Рыбалка

Ирина Островецкая

Автор Ирина Островецкая – личность неординарная и жизнерадостная. Всю свою сознательную жизнь проработала линейным рядовым врачом в районной поликлинике Киева. По завершении своей трудовой деятельности, в связи с выходом на пенсию, зналась описанием своего богатого жизненного опыта, общения с интересными, не всегда приятными, людьми в том числе. Ирина видит самые грустные жизненные моменты через призму юмора и оптимизма. Она любит жизнь, и пытается, при помощи своих произведений, привнести в наше довольно смутное и тяжелое время любовь, мир и взаимопонимание. Ирина способна увидеть в жизни каждого человека ненаписанный роман. Выслушивая удивительные жизненные истории людей, что встречаются на жизненном пути, превращает их в интересные рассказы и романы. Сборник включает в себя 13 рассказов о приключениях людей и животных. Истории взяты из реальной жизни и изложены в виде небольших рассказов с вымышленными именами героев.

РЫБАЛКА

Прошка был рыбаком по призванию. Во всяком случае, так ему в последнее время казалось. Нет, раньше он совсем и не увлекался рыбной ловлей. Разве, что, в глубоком детстве, когда ходил с дедом на Труханов остров по Пешеходному мосту. Тогда он больше купался, чем ловил рыбу, а дед никогда не ругал пацана, за слишком активное купание, и часто сам присоединялся к внуку. Там Прошка и плавать научился, и нырять, и этой науки хватило на всю жизнь. Он и сейчас запросто может нырнуть на глубину, если, что, только, зачем это сейчас нужно?…

Сейчас рыбалка — совсем другое дело. Появилось это самое призвание, потому, что ничего другого в башку и не лезло, а рыбалка, она и в Африке — рыбалка, азарт, ни с чем не сравнимый…

Только, жаль, денег не заработал столько, чтобы хватило на всю жизнь, а сколько же их надо, чтобы до конца жизни хватило, и когда этот конец предполагается, он не знал, да, и не задумывался никогда ни о чём таком. Всё, что было в кошельке, тратил, не задумываясь, и в другие кошельки никогда не заглядывал. Считал такой способ «заработка» позорным и вредным. Голова и руки есть, можно и подработать, зачем о плохом заработке задумываться?

Теперь, вот, другое дело. Никто никуда не зовёт, никто ничего не предлагает — пенсия, о подработках и говорить нечего! А он же талантливый токарь, ещё ого-го, как может и придумать, и сделать, но… Да, пенсия, это — приговор!.. Он бы так и просидел с удочкой у речки до конца дней своих, а когда этот конец подоспеет, понятия не имел.

Уйдя на пенсию, сначала, сиднем, сидел дома, тяжело переживал столь неожиданный вираж в своей жизни. Да, он никак не ожидал, что его, одного из самых лучших токарей завода, тихонько попросят освободить занимаемое им место для молодого и рьяного парнишки, возраста его внука.

Теперь свершилось… Уже некуда стало торопиться по утрам, некуда спешить после работы. Пенсия — это приговор, который обжалованию не подлежит. Возраст не предполагает, потому-то ему ничего и не предложили, когда попросили! Он остался один-одинёшенек в этой жизни, и, что теперь делать, пока не мог придумать, ведь никому, даже его детям не нужны его страдания и переживания. Потому, видно, никому даже в голову не пришло полюбопытствовать, как он поживает, после увольнения. Разве, что кот иногда недовольно и сердито мурлыкнет, выражая очередную благодарность, за скупую, грубую мужскую ласку.

В тот день, Прошка раскидался в давно не стеленой потели, расслабился. Эх, видела бы эту картину жена, скандалом он бы не отделался. Пришлось бы ещё и коврики на улице потрусить. Но жены давно нет, а для себя, чего заботиться?!

Он, лёжа, медленно и с удовольствием допивал последнюю бутылку водки. Денег в кошельке — ни копейки. Надо ждать пенсии, а на трезвую голову дожидаться долго. Да, на такой достаток, как пенсия, не очень-то раскошелишься, чтобы стать заправским алкоголиком!

«Надо на промысел выйти вечером и несколько бутылок подсобрать. До пенсии далеко, и потом, опять копейки принесут!» — с горечью подумал Прошка и в очередной раз отхлебнул из горлышка. Но оказалось, что хлебать-то больше и нечего, и он, не вылезая из постели, отшвырнул бутылку в конец комнаты.

«Ого, не разбилась, можно сдать! — отметил он. — Потом уберу… Сдать бы, точно, не мешало» — едва шевельнулась ленивая мысль. Двигаться совсем не хотелось. Тем более, не хотелось затевать уборку, или бежать в пункт по приёму пустой тары. Успеется… Не сейчас… Но неотвязная мысль сверлила мозг: «Сдашь, получишь копеечку, на хлеб, до пенсии хватит»…

«А, завтра об этом… Сегодня у меня выходной!» — отмахнулся он от навязчивой мысли.

