Провокатор

Борис Селеннов, 2023

Журналистская биография автора романа «Провокатор» Б. Селеннова – путь от внештатного корреспондента радиостанции «Юность» до руководителя детских и юношеских программ Первого канала ТВ. В его творческом багаже не только десятки радио- и телепередач («Спокойной ночи, малыши», «Умники и умницы», «До 16 и старше», «Марафон-15», «Пока все дома» и многих других), но и немалый опыт общения с детьми и подростками. Во многом это общение и дало понимание, что каждое из этих поколений (как, впрочем, и нынешнее) было уверено, что именно на его долю выпали самые большие трудности и проблемы, не подозревая, что эти трудности и проблемы существовали всегда, в любых сферах общества, при любом строе. Ведь время меняет лишь «декорации»: костюмы, маски, манеры, пристрастия, но суть человеческой жизни остаётся незыблемой. Во все времена человек рано или поздно оказывается перед нравственным выбором, от которого порой зависит весь его жизненный путь. Этот выбор особенно труден в период «великих переломов», таких, как революция, война, перестройка. Герои романа «Провокатор» – сыщики царской охранки и террористы-эсеры – ведут беспощадную борьбу друг с другом за счастливое будущее России в канун первой русской революции 1905 года. Но, кроме кровавых побед и не менее кровавых поражений, они, как и все люди, испытывают любовь, ревность, дружбу, предательство, компромиссы с собственной совестью – десятки других мотивов, которые порой заставляют их совершать, казалось бы, необъяснимые поступки.

25. Трудный разговор с Гордоном

Гордон с невозмутимым видом повернулся к Павлу:

— Ну как?

— Всё в порядке. — Павел не мог сдержать рвущейся наружу радости. — Солдатов готов к работе. И его люди — тоже.

— Отлично. Он что-нибудь знает о Вейцлере?

— С Вейцлером беда, — Павел помрачнел. — У него на квартире засада.

— Как узнали?

— Он сам дал знать.

— Каким образом? — Гордон вопросительно посмотрел на Павла.

— У них с Солдатовым была договорённость: если заметёт полиция, утверждать, что все контакты с организацией осуществляются через связного, с которым они встречаются каждое воскресенье в семь вечера на Никитском бульваре. Если Вейцлер появляется в застёгнутом на все пуговицы пальто или плаще, подходить к нему нельзя: его пасут.

— Ну и… — не выдержал Гордон.

— Три воскресенья подряд Вейцлер появляется на бульваре застёгнутым на все пуговицы. И Солдатов, естественно, проходит мимо.

— Солдатову надо прекратить встречаться с Вейцлером, — резко резюмировал Гордон.

— По воскресеньям там всегда много народа, поэтому опасности, что Солдатов каким-то образом окажется в поле зрения охранки, почти нет.

— Опасность всегда есть, — не согласился Гордон. — Кого знает Вейцлер, кроме Солдатова?

— Меня, разумеется.

— Плохо…

— Да уж чего хорошего! — согласился Павел. — Солдатов говорит, что у Вейцлера вид такой, будто он держится из последних сил. А если вспомнить, что дома у него Соня и больной ребёнок, можно представить, как ему туго. Солдатов предлагает продумать вариант спасения Вейцлера.

— Он в своём уме? — Гордон даже отпрянул от неожиданности, — Что за чушь ты несёшь?

— Почему чушь? — возразил Павел. — И Вейцлер, и Соня — наши товарищи. Они в беде. По-твоему, мы должны их бросить?

— Ты ещё скажи: предать, — зло бросил Гордон.

— Я так не скажу. Но ты пойми. Пока Вейцлер видит Солдатова по воскресеньям, у него остаётся надежда, что мы знаем о его положении и думаем, как его спасти. И представь его состояние, если Солдатов не появится в условное время. Что он будет думать о нас? А ведь он про нас не сказал ни слова.

— Это ещё неизвестно.

— Что?! — Павел, наверное, бросился бы на Гордона, если бы стоящая рядом Ирина не схватила его за руку, возмущённо заявив:

— Вы не имеете права так говорить!

