Содержание понятия

Содержание понятия — это совокупность существенных и отличительных признаков предмета, качества или множества однородных предметов, отражённых в этом понятии, поскольку с точки зрения логики всякое понятие имеет содержание и объём. Например, содержанием понятия «коррупция» является совокупность двух существенных признаков: «сращивание государственных структур со структурой преступного мира» и «подкуп и продажность общественных и политических деятелей, государственных чиновников и должностных лиц».

О содержании понятия нельзя говорить в отрыве от его объёма. Объёмом понятия называется множество обобщённых в нём предметов. Например, под объёмом понятия «товар» подразумевается множество всех изделий, предлагаемых рынку как сейчас, так и в прошлом или в будущем.

Источник: Википедия

Упоминания в литературе

Как цельная форма мысли понятие представляет собой закономерное единство двух составляющих его элементов: объема и содержания. Объем – структурный элемент понятия, отражающий собой совокупность предметов, обладающих одинаковыми существенными и отличительными признаками. Так, объем понятия «стол» отражает собой всю совокупность столов на нашей планете, все их множество, весь их класс. Объем понятия «человек» – пятимиллиардное население планеты. Содержание – элемент структуры понятия, отражающий собой совокупность существенных и отличительных признаков, присущих предмету, явлению (классу предметов, множеству явлений, процессов и пр.). Содержание понятия «стол», например, будет представлять собой совокупность таких существенно-отличительных признаков данного предмета, как искусственность его происхождения, гладкость и твердость плоскости, вознесенной над поверхностью земли (пола), жесткость точки (точек) опоры и пр., и предназначенность для различных видов ручной деятельности человека. Перечисляя признаки, входящие в содержание понятия "стол", – предмет всем хорошо известный, – мы не застрахованы от замечаний специалистов в этой предметной области.

С. Ю. Махов, Аналитика безопасности, 2013

В самом деле, внутреннюю форму определения мы принимаем за внутренний смысл понятия, которое, таким образом, предстает перед нами наполненным собственным содержанием и располагающим соответствующим объемом вещного мира – литературный язык как существующий отдельно от народного, национального, реально действующего языка. Между тем термин «литературный язык» по своему происхождению оказывается связанным просто с понятием «литература», а в этимологическом его определении – основанным на «литере», т. е. на букве: письменный. Таким образом, и основными признаками «литературного языка» как «реальности» почитаются следующие: это язык письменный по преимуществу, и по этой причине «обработанный мастерами» стандарт. Все остальные признаки «литературного языка» вытекают из этого абстрактного определения и потому кажутся нам неотразимо логичными и безусловно понятными. Отсюда и многообразные термины, многослойным пирогом наложившиеся на предмет изучения, представляют собою, собственно, только попытку выйти из порочного круга формальной логики: признаки понятия почитать за признаки несуществующего объекта, а объект определять через те же признаки понятия. «Литературный» – «нелитературный», «письменный» – «устный», «народный» – «культурный» (даже «культовый», в последнем случае вообще много синонимов), «обработанный» – «необработанный», а также многозначные и потому неопределенные по значению «система», «норма», «функция», «стиль» и др. как различные способы номинации божества, созданного в известный момент из самых абстрактных признаков, в процессе конкретного изучения языкового материала, отвлеченных от самого объекта. Чем больше таких определений (которые, по видимости, «уточняют» наше представление об объекте), тем больше опустошается и понятие «литературный язык»: введение каждого последующего из них настолько увеличивает содержание понятия, что, по определению, сводит его объем до пределов ничтожности.

В. В. Колесов, «Жизнь происходит от слова…», 2015

Учитывая, что классификация понятий содержит две группы (вида): по объему и по содержанию, возникает вопрос, к какой их них отнести деление понятий на собирательные и несобирательные. Поскольку собирательными понятиями обозначается группа (несколько, не один) сходных предметов, представляющая собой целостность – «взвод пехотинцев», «группа студентов» – можно предположить, что речь идет о классификации по объему. Однако несобирательные понятия могут быть как единичными, так и общими (уже рассмотренный тип деления по объему). В связи с этим возможно предположить и то, что в данном случае главное – содержание понятие.

Николай Васильевич Михалкин, Логика, 2013

Философский энциклопедический словарь определяет понятие так: «Мысль, отражающая в обобщенной форме предметы и явления действительности и связи между ними посредством фиксации общих и специфических признаков, в качестве которых выступают свойства предметов и явлений и отношения между ними». Понятие имеет содержание и объем. Содержание понятия – это совокупность отраженных в нем признаков предмета. Объем понятия – это множество (класс) предметов, каждому из которых принадлежат признаки, составляющие содержание понятия.