Рядом мурлыкал старый кот по кличке Репс. Когда-то, давно-давно, этого сволочного нахалюгу, воришку и проныру, совсем маленьким котёнком, принесла домой дочка. Котёнок был симпатичный, и Прошка не возражал, чтобы он остался жить у них дома. Кот рос и учился. Теперь этот хулиган спокойненько и совершенно самостоятельно мог открывать дверь холодильника, когда оттуда тянуло чем-то вкусненьким, на его взгляд, за что не единожды бывал битым нещадно, но от повадок не отказывался и продолжал тихонько и упорно шкодить, если дома никого не случалось. Кот вырос и остался, а дочка выросла, вышла замуж и уехала с мужем за границу.

Был ещё и сын, но сын тоже был женат и редко навещал отца, потому, что там рос внучок, и сыну нужно было зарабатывать, чтобы вырастить мальчишку. Теперь внук ростом выше деда, шире в плечах и силой паренька Бог не обидел — богатырь!

И, опять-таки, у внука своя жизнь, первые попытки заработать, первые вздохи, первые разочарования и победы. Ему совсем не до дедовой беды, у пацана свои заморочки.

— Подумаешь, пенсия, мне бы твои страдания! Денежки на шару получаешь и плачешься, а мне приходится вкалывать до черноты в загривке, чтобы копеечку заработать! — рассмеялся паренёк, когда услышал дедовы жалобы. Он понять не может, что дед, столько лет, всегда, будучи необходимым, вдруг, в один момент, стал никому не нужен, и от него потребовалось лишь одно — освободить занимаемое место, чтобы молодому и незнакомому сукину сыну было, где работать.

А ему что теперь делать? Пенсии хватит на три похода в магазин, а про аптеку и думать не хочется. Даже водку приходится покупать с оглядкой на карточку. А дальше, что? Жены давно нет. Почитай, пятый год, как Прошка живёт бобылём. Ушла его половинка быстро и тихо. Никто и подумать не мог, что такое может случиться. Просто утром не проснулась, и всё. Врачи говорили, что, что-то плохое и непоправимое случилось с сердцем жены, а что, он так и не понял. Вот, если бы врачи ему чертёжик какой подсуетили, он бы вмиг разобрался, а тогда пришлось просто кивать головой и соглашаться, скорчив умную рожу, чтобы врачи не подумали чего…

Ушла жена, и стало так пусто вокруг. Он тогда и вспомнил, что он — прирождённый рыболов и живёт на Русановке. Канал окружает остров со всех сторон, и можно прямо из дома спуститься к воде. Вспомнил Прошка, что всегда в юности его призванием была рыбалка, и решил, что сейчас — самая пора вспомнить своё детское увлечение и приступить к любимому занятию.

В те годы переживаний о тяжкой утрате, чтобы совсем ум не потерять от водки, с тоской вперемешку, он ловил рыбу по вечерам, и выходные все проводил у воды. Денег хватало почти на все его скромные интересы, а дома его поджидал Репс. Любит котяра речную рыбку, и ему вполне хватает пары рыбёшек, чтобы потом всю ночь мурлыкать под боком у Прошки.

Вдоволь потоптавшись по берегу, и не раз промочив ноги, Прошка обустроил своё рыбацкое место с особым комфортом. Спёр несколько досок на подворье строившегося, и, никем не охраняемого в тот день дома, и лучшим образом пристроил их на берегу так, чтобы было удобно далеко забрасывать удочки, больше случайно не попадая в заросли редкой травки, торчавшие из вонючей, гнилой водички у берега.

В то время Прошка ещё работал. Сейчас же — другое дело — пенсия. У него уже, всё, что можно, отобрали. Дали понять, что совсем не нужен, может отдыхать, сколько захочет, и на работу больше не соваться. А что ему сейчас делать, куда ходить? Он же может ещё и горы перевернуть, если попросят. Только, уже никто не просит, и не попросит никогда. Пенсия!.. Даже малыши ходят «на работу» в детский сад, а ему куда идти? Дедовских садов по интересам не существует в природе. Вот и сидит теперь Прошка под звонкое кваканье лягушек, в любую погоду, каждый день на своей кладке до синих зорь, пока поплавок не затеряется во мраке сумерек, вновь, сгустившегося вечера.

Кот возмущённо мяукнул и соскочил с кровати. Видно, Прошка случайно его ногой придавил. Надо бы котяре корма насыпать в миску, но выпитая водка в полную силу позволила ощутить тяжесть земного притяжения к постели и не дала пошевелиться.

Краешком здравого смысла Прошка решил, что завтра — всё, конец пьянству, всё равно, ничего дельного не вырисовывается, только одна муть в голове сгущается и копится, как перхоть, и никак и ничем её не стряхнуть, шампунем не смыть.

Завтра утром он снова отправится на рыбалку. Благо, что далеко ездить и на дорогу тратиться не надо. Вон, она, речка, из окна видна!

Да, он давно обустроил себе место на берегу и всегда прогонял случайных рыбаков, временами забиравшихся на его кладку. Порой даже до драк доходило, но у Прошки всегда получалось прогонять случайных гостей и выходить из конфликтов победителем. Даже полицейские не приставали. Он всегда делился с ними всем, что у него было.

