В работе впервые в российской научной литературе предпринята попытка комплексно рассмотреть проблему источников отечественного уголовного права, определить их круг, установить роль и значение факторов, которые влияют на формирование и реализацию уголовно-правовых норм. Формулируется авторское определение понятия источника уголовного права, а также предлагается модель построения системы источников данной отрасли. Содержащиеся в исследовании выводы могут быть использованы в правотворческой и правоприменительной деятельности, в учебном процессе при преподавании дисциплин, предусматривающих изучение отрасли и науки уголовного права. Для научных работников, преподавателей, аспирантов и студентов юридических вузов, работников законодательных и судебно-следственных органов, а также всех интересующихся проблемами уголовного права.
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Источники уголовного права Российской Федерации предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других
Глава 1
Понятие источника уголовного права
§ 1. Теоретические основы определения понятия источника права
В целях исследования понятия «источник уголовного права» необходимо установить содержание понятия «источник права». Эта задача в значительной мере осложняется тем, что учеными разработаны разнообразные подходы к понятию источника права. Можно отметить следующие существующие в науке точки зрения.
Прежде всего традиционно выделяются материальные и формальные источники права, т. е. понятие «источник права» рассматривается в двух аспектах: 1) в широком смысле — как причины и закономерности правообразования, генезиса (происхождения) права;
2) в узком смысле — как способ закрепления и существования норм права, источник, из которого субъект права их черпает[2].
А. Ю. Калинин и С. А. Комаров отмечают, что понятие «источник (форма) права» понимается в теории права в следующих аспектах: 1) в материальном смысле как экономические, социальные условия жизни общества, определяющие государственную власть и выступающие правообразующей силой общества; 2) в идеологическом смысле как совокупность идей, правового сознания, концепций, политико-правовых воззрений и т. п.; 3) как способ внутренней структуризации и закрепления правовых велений в виде внутренней формы права; 4) в формально-юридическом значении как совокупность способов возведения в закон воли политических сил, стоящих у власти; 5) как источник познания права (исторические памятники права, данные археологии и т. д.)[3]. Существуют сходные суждения об источниках права, предполагающие отнесение к их числу некоторых из вышеперечисленных явлений[4].
Под самостоятельными источниками права в науке также предлагается понимать: 1) генетический источник права (способ бытия людей, обусловленный двуединой биосоциальной природой человека); 2) политический источник права (государство); 3) источники происхождения правовых норм в генетическом смысле (нормы морали, религиозные нормы, положения естественного права, заимствованные нормы зарубежного уголовного законодательства, нормы международного права, реалии социально-экономического бытия общества, которые вызывают к жизни уголовно-правовые нормы);
4) нравственные источники права (в основном религиозные);
5) международно-правовые источники права; 6) силы, творящие право (воля Бога, народная воля, правосознание, идея справедливости, государственная власть); 7) материалы, положенные в основу законодательства (например, римское право как источник германского права)[5]. Такое многообразие мнений в основном вызвано различиями в подходах к понятию права как социального регулятора[6]. Но все же, как видим, исследователи при всей оригинальности взглядов зачастую рассматривают в качестве источников права сходные явления.
Обобщение существующих точек зрения на проблему источника права привело ученых к мысли, что под ним понимается: 1) фактор, из которого проистекает право, источник познания права; 2) основа, из которой происходит право; 3) то, что содержит право, под которым понимаются нормы, установленные или закрепленные на определенном этапе господствующим классом; материальные условия жизни общества; 4) форма или способ образования, возникновения и выражения нормы права, то, из чего проистекает обязательная сила нормы права[7]. Между тем такая классификация не в полной мере охватывает всю палитру мнений по проблеме источника права.
Проведенный анализ научной литературы показывает, что в основном в качестве источника права рассматривается: 1) явление, из которого проистекают нормы права, явление, порождающее данные нормы; 2) явление, посредством которого познаются нормы права;
3) явление, посредством и на основе которого создаются нормы права; 4) явление, которое выступает формой выражения норм права и содержит их. Очевидно, что понятие источника права не должно иметь столько значений, его содержание должно быть более ограниченным и функциональным.
Исследование взглядов, касающихся понятия источника права, приводит к мысли, что в одних случаях оно отождествляется собственно с понятием источника (материальные источники права и т. д.), в других — с понятием формы (источник права в формальном, юридическом смысле). Между тем не следует смешивать указанные категории: источник характеризует происхождение явления, его «производящее начало», тогда как форма свидетельствует о способе организации содержания, его внешнем проявлении[8].