А. И. Штунь, Латинский язык для медиков

Понятие как простейший элемент в логике состоит из двух элементов: объема и содержания. Поскольку понятие состоит только из двух элементов, а суждение составляют как минимум два понятия, то понятие – простейшая форма мысли, лежащая в основе других. Обратным отношением объема и содержания понятие определяет диалектичность и более сложные формы мысли.

Коллектив авторов, Логика. Краткий курс, 2016

В самом деле, коренной недостаток абстракционной теории – в ее дуализме; она разобщает общее и одиночное. Чем шире объем понятия, говорит она, – тем беднее и ограниченнее его содержание. Но если вместе с ростом общности понятия растет и его неопределенность и отдаленность от полноты конкретной действительности, то самые общие понятия должны, очевидно, обладать наименьшею познавательною ценностью. Итак, – с точки зрения абстракционной теории – весь процесс обобщения и образования отвлеченных понятий представляется совершенно непригодным для целей объективного познания. Напротив, в функциональных понятиях общее и единичное объединены отношением полной имманентности и взаимного проникновения. Общее есть закон единичного, необходимое условие его эмпирической реальности; а единичное есть экземпляр, частный случай общего закона, один из возможных случаев его конкретного осуществления. В функциональных понятиях общность не покупается ценою оскудения содержания и утраты однозначной определенности. Напротив, оно само есть высшая определенность, последний источник определенности единичного. Объем и содержание функционального понятия не связаны отношением отрицательной зависимости, а наоборот, содержание понятия (т. е. выражаемый им закон) определяет в положительном смысле его объем (т. е. пределы конституируемой им группы объектов).

Коллектив авторов, Новые идеи в философии. Сборник номер 5, 2015

Из сказанного выше видно, что содержанием понятия является некая информация, содержащая сведения о предметах, явлениях, процессах, входящих в данное понятие.

Д. А. Шадрин, Логика, -1

В понятии отражены свойства, связи, отношения предметов и явлений познания, но не все, а только существенные, позволяющие отграничить указанный предмет от других. Поиск существенных признаков – дело конкретного случая, важно при этом отметить, что если признак, его свойство и т. д. повторены в нескольких предметах или явлениях, они не могут быть признаны существенными и составлять содержание конкретного понятия. «Содержание понятия – это система признаков, на основе которой осуществлено обобщение и выделение предметов в понятия».[23] Поскольку содержание позволяет выделить отдельные предметы, постольку лишь существенные свойства, связи, отношения могут создавать понятие.

А. П. Козлов, Понятие преступления, 2004

В целях исследования понятия «источник уголовного права» необходимо установить содержание понятия «источник права». Эта задача в значительной мере осложняется тем, что учеными разработаны разнообразные подходы к понятию источника права. Можно отметить следующие существующие в науке точки зрения.

О. Н. Бибик, Источники уголовного права Российской Федерации, 2006

Необходимо осмысление феномена эффективности права и норм законодательства не только с утилитарных «государственнических» позиций, но и с точки зрения философского анализа смысла, назначения права. В литературе по философии права совершенно справедливо указывается на то, что «без четкого уяснения онтологической природы права, смысла и содержания понятия правовой реальности, знания основных форм бытия права невозможно понять феномен права в целом»[190]. В советской юридической науке при изучении эффективности норм права акцент делался на соответствие правовых предписаний объективным закономерностям социальной жизни, прежде всего экономической. Однако уже тогда ряд авторов отмечали ограниченность данного подхода. Так, М. Д. Шаргородский указывал, что «изучение объективных закономерностей социальной жизни – это не только самая сложная, но и трудно познаваемая и признаваемая часть науки»[191]. Изучению же психологических, антропологических основ эффективности права уделялось гораздо меньше внимания. В то же время «объективные законы социальной жизни затрагивают насущные интересы людей, а потому то или иное решение вопроса всегда воспринимается не только как объективно правильное или неправильное, но и в первую очередь как соответствующее или не соответствующее интересам определенных классов, групп и лиц»[192].

С. А. Жинкин, Психологические проблемы эффективности права, 2009

Этот уровень правопонимания можно рассматривать как своего рода промежуточный. У практикующих юристов, как правило, могут складываться сознательные понятия правовых явлений, они могут осознавать охваченные понятием признаки и соответственно могут раскрыть содержание понятия в соответствующем определении. Это предопределяется как юридическим образованием, предполагающим наличие специальных знаний, так и требованием практики глубже разбираться в конкретных правовых вопросах.