В то пасмурное, почти летнее утро он впервые за месяц лёжки на кровати, вышел на берег трезвым, как стёклышко, привычно разобрал свои снасти и закинул удочки. Он решил ловить на тесто, потому, что червяков не накопал, и купить их было не на что, а старой муки — целый кулёк остался. На пенсии особо не разживёшься на стоящую наживку. Порция мотыля или красных червей стоит столько, что и без штанов остаться можно…

— Ловись, рыбка, большая, маленькая, Репсу на ужин! — пробурчал он, поплевав на крючок с наживкой, и забросил удочку. Кряхтя, устроился на приделанной к кладке скамеечке. За этой скамеечкой пришлось ещё разик сходить на ту стройку, дать сторожу пятёрку, и набрать досок, которые уже никому бы и не понадобились, а Прошке — в самый раз на сидение и пришлись. Но, тогда ещё была работа, и пятёрки было не так жалко. Сейчас он бы не рискнул платить деньги за ворованные доски, снова бы умыкнул необходимый строительный материал безоплатно…

Так прошло несколько летних дней. Вода, поплавок, кряканье уток где-то далеко, там, у моста, и горькие думы, от которых никуда было не уйти, а выпить было не на что. Обиды и сожаления об утрате, так и не покинули сердце…

Нет, нельзя сказать, что он всегда был один на канале. Очень часто к нему подходили любопытные мужики и справлялись об улове.

— Да, вот, вишь, больших в майонезную баночку складываю, а тех, что совсем уже маленькие — отпускаю на волю. Пусть подрастут. Потом попадутся. Тише, вы, там, а то, всю рыбу распугаете! — посмеивался Прошка, отвечая на вопросы очередному любопытному, и опять замирал над поплавком, снова погружаясь в свои невесёлые мысли.

Однажды к его кладке подошёл очередной любопытный.

— Привет! Как улов? — спросил любопытный.

— На дне! — буркнул Прошка, не оборачиваясь, постаравшись недружелюбием отделаться от очередного любопытного. Но тот оказался уж слишком липучим.

— А хочешь много поймать? — не отставал назойливый незнакомец, стараясь вовлечь Прошку в ненужный тому разговор.

— Где, здесь?! И как? — не выдержал Прошка и снисходительно рассмеялся, так и не повернувшись на голос незнакомца.

— Прикормку надо бросать в воду за день перед ловом, — многозначительно сообщил незнакомец всем давно известную истину, только, где ж её взять, ту прикормку, если порой сам голодным засыпаешь?! И Прошка насупился, а незнакомец и не думал обращать никакого внимания на грозный вид рыбака.

— Ага, щас, разбежались! Ой, не морочь мне голову! Иди, гуляй себе с Богом! На мою пенсию только прикорм и бросать в воду. Овчинка выделки не стоит! Тута, с обоих концов, много желающих на дармак.

— Ты разве объедков никогда не оставляешь?

— Объедки я отдаю, вон, ему, — кивнул Прошка в сторону огромного дворового пса, спокойно дремавшего у кладки. — Да, и дома желающие имеются. Пенсии едва хватает. А ты говоришь, прикормку надо!

Спокойно лежавший у кладки пёс был не просто большим, а огромным, короткошерстым, буро-непонятного цвета, с тонким и очень уж длинным хвостом, похожим на хлыст. Пёс был похож на дога, но, что-то дворняжье просматривалось во всём его облике.

— Понятно… Теперь этот уважаемый товарищ будет получать жратву с двух рук. Я тоже буду его подкармливать…

— Ты, что ли, собрался тута пристроиться? — возмущённо двинул плечами Прошка, так и не обернувшись к собеседнику.

— Если не возражаешь… Вон, в десяти метрах от твоей кладки — чудесное местечко. Там и пристроюсь, — дружелюбно, предупреждая неудовольствие Прошки, вежливо ответил незнакомец.

— Чего возражать? — с досадой вздохнул тот. — Канал не купленный, большой, места хватит, если с полицией договоришься.

— Так я уже договорился. Сделаю такую же кладку, как у тебя. В эту субботу и начну. А сейчас прикормку к твоему поплавку брошу. У меня — целый пакет объедков.

— Охота было собирать!.. Ты, того, не балуй. Сначала Крючку отсыпь немного. Он тоже своего не упустит, — буркнул Прошка и повернулся к аллейке, что пробегала по берегу, вдоль всего Русановского канала.

У самой его кладки, рядом с почти уснувшим Крючком и стоял этот самый будущий рыбак-сосед.

Ничего себе, рыбак… Самый обыкновенный мужик в старых спортивных штанах с пузырями на коленях и в ветхой ветровке, надетой на майку. Одёжа вполне соответствовала пасмурности дня. На голове — летняя белая фуражка. Из-за козырька, надвинутого на самый лоб, глаз этого очередного хмыря и не рассмотреть.

А Крючок напрягся в ожидании очередной подачки.

Огромный кусок чего-то мясного исчез в пасти пса мгновенно, будто ничего такого и не было в природе. Прошка даже заметить ничего не успел, а челюсти зверюги громко клацнули. Пёс облизался и снова с надеждой уставился на незнакомца.

— Ещё хочешь? Ладно, ежь всё. С прикормкой завтра разберёмся, — рассмеялся незнакомец и расстелил весь кулёк у лап Крючка.

Пёс, в мгновение ока, смёл содержимое пакета, не оставив ни крошки для подкормки рыб.

— Ну, ты и пылесос! — воскликнул незнакомец. — Больше нет, извини, — рассмеялся он, и собрался уходить. Пёс предупреждающе залаял, угрожая пойти в наступление и отвоевать ещё что-нибудь на завтрак.