Павел, переводя дыхание, старался взять себя в руки:

— Я тебя знаю давно, но если ты сейчас же не извинишься и не возьмёшь своих слов назад, я с тобой дел иметь не буду.

— Даже так? — усмехнулся Гордон.

— Так.

Некоторое время они смотрели в глаза друг другу, пока Гордон не нарушил молчание:

— Ладно. Я извиняюсь и беру свои слова назад… Тем более что вы меня неправильно поняли. Я отнюдь не собирался выражать недоверие Вейцлеру…

— По-другому тебя понять было трудно.

— И тем не менее. В данном случае я выражал общее мнение комитета: те, кто побывал в лапах охранки, нуждаются в серьёзной проверке. Не будем недооценивать своих врагов: ломать людей они умеют. Я, как и вы, верю Вейцлеру и верю, что на бульваре он подаёт нам сигнал. Но в охранке тоже не дураки и в конце концов поймут, что он водит их за нос. И потом — чисто теоретически — на один, даже на полпроцента разве нельзя допустить, что Вейцлер сломался?

— Нельзя!

Гордон покачал головой, взглянув на Павла:

— Твоя вера в товарищей вызывает уважение. Но… в комитете уверены: недавний разгром боевой группы (а другого слова не подберёшь при всём желании) не мог быть без провокатора в ваших рядах. Следовательно, можно предполагать, что кого-то из «наших товарищей», — Гордон с нажимом произнёс два последних слова, — охранке удалось завербовать. Ты допускаешь такое?

Он взглянул на Павла, тот пожал плечами:

— Исключать нельзя.

— Вот именно что «нельзя». И таких людей надо выявлять и безжалостно карать.

— Я с тобой согласен, — согласился Павел и упрямо добавил: — Но Вейцлеру я верю.

— О, майн гот! — всплеснул Гордон руками. — Я тоже ему верю. Но сможем ли мы осуществить эти два акта? Нет. Потому что освобождение Вейцлера с семьёй всю полицию поднимет на ноги. И совершить второй акт мы не сможем.

— Но освободить товарища, причём с семьёй, — разве этого мало? — воскликнул Павел.

— Это много, — согласился Гордон. — Но одинаков ли будет резонанс в обществе от убийства тирана, у которого по локоть руки в крови, или от освобождения одного рядового члена организации. Нам сейчас важнее резонанс в обществе.

В присутствии Ирины, которая, как это чувствовал Павел, разделяла его позицию, он решил идти до конца:

— Резонанс в обществе, согласен, для нас очень важен. Но здесь, не в Париже, — подчеркнул он сознательно, — для каждого члена организации очень важно знать, что в трудную минуту товарищи его не бросят и сделают всё, что в их силах, чтобы его спасти.

— Хорошо, — наконец заговорил Гордон, — готовим два дела. Но первое — начальник охранки.

В дверь осторожно постучали. Евгения просунула голову в гостиную:

— Ирина Александровна, к вам пришли.

— Извините, господа.

Ирина вышла, прикрыв за собою дверь.

После некоторого молчания Гордон заговорил вновь:

— В любом случае нам нужны люди. Солдатов и его бойцы — это хорошо. Кто-то ещё у тебя есть на примете?

— Подходящие ребята есть, но ни с кем из них конкретно я не разговаривал.

— А вот этот твой друг, с которым ты вместе был на курсе?

— Зубов?

— Кажется, да. Он заходил, просил у Ирины денег.

— Странно, она мне ничего не говорила…

— Вот видишь, — Гордон усмехнулся, — и я тебе чем-то пригодился.

Павел чуть смутился.

— Но я только о том, надёжен ли он?

— Да, — кивнул Павел, — я ему доверяю полностью. И, кстати, я уже думал, чтобы поплотней привлечь его к работе.

— Нужно ли?

— Какие у тебя сомнения?

— Мне кажется, — Гордон пытливо поглядел на Павла, — этот Зубов влюблён в Ирину.

— Это, пожалуй, — замялся Павел, — чересчур сильно сказано. Но даже если и так?

— Смотри сам, — уклонился от ответа Гордон. — Если ты в нём уверен, я не против.