П. А. Оль, Правопонимание: от плюрализма к двуединству, 2005

Предлагаю для обсуждения следующую импликативную модель свойств человека, которая, с моей точки зрения, позволит подойти вплотную к проблеме описания и оценки акмеологического аспекта зрелости человека. Импликативная модель свойств человека предполагает «вхождение» свойств более низкого уровня внутрь свойств более высокого уровня. Наиболее общим наружным свойством (характеристикой) человека является «субъект». По мнению С. Л. Рубинштейна, основными признаками субъекта являются его способность к саморазвитию, самоопределению, самосовершенствованию – другими словами, способность достигать высшего оптимального уровня своего развития, своего идеала. По мнению А. В. Брушлинского, субъект всегда активен, социален, идеологичен и историчен (Брушлинский, 2003; Рубинштейн, 2003). Субъект строит и переделывает общество. Субъект голосует, занимается политикой, отстаивает свои нравственные позиции. Таким образом, основное содержание понятия «субъект» заключается в том, что в нем отражается наивысший уровень развития психики человека.

В. М. Русалов, Темперамент в структуре индивидуальности человека. Дифференциально-психофизиологические и психологические исследования, 2012

Общность информационного ресурса, к которому «по праву рождения» подключен каждый индивид, создает особую качественную характеристику феномена человека. Подобным информационным ресурсом не обладает ни одна из известных нам других живых систем. Становится понятным принципиальное отличие человека от всех других живых систем, поскольку только он может использовать в своей деятельности все уже сделанные открытия и изобретения. Общность информационного ресурса наполняет конкретным содержанием понятие человечества. Это не только абстрактное понятие, но и потенциальная возможность информационного обмена, а следовательно, духовной связи между индивидами и социумами, принадлежащими к различным эпохам, странам и регионам.

О. М. Медушевская, Теория и методология когнитивной истории, 2015

В психологии после исследований С. Л. Рубинштейна и других крупных ученых аксиомой является положение о том, что в мире человека не существует объективного знания о реальности, независимого от познающего субъекта. Объективность знания – всегда и результат познавательной деятельности субъекта, и отражение бытия. Любое научное понятие, которым мы описываем реальные предметы, события, ситуации – это и конструкция мысли, и отражение бытия (Рубинштейн, 1957). Объективное содержание понятия – это, разумеется, отраженное содержание предмета. Но, только преломляясь через внутренние субъектные условия познавательной деятельности познающего субъекта, содержание предмета становится объективным содержанием понятия, входит в багаж знаний субъекта и определяет его поведение. Внутренние субъектные условия познания определяют различное понимание людьми одних и тех же бесспорно объективных данных. К примеру, если я скажу, что расстояние от центра Москвы до центра Санкт-Петербурга по прямой составляет около 635 километров, то это может оказаться непонятным британцу или американцу, привыкшему производить расчеты в милях. Аналогично россиянам трудно понять: у больного температура тела составляет 107,5 градусов по Фаренгейту (Gwyn, 2000) – это много или мало? Внутренние условия, концептуальные схемы понимающего мир субъекта играют определяющую роль в понимании трех реальностей человеческого бытия.

В. В. Знаков, Психология понимания мира человека, 2016

Платон никоим образом не «устраняет проблему языка из своей философии», как утверждает К.К.Жоль; он пытается решить ее, причем глубже, чем это удалось многим мыслителям более позднего времени. А именно, он четко противопоставляет: а) содержательную отнесенность имени к той или иной чувственно воспринимаемой вещи и отображение в имени сущности вещи, ее «идеи»; б) объективное содержание понятия (значения, слова) и отображение в нем того, что является обычаем или законом, номосом; в) содержательный аспект отдельного слова (имени) и содержательный аспект логоса (высказывания), выражение которого опосредовано словесными знаками. Это уже очень много для одного из основоположников теории значения. Прибавим к этому идею диалога, общения как способа верификации «правильности имен», а также понятие знака, хотя у Платона он еще совпадает с означающим. Впрочем, это понятие существовало у греков и в доплатоновский период. Ср. у Парменида: «Каждой же вещи, как знак, людьми было придано имя» (Античная философия…, 1940. С. 50).

А. А. Леонтьев, Деятельный ум, 2001

Конкретные и абстрактные понятия. Такое разделение понятий зависит от предмета, отражаемого в содержании понятия. Это может быть предмет, или некая совокупность предметов, или признак этого предмета (отношение между предметами). Соответственно понятие, содержание которого составляет информация о признаке предмета или отношение между предметами, именуется абстрактным понятием. Напротив, понятие о предмете или совокупности предметов называется конкретным.