— Крючок, фу, бесстыжий попрошайка! — воскликнул Прошка, разгадав намерение пса. — Лежать, гад, лежать! Жрать из чужих рук нехорошо, понял?! — пригрозил он псу заскорузлым кулаком.

Пёс неохотно подчинился приказу, однако, продолжал зорко следить за каждым движением незнакомца.

— И не вздумай, гад! Сейчас удилищем хлестану! — рыкнул Прошка, снова разгадав намерения пса и потрясая удочкой, которую держал в руках.

— Это, что было? — удивился незнакомец.

— Ты, друг, иди, покуда, куда шёл. Проваливай… Не видишь? Пёс нервничает, а ты со своей прикормкой без смазки лезешь в отверстия, где болтов не хватает…

— Завтра смазка будет! — рассмеялся незнакомец, и крупным шагом затрусил прочь.

— Во, чего и требовалось… — вздохнул с облегчением Прошка. — А ты, Крючок, бездельник и предатель! Что, вкусненького получил, и расплылся?! Только попробуй мне!.. И не свисти мне здесь, а то опять всю рыбу распугаешь!.. — не зло проворчал Прошка, снова погрозил псу пальцем и отвернулся к поплавку. Пёс, будто, всё понял, и со вздохом опустился на место, где лежал раньше, выбросив передние лапы далеко вперёд. Будто он был совсем не согласен с приказом своего человеческого друга.

За следующее утро Прошка поймал на парочку верховодок больше, Репсу на радость. Ещё и краснопёрка упитанная хорошо пошла. Прошка был очень доволен своим уловом. Теперь и котяре три рыбёшки перепадёт, и ему засолить уже есть, что. С пивком солёненькая рыбка хороша!.. Приятно уходить с берега не с пустыми руками. Репс будет доволен… Да, теперь он один у Прошки и остался. Жена умерла, дети выросли и разлетелись в разные стороны. Прошка жил один в многоэтажке, построенной на самом берегу Русановского канала. Потому-то и не нашёл ничего лучше, чем рыбалка.

В субботу Прошка пришёл на берег совсем рано. Ещё не растаяли последние сумерки уходящей ночи, а он уже разобрался со своими снастями, бросил в воду кусок засохшего батона и принялся разматывать леску на удилищах, предвкушая удачную рыбалку, как вчера. Но сегодня — не как вчера, в новом дне — свои неожиданности…

В летней серости предрассветной поры, он не сразу заметил, что по аллее шлёпает какой-то субчик, со слишком уж большим предметом под мышкой. Субчиками он называл незнакомых любопытных мужиков, которые подходили к его кладке, чтобы, интереса ради, заглянуть в его садок. И заглядывали, языками цокали, когда рыбу видели. Когда же садок оказывался пустым, разочарованно вздыхали и уходили прочь.

С первого взгляда трудно было определить, кто это чешет по аллейке. В такую рань, в его сторону?! Всех местных завсегдатаев знал, а этого, вроде, никогда и в глаза не видел. Прошка даже не обратил внимания на то, что за спиной у субчика висит огромный, увесистый рюкзак, и субчик натужно приседает под тяжестью своей ручной клади.

Идёт и идёт по аллейке какой-то мужик. Мало ли? И пусть себе! Может, он на тренажёрах спортом занимался в такую рань, или, на электричку торопится. Что он несёт с собой, Прошку совершенно не интересовало. Мало, что ли, тут всяких любопытных бродит? Всё своё внимание Прошка сосредоточил на поплавке. Его уже можно было рассмотреть в таявших с каждой минутой предрассветных сумерках.

Этот субчик, совсем и не спеша, шёл в сторону места, где восседал Прошка на своей кладке. Чем ближе подходил к кладке этот человек, тем яснее сам Прошка осознавал, что они всё-таки, знакомы, хоть и шапочно.

«Это, кажись, тот придур, что обещался волшебную рыбалку тута устроить… Наивняк! Дурень, не понимает, что в канале ничего ценного, кроме верховодки никогда не плавало!.. — с досадой подумал Прошка, и отвернулся к поплавку. — И принесла же нелёгкая в такую рань!»

— Привет, — поздоровался пришедший мужчина. — Я пришёл, как обещал… Вот, принёс доску на кладку. Ты возражать не будешь, если я тут немного пошумлю?

— Нет, но подальше от меня стройся, чтобы лесками не сцепиться случайно… — буркнул Прошка и снова уставился на воду, где зыбко дрожал поплавок его удочки.

— Закон знаю, нарушать не буду, — спокойно ответил субчик, деловито распаковывая свой багаж.

— Тогда, валяй, строй свою кладку, но подальше от меня. Вон, хотя бы, у той ракиты.

— Я и для тебя кое-что придумал. Такой, вот, нехилый зигзаг удачи.

— Чего ещё?!.. — спросил удивлённо Прошка, но к собеседнику так и не повернулся.

— Я тебе приспособлю доски так, чтобы рюкзак всегда под рукой был, а садок, чтобы рядом, в воде, болтался, если позволишь, конечно… — деловито и вежливо сказал субчик, продолжая аккуратно распаковывать свой багаж.

— Ха-ха-ха! Ты, что ли, пристань собираешься тута строить?! Дак, не дадут! Полиция и рыбинспекция понаедут и все снасти хором поотнимут, ещё и штраф заплатим, мама не горюй!

