Провокатор

Борис Селеннов, 2023

Журналистская биография автора романа «Провокатор» Б. Селеннова – путь от внештатного корреспондента радиостанции «Юность» до руководителя детских и юношеских программ Первого канала ТВ. В его творческом багаже не только десятки радио- и телепередач («Спокойной ночи, малыши», «Умники и умницы», «До 16 и старше», «Марафон-15», «Пока все дома» и многих других), но и немалый опыт общения с детьми и подростками. Во многом это общение и дало понимание, что каждое из этих поколений (как, впрочем, и нынешнее) было уверено, что именно на его долю выпали самые большие трудности и проблемы, не подозревая, что эти трудности и проблемы существовали всегда, в любых сферах общества, при любом строе. Ведь время меняет лишь «декорации»: костюмы, маски, манеры, пристрастия, но суть человеческой жизни остаётся незыблемой. Во все времена человек рано или поздно оказывается перед нравственным выбором, от которого порой зависит весь его жизненный путь. Этот выбор особенно труден в период «великих переломов», таких, как революция, война, перестройка. Герои романа «Провокатор» – сыщики царской охранки и террористы-эсеры – ведут беспощадную борьбу друг с другом за счастливое будущее России в канун первой русской революции 1905 года. Но, кроме кровавых побед и не менее кровавых поражений, они, как и все люди, испытывают любовь, ревность, дружбу, предательство, компромиссы с собственной совестью – десятки других мотивов, которые порой заставляют их совершать, казалось бы, необъяснимые поступки.

1905, январь, 11-е

Английский замок мягко щёлкнул. Зубов шагнул в квартиру, замер, ожидая услышать шаги Ирины, обычно встречавшей его в прихожей. Чуть помедлив, снял пальто, заглянул в приоткрытую дверь гостиной.

— Ира! — позвал и осёкся. Часы на стене пробили четверть десятого. «Может, прилегла?» — мелькнула мысль. На столе белел лист бумаги, исписанный крупным Ирининым почерком.

«…Прощай. Наконец-то разглядела твоё истинное лицо и поняла, кто ты на самом деле. Презираю! Уезжаю к Павлу…»

Зубов прочёл эти строки раз, другой, третий. «…Прощай.… Презираю…» Всё его существо отказывалось воспринимать эти слова. Почему? Что случилось? Что это — шутка? Розыгрыш? Но он уже понимал, что это не шутка и не розыгрыш.

Впервые за много лет он не знал, что ему делать. Записка Ирины словно оглушила его. И сейчас он медленно приходил в себя, пытаясь осознать своё состояние. Боли не было. Это, пожалуй, первое, что он ощутил с какой-то беспощадной ясностью. И это было странно. Ведь он дорожил Ириной. Не хотел разрыва. А вот сейчас, когда вдруг это случилось, Зубов ощутил, что не чувствует ни боли, ни отчаяния. Пожалуй, одну только усталость, тяжёлую усталость во всём теле.

Часы в гостиной пробили очередную четверть.

Неужели он так огрубел душой за последние годы, стал настолько толстокож, что даже разрыв с любимой женщиной не может причинить ему боль? Нет. Не в этом дело. Просто он был готов к этому разрыву. Он думал об этом много раз и знал, что рано или поздно это случится. Рано или поздно Ирина всё узнает и… Что будет тогда?

Рука, державшая лист бумаги, вдруг потяжелела, и Зубов никак не мог унять дрожь пальцев, державших послание от Ирины.

Он шагнул к её спальне, распахнул дверь. Повсюду валялись вещи, на полу желтел чемодан с откинутой крышкой. На трюмо — вскрытый конверт. Взял его, поднёс к глазам. Всё правильно. Ему, Зубову Сергею Васильевичу. И всё понял. Последнее письмо от Павла. Он ждал его. И вот наконец получил. Он знал, что там написано. Но тем не менее вынул из конверта вдвое сложенный листок. Стал читать:

«…стало известно, что ты собрался сюда… За смерть и искалеченные жизни наших товарищей комитет вынес тебе приговор — смерть… Ты заслужил эту кару… Приговор привести в исполнение поручено мне…»

Зубов отбросил письмо, не стал читать дальше. Всё понятно. Круг замкнулся. Он поднял глаза. На стене перед ним висела фотография, с которой на него смотрели весёлые молодые лица: Ирина, Павел и он сам в студенческих фуражках.