Для выяснения смысла слова «источник» достаточно обратиться к словарю С. И. Ожегова, где под этим понятием предлагается рассматривать то, что дает начало чему-нибудь, откуда исходит что-нибудь[9]. Таким образом, источник — явление, которое в рамках причинно-следственных отношений непосредственно порождает другие явления. В связи с этим необходимо признать источниками права все явления, способствующие возникновению нормы права.
Вместе с тем указанный выше подход не в полном объеме отражает специфику понятия «источник права», исходя из его функции в теории права. А. Нашиц отмечает, что существуют две концепции источников права: 1) генетическая, в рамках которой изучаются факторы, служащие причиной появления правовых норм; 2) гносеологическая, ориентирующаяся на вскрытие того, что помогает выявлять правовой характер правил поведения[10]. Следует согласиться с данным автором в том, что, наряду с социальными источниками права (реальные источники, источники конструирования права, «данность» права, социологический субстрат нормы и т. д.), существуют также формальные источники права[11].
Источник права — понятие, которое должно определяться, прежде всего, с учетом реализуемых им функций. В рамках функционального подхода мы предлагаем таковыми считать установление круга явлений, содержащих нормы права, а также иных явлений, влияющих на формирование и реализацию указанных норм, определяющих их сущность. Следовательно, под источниками права необходимо понимать: 1) в широком смысле слова — факторы, которые оказывают влияние на формирование и реализацию норм права; 2) в узком смысле слова — явления, в которых содержатся нормы права.
В качестве источника права вряд ли может рассматриваться явление, которое помогает в познании норм права, содержит информацию о них. Процесс познания норм права требует овладения различной информацией, содержащейся, например, в философии, истории, психологии и т. д. Между тем подобный подход лишает нас возможности в большинстве случаев разграничить источники познания именно права и качественно иных явлений. Придание подобного смысла понятию источника права означало бы необоснованное расширение предмета, которым занимается юридическая наука, за счет других наук.
Тезис о том, что государство является политическим источником права, вызывает у нас сомнение[12]. Норма права может быть создана и без участия государства, которое осуществляет только ее санкционирование. Кроме того, государство не является политическим источником права только на том основании, что оно издает нормы права. Издавая нормы права, государство удовлетворяет потребности, возникающие в ходе развития общественных отношений. Как известно, в общественных отношениях, помимо государства, участвуют и другие субъекты, в том числе общественные организации, партии, иные социальные группы, нации, отдельные личности. Структура общественных отношений включает в себя также предмет и социальную связь между субъектами по поводу этого предмета. Несомненно, что и другие структурные единицы общественных отношений оказывают воздействие на формирование и реализацию норм права. Поэтому в данном случае более обоснованным представляется рассматривать общественные отношения в целом как источник права.
Иные виды источников права, выделяемые учеными, могут быть объединены в понятии источника права в широком смысле слова (социальный источник права), поскольку они по-разному выполняют одну и ту же функцию — определяют круг факторов, влияющих на формирование и реализацию норм права.
В науке нет единого мнения и по вопросу о том, что представляют собой источники права в узком смысле слова. По этому поводу существуют следующие основные точки зрения, согласно которым источник права — это:
1) определенная форма (внешняя форма выражения и закрепления нормы права[13], форма выражения воли (государства, трудящихся, господствующего класса и т. п.), придающая правилам значение норм права[14]);
2) способ признания нормы права в качестве таковой[15];
3) нормотворческая деятельность[16];
4) содержание соответствующих представлений, представляемые факты, независимо от их действительного бытия, которые способны возбудить в психике позитивно-правовую реакцию, вызвать позитивное право[17];
5) единственный «резервуар», в котором пребывают юридические нормы[18].
Высказаны также точки зрения, которые в известной степени учитывают несколько подходов, указанных выше. Так, Н. М. Коркунов под источником права понимал формы объективирования юридических норм, служащие признаками их обязательности в данном обществе и в данное время; при этом общим источником права, по его мнению, все же является субъективный разум[19].
Источник права как понятие предполагает единство его формального и содержательного аспектов. В связи с этим важно наличие у источника права не только определенной формы, но и соответствующего содержания, т. е. собственно нормы права. Именно наличие общеобязательного правила поведения делает возможным рассмотрение содержащего его явления в контексте источников права в узком смысле слова[20].