— Не отнимут, если договоримся, а платить, может, и придётся, немного конечно, чтобы отстали… Мы же кто? Обнищавшие пенсионеры, чего с нас взять, окромя портков, и тех драных?!.. — покряхтывая над принесенными досками, весело ответил субчик.

— Ты, что ли, тута собираешься сома поймать? — удивился Прошка, не обратив внимания на последнюю реплику субчика.

— Ха! Было бы не плохо! — рассмеялся тот.

— Ай, тута, окромя верхобздюльки и краснопёрки, другой рыбы и не бывало!

— Ну, это мы ещё посмотрим, — кряхтя, выдавил из себя субчик и принялся доставать из своего объёмного рюкзака плотницкие инструменты.

Прошка отвлёкся. Вдруг поплавок дёрнуло и повело в сторону. Он подсёк, но старания не увенчались успехом. Наживку кто-то с аппетитом съел, и спасибо не сказал, а крючок вылетел из воды, как будто был приспособлен к натянутой струне. О новом знакомом Прошка в те минуты начисто забыл. Надо было снова насаживать наживку, плевать на неё и забрасывать удочку.

Когда среди тишины не выспавшегося утра вдруг раздался оглушительный собачий лай, Прошка вздрогнув, обернулся и увидел, что Крючок самоотверженно сражается с субчиком, пытаясь ухватить незадачливого строителя за рукав ветровки. Пёс промахивался, злился и лаял от досады, что субчик таким увёртливым оказался.

— Фу! Крючок, оставь его, нельзя, фу! — рявкнул Прошка, и пёс понял хозяина. Он тявкнул ещё пару раз, для острастки чужака, и, виляя хвостом-хлыстом, направился к кладке Прошки, совершенно потеряв интерес к новому знакомому.

— Чей это паразит, твой? — сердито спросил субчик, отряхивая соринки с рукава ветровки.

— А, ничей… Прибился весной и, до сей поры, за мной ходит. Молодой ещё, шалит часто. Ты не обижайся, он шутит! — рассмеялся Прошка. — Он — наша Серафима Прекрасная, всегда с уловом помогает, и, заметь, всегда удачно.

— Я, знаешь ли, ничего не имею против собак, но этот, как дог, огромный и дурной, как бубен. Я даже немного испугался.

— Ничего он не дурной, привыкай, природа ещё и не так шалит иногда… Это он мои бутрики отрабатывает. А так, он добрый, не смотря, что таким здоровенным вымахал. Ты ему дай кусок своего, он и от тебя отставать не будет. Раз прикормишь, и вы подружитесь.

— Так, я ж вчера!.. — возмутился, было субчик, но потом вдруг остыл, успокоился. — Хорошо, постараюсь с ним не ссориться… — прокряхтел он, переворачивая конструкцию, уже сколоченную из досок.

— Его кто-то из дома выгнал. Видно, поняли, что не дог, и выгнали. Он бегал по берегу, скулил, всех обнюхивал, искал кого-то, да, так и не нашёл… Все от него шарахались. Он же большой какой! Хорошо, что на живодёра не попал. Потом он в воду упал. Я его вытащил, бутриком поделился, он ко мне и прибился. Мы с ним, как говорится, обнюхались и подружились. Вот, и рыбачим теперь вместе. Он всегда приходит, если я — на кладке. Ты уж звиняй, если чё не так…

— Ладно, как-то приспособлюсь!.. — махнул рукой субчик и снова принялся за своё строительство.

Новый знакомый на берегу продолжил старательно мастерить каркас кладки. Среди туманной тишины раннего утра далеко разносился приглушённый звук от ударов его молотка, а Крючок вздрагивал в такт этим ударам. Смешно было наблюдать за ними. А Прошка, как всегда, отвернулся и продолжал медитировать на поплавок своей удочки и больше «не разменивался по мелочам».

Все трое старательно делали свою работу. Крючок, периодически вздрагивая, лежал на берегу у кладки и от скуки, изредка позёвывал. От нечего делать, ловил мух, старательно щёлкая широкой пастью, и внимательно следил за движением поплавка Прошки. Прошка продолжал старательно медитировать на поплавок, молясь о поклёвке, а субчик на берегу, совсем рядом с Прошкиной кладкой, мастерил для себя такую же кладку, и делал он это не менее старательно.

— Тебя с работы на пенсию притрусили, что ли? — спросил Прошка, как бы, между прочим, когда в следующий раз повернулся к новому знакомому, чтобы посмотреть, как продвигается дело по строительству нового фортификационного сооружения.

— Ты о чём? — не понял тот.

— На пенсию отправили, что ли? — изменил формулировку вопроса Прошка.

— Да, на пенсию… Я и не ожидал, что так получится. Раз, и всё… — горько вздохнул новый знакомый. — Дал дорогу молодым, знаешь ли, а теперь, что, рыбалка только и осталась…

— Да, уж… И я не ожидал… Всегда был самым нужным токарем на заводе, а попросили, и пришлось согласиться. Очень уж настойчиво просьба прозвучала…

— Вот, вишь, рыбалка заменит работу. Чем плохо? На свежем воздухе!..