Фотография на стене неудержимо притягивала к себе его взгляд.

И Зубов как будто шагнул туда, на то самое место, где была сделана эта фотография. Десять лет назад.

1. Встреча на бульваре

Лица, лица, лица…

«Себя показать, других посмотреть!» — пожалуй, так можно было сказать почти о каждом, кто оказался в этот час на Тверском бульваре. Боже, кого тут только не было! Мужчины и женщины. Молодые и старые. Военные и штатские. Красивые и не очень… И весь этот разноцветный людской поток неторопливо спускался до Никитских ворот, плавно разворачивался и возвращался к бронзовому поэту, чтобы совершить ещё один круг. Потом — ещё один. И ещё.

Себя показать — это искусство. И не каждый им владеет. Тут, прежде всего, не надо спешить. Нужно шага на два-три отстать от тех, кто идёт впереди. И шага на два-три опередить тех, кто идёт сзади. Чтобы тебя увидели все. И успели разглядеть. И ножки в изящных парижских туфельках и атласных чулочках. И талию. И овал лица. И… всё, всё, всё, что ты хочешь показать. Чтобы все успели увидеть и… возжелать! А ты, словно ничего не замечая, идёшь, разговаривая с подругой. О чём? Какая разница! Слова не имеют никакого значения. Ты показываешь себя, но… незаметно разглядываешь других. Вернее, выбираешь наиболее достойных. А это тоже непросто. Разумеется, сюда приходят люди определённого круга. Но кошельки у всех разные. И тут главное — не продешевить. Тут нужен глаз. И опыт. А чувства? Не смешите. Я показываю себя. Вы ещё скажите: продаю! Хотя… если сможете предложить достойную цену? Почему нет? А если нет, то, как говорила нянька: на чужой каравай рот не разевай!

Лица, лица, лица…

Вон хотя бы трое молодых людей у края аллеи. Как они увлечены разговором (наверняка перемывают кости какой-нибудь знаменитости)! Как будто не замечают ничего вокруг. А на самом деле показывают себя окружающим: смотрите, какие мы красивые, элегантные, умные! Распустили павлиньи хвосты! Хотя вот тот, что с краю… как будто бы ничего. И… костюмчик из английского твида! Это вам не гвардейская диагональ, как у его спутников. Лицо почему-то знакомое. Где я его видела? Кажется, в воскресных «Ведомостях» с отцом-депутатом… Похож… Но надо проверить. Как? А очень просто! Нужно в подходящий момент стрельнуть глазами. И попасть в цель, чтобы заряд не пропал даром. Так, внимание… Кажется, увидел. Смотрит. Пора! Глаза — к кончику носа и — мгновенный взгляд-укол. Попала! Остолбенел. А твой рассеянный взгляд уже равнодушно скользит по встречным. Лица, лица, лица…

Пять-шесть особо плавных шагов, лёгкий поворот головы, будто нужно что-то шепнуть на ушко подруге, а на самом деле проверить: идёт? Стоит, смотрит вслед. Шагнул наконец. Пошёл. Теперь никуда не денется. После Никитских ворот подойдёт, скажет, что никогда не видел вас здесь раньше… Или что-то в этом роде. Главное, выяснить — действительно ли сын депутата?

Лица, лица, лица…

А по обе стороны бульвара сверкающие витрины магазинов, кафе, ресторанов. И всё это — для тебя. Если уметь жить. Если знать себе цену.