Определение перечня источников права через строго заданную форму возможно далеко не всегда. Поэтому вызывает сомнение тезис о том, что норма обретает силу юридической нормы через внешнюю форму[21]. Указанная сила присуща норме права по иным причинам. Норма права является таковой не ввиду соответствия точно установленной форме ее выражения, а в силу реализации ею своей специфической функции — регулирования общественных отношений. Поэтому главным признаком, например, нормативного правового акта как источника права выступает именно его правотворческий характер, который проявляется в установлении норм права[22]. В связи с этим основанием включения в состав законодательства отдельных актов служит не только форма, но и содержание соответствующих актов[23].
В результате проведенного нами анкетирования[24] было установлено, что большинство опрошенных считают главным признаком источника права не соответствие его какой-либо определенной форме, а фактическое применение данного источника на практике при регулировании общественных отношений, обеспеченное государственным принуждением, т. е. наличие в данном источнике собственно норм права (62,5 % опрошенных — работники государственной власти Омской области; 75,0 % — судьи; 60,0 % — научные работники).
Анализ формального и содержательного аспектов в понятии источника права может осуществляться с использованием диалектического метода. Содержание является определяющей стороной целого, представляет единство всех составных элементов объекта, его свойств, внутренних процессов, связей, противоречий, тенденций. Форма есть способ существования и выражения содержания. Анализируя борьбу содержания и формы, классики марксизма, с которыми в данном случае следует согласиться, подчеркивали, что противоречия между формой и содержанием могут привести к полному отказу от старой формы, которая перестала соответствовать новому содержанию; при этом новое содержание «может и должно проявить себя в любой форме, и новой и старой, может и должно переродить, победить, подчинить себе все формы, не только новые, но и старые….»[25]. Поэтому логично, что форма проявления права часто не совпадает с ритмом его изменений, опережает либо отстает от него[26]. Это актуально для заранее установленных форм выражения правовых норм.
Вывод о том, что определенное явление необходимо рассматривать в качестве источника права, можно делать только после установления в его содержании норм права. Следует согласиться с мнением В. П. Коняхина, о том, что «значение той или иной нормы зависит главным образом от содержания и только во вторую очередь от формы ее внешнего выражения»[27]. В противном случае, не исследуя критически содержание, мы можем получить искаженное представление о явлении и будем не в состоянии познать его истинную природу[28].
Преобладающее значение формы права позволило бы немотивированно относить к его источникам те явления, которые не содержат норм права. Поэтому более обоснованно, на наш взгляд, осуществлять анализ, прежде всего, содержательного аспекта соответствующего явления, который должен рассматриваться как определяющий. Примером определяющей роли содержания по отношению к форме в уголовном праве служат постановления Государственной Думы Федерального Собрания РФ об объявлении амнистии. Указанные акты формально не предусмотрены как возможные источники уголовно-правовых норм, и все же они являются таковыми. И данный пример не единичен. В праве нередко возникают ситуации, в которых источниками права признаются явления, не отвечающие определенным формальным признакам[29]. В § 1 главы 2 настоящего исследования мы более подробно рассмотрим возможность отнесения постановлений Государственной Думы Федерального Собрания РФ об объявлении амнистии и иных нормативных правовых актов к числу источников уголовного права, которые формально, в соответствии с УК РФ, не могут быть признаны таковыми.
На основании вышеизложенного можно сделать следующий вывод: нельзя посредством заранее установленных требований к форме права устранить потребность общества в иных источниках права. Если существует такая потребность, значит, нужно ее учитывать и по возможности удовлетворять. Показательный пример — постановления Пленума Верховного Суда РФ. Невключение указанных актов в число источников уголовного права не вполне обосновывается потребностями общества, социальной (общественной) практики, в том числе правоприменительной, и может рассматриваться как отрыв теории от практики[30].
Потребность в источниках права можно ограничивать лишь в известных пределах, с учетом наличия реальной возможности обеспечить соблюдение данного ограничения. Следует иметь в виду, что ограничение перечня источников права путем формального его закрепления не всегда может быть реализовано на практике. Так, на момент существования Основ уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик 1958 г. фактически нормативные правовые акты по вопросам уголовного права принимали Президиум Верховного Совета СССР и президиумы Верховных Советов союзных республик «в виде указов, издаваемых в период между сессиями Верховных Советов с обязательным последующим их утверждением на очередных сессиях Верховных Советов»[31]. При этом сами Основы не предусматривали принятия таких актов в рамках уголовного законодательства, состоящего из союзных и республиканских законов.
Роль формы в понятии источника права во многом связана с реализацией политики государства в сфере нормотворчества. Определяя заранее конкретные формы выражения норм права, государство стремится упорядочить правовое регулирование, но не может при этом исключить возможности появления иных источников указанных норм. Следует согласиться с мнением А. В. Мадьяровой, согласно которому «фактор соблюдения формы правоустановления должен влиять на оценку не сущности деятельности, а ее правомерности»[32].