— Мне уже заменила. Плохо, что душа ещё не привыкла к покою… — вздохнул Прошка и отвернулся к поплавку, как бы решив, что хватит откровенничать с незнакомцем, не поможет. Он сам в таком же положении, так, что понимает…

В молчании прошло какое-то время. Долго они не следили друг за другом. Прошка усердно следил за поплавком. Крючок, лёжа у кладки Прошки, отгонял от себя назойливых мух и щёлкал челюстями. А новый знакомый усердно строгал, пилил, и стучал, чтобы удалось более удачно повторить архитектурные формы Прошкиной кладки.

Через какое-то время Прошке надоело тупо смотреть на «мёртвый» поплавок. Клёв не шёл в руку. Он сегодня и рыбинки не поймает, потому, что новый знакомый устроил на берегу такой тарарам, что уши вянут и в животе булькает! Но, в итоге, кладка у субчика получилась добротной и широкой, да, ещё с площадкой для не пользованных снастей, прикормки и багажа. Всё предусмотрел, гад!

Прошка аккуратно смотал удочки и собрался идти домой.

— Ты прости за шум, — сконфуженно сказал новый знакомый, взглядом указывая на молоток в руках. — Эх, мы столько болтаем, а познакомиться так и не успели…

— Да, уж… — крякнул Прошка, собирая в сумку разбросанные по берегу вещи. Потом он потрепал Крючка по голове, собравшись идти к лестнице, и не подумав продолжить разговор.

— Меня зовут Филиппом Фёдоровичем. А тебя как? — спросил новый знакомый, не собираясь прекращать разговор.

— Я — Прохор… Прохор Петрович… Только меня все и всегда Прошкой звали, привык уже… — угрюмо ответил Прошка.

— Ха-ха-ха! Вот, и получается, что ты — Пе-Пе, а я — Фу-Фу! — рассмеялся субчик.

— Ха, это типа поросят, что ли? — в свою очередь рассмеялся Прошка. — А пусть и так. Прикольно!

— Давай, завтра и начнём лов, а я сегодня прикормку разбросаю.

— А что у тебя есть? Может и Крючку, что подойдёт. Он вечно голодный. Моих бутриков ему — на один зуб! — невесело рассмеялся Прошка.

— Не волнуйся, и Крючок голодным не останется. Подождите, не уходите, вам обоим будет, что перекусить, — сказал Филипп Фёдорович, доставая из объёмного рюкзака большой пластиковый пакет и термос.

Он был слишком аккуратным и радушным, приглашая Прошку к подстилке, которую успел ловко расстелить на траве, рядом с аллеей, которая огибала весь остров. Прошка решил угоститься, чтобы дома с плиты не начинать вечер.

— Угощайся, Проша, чай горячий, и бутерброды бери, не стесняйся. А Крючку у меня и косточки имеются, и кашка в коробочке.

— Ого, откуда такое богатство? — удивился Прошка, присаживаясь на траву, рядом со «скатертью-самобранкой».

— Дочка меня вчера на рыбалку собирала, а сегодня не забыла этот пакет вкусностей мне в рюкзак запихнуть.

— А ты сам чего? — удивился Прошка. Его никто никогда и никуда не собирал. Он даже не представлял, как это — собирать кого-то на рыбалку.

— Надо будет потом всё убрать и в урну бумажки и коробочки выкинуть, а остатки — что — в воду, что Крючку достанется. Я ж сказал, и Крючок всегда сытым будет, — между тем, продолжал свою мысль Филипп.

— А жена где? — не удержался от вопроса Прошка, и тут же пожалел о своём любопытстве.

— Жену прошлой зимой схоронил… Простудилась она сильно… Врачи спасти не смогли… Ладно, что уж теперь виноватых искать? Нет её…Привыкаю к самостоятельности. Только плохо у меня получается… Раньше работа помогала, а теперь, вот, рыбачить буду, чтобы душу не рвать.

Филипп Фёдорович вынул из пакета что-то отдельно завёрнутое в тоненький кулёк, развернул упаковку и положил перед самым носом пса пластиковую коробочку, с приготовленными специально для него деликатесами. Но пёс не спешил принимать пищу из чужих рук. Он даже не шевельнулся. Лежал у ног Прошки, вопросительно на него смотрел и ждал команды.

— Ну, чего на меня уставился? Жри, давай! Можно! — потрепал пса по огромной голове Прошка.

Крючок не спешил приступать к еде. Он всё так же лежал у ног Прошки, только тело его напряглось в ожидании повторного приказа. Не ослышался ли он, а из пасти уже обильным водопадом лилась слюна. Пёс был готов, но не поверил своим ушам и ждал повтора команды. Прошка никогда ранее не позволял Крючку брать еду из чужих рук. Опасался, чтобы случайно не отравили такого большого друга.

— Чего он? Что, не голодный? — удивился Филипп Фёдорович.

— Голодный, только я не позволяю его кормить никому. Отравить могут, а без него мне будет совсем вздошно. Привык к нему, понимаешь?… — вздохнул Прошка и снова потрепал пса по голове. — Можно, Крючок, можно, жри, давай!