Д. А. Шадрин, Логика: конспект лекций, -1

Возможности регулятивного воздействия поощрительных норм права определяются методом правового регулирования. С. С. Алексеев отмечал, что именно метод правового регулирования служит тем объединяющим началом, которое компонует правовую ткань в структуре подразделения системы права.[78] Метод и способ правового регулирования в значительной мере совпадающие по содержанию понятия. Не случайно в юридической литературе они часто употребляются как однопорядковые.[79] В нашем понимании поощрительный метод правового регулирования – это присущая поощрительным нормам совокупность регулятивных способов, приемов и форм воздействия на поведение субъектов права. В процессе ориентации индивида на особо полезный для него и общества вариант поведения у индивида формируются положительные мотивы сознательного социально-активного правомерного поведения. Субъекту предоставляются возможности самому, своей волей определять вариант поведения, который наиболее полезен для него, отвечает его интересам и потребностям и поддерживается разнообразными мерами поощрения.

Н. А. Гущина, Поощрительные нормы российского права, 2003

Основа понятия «криминогенная обстановка» связана с общенаучным понятием «генезис», которое обозначает происхождение, возникновение, а в широком смысле – зарождение и последующий процесс развития, приведший к определенному состоянию, явлению.[106] Если использовать понятие «генезис» как способ, метод познания, то применительно к преступности оно означает изучение всех типов детерминации, включая детерминанты происхождения, причинности, взаимосвязи, состояния и т. п. Это требует исследования всей совокупности факторов, причин и условий преступности. Следовательно, содержание понятий «криминологическая обстановка», «криминогенная обстановка» выходит далеко за пределы исследования социально-географических факторов.

А. В. Чернов, Криминогенная обстановка в Сибирском федеральном округе, 2006

И наоборот: содержание понятий «знание» и «понимание» оказывается принципиально различным тогда, когда они анализируются вне контекста той интеллектуальной деятельности, в ходе которой субъект понимает отображенную в знании реальность. В повседневной жизни человек нередко попадает в ситуации, в которых он знает что-то, но не понимает. Это происходит, как правило, тогда, когда у него отсутствует минимум знаний о подобных явлениях, который необходим для осмысления непонятного.

В. В. Знаков, Психология понимания. Проблемы и перспективы, 2005

Однако даже в отношении девиации приведенное Н. Смелзером определение не совсем верно. Как социальный феномен отклоняющееся поведение реально естественно, но оно ни в коей мере не может быть нормальным. В социологическом, а тем более правовом понимании четко определяются объем и содержание понятия «нормы». В отличие от физиологических границ, в социальном пространстве норма есть зафиксированное в определенном правовом или социальном акте отношение, отклонение от которого анормально по определению.

В. И. Карасев, Коррупция как механизм социальной деградации, 2005

Так, Е. А. Флейшиц в одной из своих работ отмечала, что «охранять известный интерес не всегда значит охранять соответствующее субъективное право».[172] Сторонником такого разграничения является и А. Г. Певзнер, который пишет: «Интерес не следует включать в содержание понятия “субъективное право”. Таким включением мы ничего не добиваемся, ибо всякая государственная защита направлена на охрану и обеспечение определенного интереса, но отсюда вовсе не следует, что всякий защищенный интерес есть не что иное, как субъективное право».[173] На это обращали внимание также В. А. Тархов[174] и Н. И. Матузов.[175]

А. В. Малько, Законные интересы как правовая категория, 2004

В литературе неоднократно обращалось внимание на одну серьезную слабость или даже порок предлагаемых в когнитивной психологии внимания моделей внимания как «прожектора» и как «фильтра». Порок состоит в том, что во всех моделях остается непроясненным ключевой для них вопрос: чем и как определяются яркость и направление луча «прожектора», чем и как определяется, где должен быть поставлен «фильтр», отсеивающий иррелевантную информацию? Источник этих управляющих влияний, который явно должен существовать, остается неясным, что оставляет место для «маленького человечка» (гомункулуса), управляющего и фильтрами, и прожектором внимания. Представление о гомункулусе, естественно, никого не устраивает, но каких-либо путей решить «проблему гомункулуса» пока не предложено. Вместе с тем иногда в конкретных текстах по когнитивной психологии и психофизиологии внимания на место источника управления процессами обработки поступающей к субъекту информации ставится само внимание. Говорится о том, что внимание управляет процессом обработки информации, что от внимания зависит селективность и избирательность восприятия, что внимание обеспечивает выделение существенных для психической деятельности элементов среды. Возникает порочный круг и логическое противоречие: сложнейшие процессы, которые составляют содержание понятия внимания, природа которых еще требует объяснения и изучается в эксперименте, выступают в такого рода формулировках как источник самих себя. Внимание квалифицируется и как «прожектор», и как фактор, который этот прожектор зажигает и направляет в нужное место; как «фильтр» и как фактор, определяющий место установки фильтра.

