат способен выкрасть их обоих у времени; если бы не оно — подползающее к реечным ставням проклятое серое утро.