Пёс лениво поднялся, потянулся, зевнул, вроде, нехотя понюхал то, что было в пластиковой коробке. Эта коробка с деликатесами, выложенными специально для него, привлекла внимание, как только Филипп выставил её прямо под его носом. Но, прикасаться к еде без команды, Крючок опасался. Когда прозвучала команда, лениво лизнул из волшебной коробочки раз, другой, а потом никто и не заметил, как та коробочка опустела, и Крючок с грохотом принялся гонять её по тротуару аллейки. Пришлось Прошке подняться и выбросить коробку в урну, что стояла неподалёку от их импровизированного стола.

Когда Прошка вернулся, мужчины выпили по пластиковому стаканчику чаю и съели по вкусному бутерброду с ветчиной. Такой едой в доме у Прошки никогда и не пахивало.

— На пенсию отправили, говоришь, а ветчина-то, не из дешёвых, — недовольно буркнул он, с аппетитом пережёвывая откушенный кусок. Жевать было вкусно, но завидно!

— Остатки былой роскоши… — мрачно ответил Филипп Фёдорович. — Всё-таки, в главных инженерах свой трудовой путь закончил…

— Ого, в начальстве ходил, значит, а теперя — пенсионер с…ный. Со мной уровнялся, значит?!.. Больше, что, не будет так вкусно? — удивился Прошка.

— Отчего же? В первые дни после получки можем иногда немного пошиковать, а потом — терпеливо ждём новой пенсии и рыбачим.

— Но, откуда сейчас такое изобилие? — не мог успокоиться Прошка.

— Чё ты бесишься?! Жри, давай! Объедки я у соседей собрал. Попросил их ничего съестного не выбрасывать, так они мне такой пакет и сообразили. И ещё анисовых капелек в старых загашниках нашёл. Теперь будем прикормку анисовым маслицем смазывать, а не плевать на наживку. Рыбка его любит, сама на крючок цепляться будет.

— И, что, пойдёт клёв? — не поверил своим ушам Прошка.

— Ещё как пойдёт, не сомневайся! — рассмеялся Филипп.

— Ну, ты — заливать мастак! А сейчас, что? Вчера у меня улов был большой. Десять рыбин домой принёс. Так, Репсу досталось сразу три рыбёшки. Остальные в морозилке лежат, своего часа дожидаются… А сегодня — ни чешуйки, ни хвостика, порожняк!

— Знаешь, а мы, всё-таки, попробуем с тобой сома поймать…

— Чего, чего?! Это ты хватил! — перебил Филиппа Прошка.

— А ты думаешь, они здесь не живут?

— Какой дурной сом заберётся в канал с гнилой стоячей водой? Соображаешь?! Ты, что, не здешний?

— А мы попробуем. Вот, завтра и начнём. И ты сам убедишься, что я прав.

— Ну, ты и фантазёр! — рассмеялся Прошка и снова засобирался домой.

— Проша, а ты по дороге смотри под ноги. Сейчас птенцы из гнёзд выпадают. Собери, что увидишь. Мы их, как приманку, на крючок и подцепим, и будем ждать клёва.

— Так они же уже дохлые, некоторые — притопнутые и воняют. Даже Крючок, интеллигент с…ный, их нюхать, оказывается! — удивился Прошка.

— Вот и отлично! Чем приманка вонючее, тем и привлекательнее для сома. В кулёчек их сложи, а я придумаю, что с ними делать. Лады? — спросил Филипп, собирая с импровизированного стола остатки еды и пустые пакеты.

— Ладно… — согласился Прошка на предложение нового товарища по общему увлечению, и поднялся с травы у подстилки.

Крючок, до сих пор спокойно лежавший у ног хозяина, встрепенулся, поднялся, потянулся всем телом, зевнул, во всю пасть, и завилял хвостом, как заведённый.

Филипп не спешил уходить, не смотря на то, что вечер набирал свою силу и постепенно превращался в ночь. Он провожал взглядом нового друга с верным его товарищем, псом Крючком.

Дома Прошка вынул три рыбинки из морозилки и отдал их Репсу. Да, на засолку ничего не осталось… Кот, ухватив одну из них, громко заурчал и заскрежетал зубами от удовольствия, а Прошка включил телевизор и улёгся в давно не убиравшуюся постель. Эх, жена бы не стерпела такого неуважения к постели…

Есть уже не хотелось, на берегу подкрепился, как никогда. Захотелось хлебнуть из горлышка водочной бутылки, но сам себя остановил. Бутылка пуста и валяется у двери комнаты, а завтра, всё-таки, предстоит серьёзная рыбалка, так, по крайней мере, обещал Филипп, и голова должна быть ясной, а водочная бутылка сама не наполнится. Её надо сдать и купить новую. А на это действие не хватает ни сил, ни времени, ни желания, потому, что приёмный пункт пустой тары работает до пяти часов, а уже вон, сколько времени, и уже не успеть сдать пустую бутылку…

Прошка давно не верил в сказки, но сейчас так захотелось поверить, что, даже, дыхание остановилось, когда подумал о результате такой, хоть и сомнительной, путины.