Н. И. Чуприкова, Психика и психические процессы. Система понятий общей психологии, 2015

2) Денотат некоторой языковой (абстрактной) единицы – множество объектов действительности (вещей, свойств, отношений, ситуаций, состояний, процессов, действий и т. д.), которые могут именоваться данной единицей (в силу ее языкового значения). Такое употребление термина «денотат» (К. И. Льюис, У. О. Куайн, Дж. Лайонз и др.), восходящего к термину denotation Дж. С. Милля (1843), соответствует тому, что в традиционной логике называется «объемом понятия», а у Р. Карнапа – «экстенсионалом». В этом случае денотат противопоставлен в первую очередь сигнификату («содержанию понятия» в традиционной логике, «интенсионалу», по Карнапу), а во вторую очередь – референту.

С. Т. Махлина, Лекции по семиотике культуры и лингвистике, 2010

Противоречие демократических деклараций и практики конституционных реформ – отражение трудностей переходного периода и поиска приемлемой стратегии. В этом контексте показательно различие представлений о границах и содержании понятия «переходного периода»: одни исследователи рассматривают демократический транзит как кратковременный процесс (непосредственный революционный переворот, приведший к власти демократические силы в 90-е гг. ХХ в.), другие видят его как длительный процесс, включающий завершение демократической консолидации – формирование основ гражданского общества и правового государства, третьи – вообще отказываются видеть в нем движение вперед, интерпретируя его как «крушение государственности». Вопросы о том, закончился ли переходный период, насколько прочными оказались его результаты, – имеют очевидную политическую составляющую: принять, что закончился, значит констатировать, что демократия победила (что не очевидно), принять, что не закончился – значит согласиться с тезисом о незавершенности демократии или даже целесообразности поворота вспять от нее. Разрыв нормы и реальности в постсоветском обществе может быть преодолен диаметрально противоположным образом – либо путем поднятия общества до уровня Конституции, либо низведения последней до уровня понимания массового сознания. Первый путь связан с активной политической модернизацией и предполагает деятельное участие самого общества в этом движении. Второй путь – связан с адаптацией Конституции к господствующим стереотипам и означает эрозию конституционных норм с позиций так называемой «реальности». Он вполне совместим с политической апатией, утверждением стереотипов консервативной политической романтики и ведет к отказу от модернизации или даже конституционной ретрадиционализации[99].

А. Н. Медушевский, Политические сочинения, 2015

На многогранность, изменяемость содержания понятия справедливости, ее тесную связь с социальной действительностью и на место справедливости в общественной жизни обращал внимание А. Ф. Кистяковский. Л. Е. Владимиров писал как об изменяемости понятия «справедливость» (наказание, «не отвечающее уже нашим понятиям о справедливости»), так и о наказании как о «справедливом», «благородном» «удовлетворении чувства негодования, вызванного совершенным преступлением».

В. В. Мальцев, Принципы уголовного права и их реализация в правоприменительной деятельности, 2004

утилитаристский и другие контексты его приложения. Такого рода корреляции всякий раз вынуждали самого Спинозу вносить соответствующие, иногда кардинальные изменения в первоначально задуманный им натуралистический проект. Это обстоятельство заставляет и нас пересматривать некоторые устоявшиеся представления о содержании понятия «природа» в сочинениях Спинозы.

А. Г. Гаджикурбанов, Этика Спинозы как метафизика морали, 2014

Харро фон Зенгер, автор монографии "Стратагемы. О китайском искусстве жить и выживать. Знаменитые 36 китайских стратагем за три тысячелетия", обосновывает, что термин стратагема наиболее адекватен соответствующему понятию в китайском языке. Анализируя содержание понятия "стратагема" в европейских языках он показывает, что его основным значением является не только военная, но и любая хитрость или уловка, прием или интрига с целью достигнуть преимущества. Рассматривая соответствующее понятие в китайском языке, он отмечает, что "в зависимости от контекста китайские иероглифы могут выступать в различных значениях (например, 1) военная хитрость и 2) хитрость, уловка в политической и частной жизни)".

В. А. Козлова, Психология манипулирования, 2014