А как там наш мальчик? Вполоборота наклон в сторону подруги, будто что-то надо шепнуть ей на ушко. Всё в порядке. Идёт как миленький. Лишь бы оказался малыш действительно сыночком депутата. Хотя и папаша, судя по фотке в газете, ещё о-го-го! Посмотрим, посмотрим…

Лица, лица, лица…

А в глазах — желание. Что ж, смотрите, приценивайтесь. Хотеть не вредно. А что это за… пугало огородное? Язык не поворачивается сказать иначе! Откуда он такой тут взялся? Ему на паперти у церкви стоять с протянутой рукой, а он на бульвар прётся! Нищета! А туда же! Надо посторониться, чтобы — не дай бог! — не запачкаться! Уф… Пронесло…

Лица, лица, лица…

Зубов брёл по бульвару, а в голове, как вчера и позавчера, была одна-единственная мысль: где достать денег. И для оплаты за учёбу в университете. И квартирной хозяйке, которая не желала больше ждать и грозилась выгнать на улицу. А перевод от матери мог быть лишь в следующем месяце. Положение было безвыходным.

— Сергей! Ты?!

Зубов вздрогнул.

Перед ним, раскинув руки, стоял его сокурсник Павел Круглов, полгода назад арестованный с группой боевиков по громкому, как писали тогда газеты, «Делу 12-ти».

— Но ты же…

— Как видишь, — улыбнулся Павел. — Уже три дня на свободе. У судей не хватило доказательств, чтобы отправить меня в Сибирь…

Павел продолжал говорить, Зубов глухо, как из бочки, слышал его голос, но уже не понимал ни единого слова. Рядом с Павлом стояла и улыбалась Сергею… Он услышал, как отзываются в ушах удары сердца. Перед ним стояла женщина, каких он видел лишь на полотнах старых мастеров или иногда в своих чересчур смелых грёзах…

— Ты хоть бы представил меня, — обратилась она к Павлу, и тот улыбнулся:

— Прости-прости, это Ирина, — кивнул он в сторону своей спутницы. — А это тот самый Сергей Зубов.

Ирина окинула Сергея внимательным взглядом.

— Павел мне много рассказывал о вас… — Она чуть запнулась и добавила: — Хорошего.

Сергей почувствовал, что краснеет. В это время раздался щелчок, и вспышка света на мгновенье ослепила его.

— Прошу прощения, господа.

Перед ними, раскланиваясь, возник фотограф.

— Вы так юны, так привлекательны, и все втроём явили моим очам такую неповторимую композицию, что я не удержался…

— Мы вас, кажется, не просили, — недовольно перебил его Павел, и фотограф ещё раз учтиво поклонился:

— Ещё раз прошу прощения, господа. У вас особенно, — он кивнул Ирине. — Но войдите в моё положение. Как тошно мне, обладателю серебряной медали на фотоконкурсе в Милане, целое лето здесь, в парке, штамповать одно и то же. И вдруг я вижу вас!

— Но… — начал было Павел, но фотографа было уже не остановить:

— Господа, не волнуйтесь. Я не возьму с вас никакой платы. Но когда вы увидите фото, вы поймёте меня. Я выставлю эту работу в витрине своего ателье. Я назову её… — он на секунду задумался. — Начало. Да, конечно. Начало.

— Начало чего? — поинтересовалась Ирина.

— Всего. Начало весны, любви, жизни, наконец.

— Вы и любовь увидели? — саркастично усмехнулся Павел.

— А как же, — живо откликнулся фотограф. — У меня же — глаз, который видит то, что не замечают другие. Но в данном случае это же трудно не увидеть. Вы же все влюблены друг в друга!

Зубову стало вдруг жарко. Он почувствовал, что щёки его вновь краснеют. Ирина лукаво взглянула в его сторону.

— Вот что, любезный, — решительно заговорил Павел. — Фотографию мы заберём. И заплатим, сколько нужно. Только — никаких витрин!

Он многозначительно посмотрел на собеседника и понизил голос:

— Вы можете скомпрометировать… Надеюсь, вы понимаете…

Фотограф закивал:

— Как вам будет угодно. Как вам будет угодно. Мой адрес: угол Никитской и Калашного переулка. Отсюда — два шага.

— Знаю.