«Да, завтра интересный день обещается. Филя обещал, и предвещал сумасшедший клёв. Будем надеяться, он, видно, человек слова…» — раздумывал Прошка, засыпая. «Завтра рано вставать, а надо было бы с соседками ещё успеть почесать и перетереть о пищевых отходах. Утром-то нет, не проснутся ещё соседки, когда он на канал пойдёт, а, вот, вечером, это, уж, как сам Бог велел. Филя, конечно, прав… Может, и я у своих соседок чего-то найду, целый дом в моём распоряжении… Как я раньше сам до этого не додумался?! Во, дурья башка! Всё-таки, умный мужик, этот Филя…»

Сон сморил неожиданно и бесповоротно. Телевизор продолжал что-то лопотать, а Прошка уже спал, по-богатырски раскинувшись в постели. И приснился ему счастливый сон. Он, будто, сидел на берегу, на своей кладке, а поплавок, как всегда, безмятежно попрыгивал на лёгкой волне. Чайки назойливо кричали в ухо, а Прошка на них и внимания не обращал, следил за поплавком, надеялся и представлял, какую большую рыбину сегодня поймает. Обязательно поймает, без дураков!..

Вдруг поплавок высоко подпрыгнул и заплясал, как сумасшедший: то утонет, то подпрыгнет, будто кто-то из воды его выдёргивал, да, так высоко!..

Прошка привычно подсёк и уверенно потянул. Рыба отчаянно билась и сопротивлялась, а когда вынырнула, Прошка проснулся, потому, что, видать, не маленькой была та рыбка во сне. Видать, она была не верхобздюлечного размера, а огромной, гораздо, гораздо больше верхобздюльки. Ну, скажем, как сом, килограммов, так, на пятьдесят. А, может, и больше, как знать? Вода мутная в канале, сразу не увидишь, не определишь, что на крючок подцепилось…

Открыв глаза, он потянулся, и понял, что не мешало бы выключить телевизор, который так и проработал всю ночь. Вставать пора. Сегодня — важная рыбалка, надо быть готовым ко всему… Сегодня сон обязательно должен быть вещим, и преобязательно должен исполниться, твою мать за коромысло!

За окном начинал лениво сереть рассвет, и Прошка, окрылённый остатками сна, приступил к сборам на рыбалку.

Крючок уже терпеливо ждал своего человеческого друга у двери парадного. Такого поступка от пса Прошка не ожидал. Крючок никогда не подходил к парадному, чтобы своими размерами не пугать жильцов, а тут, у дверей парадного сидел-восседал, как Сфинкс, нервно перебирал лапами и тихонько посвистывал, таким образом, выражая своё нетерпение.

И в этом Прошка увидел добрый знак. Рыбалка сегодня обязательно будет удачной, надо просто поспешить на берег и сразу же забросить удочки. Две, нет, три, или нет, даже четыре удочки он забросит сразу, и будет ждать той роковой поклёвки, от которой сон мгновенно улетучился, в руках осталась ощутимая дрожь, а в сердце — уверенность: поймал, мать его за хвост, поймал!..

— Что, друг, не сидится на берегу? Сюда не надо ходить. Люди, знаешь ли, могут не понять и навредить. Ещё, чего доброго, живодёрку вызовут, или отравой какой угостят. Люди, они, знаешь ли… С них станется… Понял? Ну, пошли на берег, — сказал Прошка и потрепал пса по голове.

Крючок весело побежал вперёд, знал, в какую сторону бежать, а Прошка смотрел под ноги, чтобы подобрать вывалившихся из гнёзд птенцов, пока дворники не вышли на работу. Надо попробовать, чем чёрт не шутит?! Вчера Филя уверял, что на таких вонючих птенцов сомы, как раз, и клюют. Видно, Филя в таком деле знает толк… Он торопился на берег, чтобы поскорее занять своё, обычное место на кладке и поскорее забросить удочки…

Филиппа ещё не было, когда Прошка разматывал снасти и цеплял на крючки дохлых птенцов, которых подобрал с асфальта по дороге, а Крючок почему-то беспокоился, даже повизгивал на аллейке и к воде близко не подходил. Пёс, почему-то, не хотел близко подходить к кладке.

Прошка не мог понять, что происходило с собакой. Раньше пёс никогда так себя не вёл. Он всегда спокойно лежал у кладки и терпеливо дожидался своего часа, а сегодня Крючка, будто, что-то в зад кололо. И в этом Прошка тоже усмотрел благоприятный знак. Чует пёс, что в канале кто-то большой плавает!

Да, по дороге на канал, Прошка подобрал несколько вывалившихся из гнёзд, дохлых птенцов, но не знал, что конкретно с ними делать. Все эти дохлячки смирно лежали в пакете и самоотверженно воняли, дожидаясь своего часа. Филя обещал принести анисовых капель, так Прошка каждого дохлячка ими и помажет перед тем, как забросить удочки. А пока трое мучеников пусть такими, непомазанными и вонючими поплавают.

Его снасти были не приспособленными для ловли крупной рыбы. Прошка довольствовался верховодкой, краснопёркой, густиркой, но крючки были крепкими, кованными, потому он и подцепил на них троих дохляков поменьше, а остальных «цыплят-табака» так и оставил в кульке. Филя придумает, что с ними делать. Вчера же просил и обещался. Однако, Филипп запаздывал. Проспал, что ли? Прошка уже поймал с десяток верховодок на свою отдельную удочку, когда Филипп подошёл к его кладке.

— Привет! Как улов? — как пароль, выдал Филипп, подойдя к кладке нового друга.

— На дне улов, а в баночке — пара верховодок… — буркнул в ответ Прошка.

Конец ознакомительного фрагмента.