— Фотограф! — к ним подходила парочка, судя по всему, купец с купчихой средней руки. — Желаем запечатлеть…

— К вашим услугам, — стал кланяться фотограф, — извините, господа.

— Так чтобы никаких витрин, — строго напомнил Павел.

— Не извольте беспокоиться.

Павел повернулся к своим спутникам:

— Так кто же из нас в кого влюблён?

Он внимательно взглянул на явно растерянного Зубова. Ирина поспешила ему на помощь:

— Ради бога, Павел, не повторяй глупостей.

И, повернувшись к Зубову, ободряюще улыбнулась:

— Вы приходите к нам. Не стесняйтесь. Я буду рада, — она посмотрела Зубову в глаза. — Придёте?

— Приду, — выговорил Зубов.

— Действительно, приходи, брат.

Павел протянул ему руку.

— Нам пора, Ирина.

Он взял девушку под руку, увлекая за собой, но Ирина вдруг повернулась к Зубову:

— Знаете что… Приходите в четверг.

— Ирина, — в голосе Павла прозвучала явная досада. Но она никак не отреагировала.

— В самом деле… В четверг… вечером. Часов в семь. Я вас приглашаю. Придёте?

Сергей видел досаду на лице Павла и чувствовал, что должен под неким благовидным предлогом отказаться от визита в четверг. Но Ирина смотрела в глаза.

— Так вы придёте, Серёжа?

И Зубов смог только еле слышно выдохнуть:

— Да…

— До встречи!

Они пошли по аллее. Сергей стоял и смотрел им вслед, но видел только Ирину. Он не заметил, как сидевший напротив господин средних лет встал и пошёл вслед за Ириной и Павлом. А другой, столь же невзрачный на вид, развернув «Московские ведомости», казалось, был весь поглощён чтением, но поверх газеты его внимательный взгляд не выпускал из вида Зубова ни на секунду.

«Московские ведомости» сообщают:

— Профессор Д. Менделеев делится своими впечатлениями от Всероссийской выставки в Нижнем Новгороде. Он находит, что «…Смотреть нашу выставку — значит узнавать, учиться, разбирать, мыслить, а не просто “гулять”, смотреть и отдыхать. Словом, это труд, и на малом даже по размерам пространстве на каждом шагу встречается всё новое, иное, неожиданное, поучительное, притом своё и часто передовое…»

— Государь Император в Петербурге осчастливил осмотром построенный Путиловским заводом для Сибирской железной дороги вагон-церковь и, оставшись вполне довольным исполнением работ, всемилостивейше соизволил объявить Высочайшее Его Императорского Величества удовольствие.

–…Сим объявляется, что в студенты Московского Университета принимаются молодые люди, получившие от гимназии ведомства Министерства Народного Просвещения аттестат или свидетельство зрелости.

Лица женатые в число студентов не принимаются.

Желающий поступить в Университет должен предоставить свидетельство о безукоризненном поведении от местной полиции.

— Отдел защиты детей от жестокого обращения при Обществе попечения о бедных и больных детях… возбуждает ходатайство перед Министерством Юстиции о скорейшей реформе действующего законодательства, формирующего права и положения малолетних в семье.

— Париж, 31 (18) мая 1896. Гоното поручил графу Монтебелло выразить Государю Императору прискорбие Фора и Французской республики по поводу печального события на Ходынском поле в Москве.

–…Пётр Алексеевич Соков после продолжительной и тяжёлой болезни в 4 утра волею Божией тихо скончался, о чём супруга и дети его с глубокой скорбью извещают родных и знакомых и покорнейше просят почтить память усопшего.

–…в доме Киргоф на улицу 4-й Мещанской и Садовой улице обокрадена квартира мещанки Аристовой. Похищено разных вещей на 245 рублей и квитанция государственного Банка на вклад 6000 рублей. Кража совершена посредством подобранного ключа.

–…Правление Трёхгорного пивоваренного товарищества в Москве… извещает, что поступило в продажу пиво «Пильзенское», разлитое в бутылки новой формы. Цена за ведро (20 бут.) 1 руб. 70 коп., а для г.г. торговцев 1 руб. 5 коп.