Источник права может признаваться в качестве такового не формально, т. е. путем прямого указания на конкретную форму его выражения, как это сделано, например, в ст. 1 УК РФ, а фактически, исходя из практики государственных органов, издающих или применяющих соответствующие нормы права. Примеры тому есть в истории. Так, в свое время в римском праве появилось преторское право в силу принадлежащей претору власти с учетом того, что указанное право не было санкционировано, а правотворческие функции претора вовсе формально отрицались[33].
В связи с этим уместно рассматривать такой феномен, как фактические источники права, признаваемые в практике государственных органов. К подобным источникам, в том числе в уголовном праве, ранее предлагалось относить судебный прецедент, руководящие разъяснения Пленума Верховного Суда СССР, решения по конкретным делам вышестоящих инстанций[34]. Не все указанные явления могут претендовать на данный статус. Все же вполне обоснованно сегодня рассматривается вопрос о признании в качестве источников права постановлений Пленума Верховного Суда, которые «de facto выполняют функцию источника права, являясь самостоятельными нормоустанавливающими правовыми актами»[35]. В данном случае фактическое признание в качестве источника права имеет такое же значение, как и формальное его санкционирование.
В науке существуют и другие позиции, по которым источниками права предлагается считать явления, официально не признанные таковыми, но используемые на практике (правосознание, принципы права, программное право, право юридической экспертизы)[36]. Так называемое фактическое правотворчество встречает подчас обоснованную критику, поскольку не поддерживается государством[37].
Феномен фактических источников права объясняется такими объективными свойствами нормы права, как ее социальность, коллективность и обязательность. Раскрывая эти понятия, Л. О. Мурашко отмечает, что норма социальна, поскольку ее соблюдение обеспечивается обществом, заинтересованным в обязательности предъявляемого требования, основой которого выступает природная или социальная необходимость. По мнению данного автора, коллективизм в норме выражается через коллективные представления о должном, коллективная деятельность обусловливает обязательность норм для соответствующего коллектива[38]. Не случайно в словаре русского языка норма определяется как обычный, общепринятый, обязательный порядок, состояние чего-либо[39].
Таким образом, признание, например, такого источника права, как постановления Пленума Верховного Суда, при достаточном наличии прочих аргументов необходимо связывать с коллективным представлением судей о правильных подходах к разрешению юридических дел, которое обязывает всех судей следовать установленной судейским корпусом практике. Подобные выводы вполне обоснованны с точки зрения как социологии, так и теории права[40].
Наличие фактических источников права тесно связано с психологией человека, поскольку особенностью его поведения является ориентация в рамках данного поведения в основном на свои потребности, в том числе и при рассмотрении вопроса о признании неких явлений источниками права[41].
На основании вышеизложенного можно разделить источники права по способу их признания государством на следующие виды: 1) формальные, заранее определяемые в качестве таковых государством, де-юре признаваемые им, соответствующие некоей заранее установленной, требуемой форме; 2) фактические, де-факто признаваемые государством, используемые в практике государственных органов.
Практика государственных органов способна существенно повлиять на правовой статус соответствующих явлений. М. С. Гринберг пишет: «Закон сам по себе не стоит ничего, ибо не может самореализоваться вне действий властных структур, применяющих его, а тем более в условиях их противодействия, часто выливающегося в сужение пределов уголовного и иного закона»[42]. А. Ф. Шебанов справедливо полагает, что нормы права являются таковыми не потому, что они стали результатом правотворческой деятельности, а потому, что государство обеспечило их выполнение своей принудительной силой[43].
В связи с этим источниками права следует признавать все то, что фактически содержит нормы права. Если государство формально не признает явление в качестве источника права, но фактически обеспечивает реализацию содержащихся в нем норм, данное явление все же следует рассматривать как источник права. Этот вывод вполне может быть применим и в рамках конкретной отрасли права, в том числе в уголовном праве. Так, соответствующее явление, например Конституция РФ, формально не признается в качестве источника норм уголовного права, но наличие в ней указанных норм позволяет относить данный правовой акт к числу фактических источников уголовного права.
Возможность существования фактических источников права напрямую вытекает из понятия нормы права. В науке нормой права признается правило поведения, установленное или признанное государством, обеспеченное возможностью государственного принуждения, регулирующее общественные отношения[44]. При этом не оговаривается, в какой форме государство может признавать норму права. Поэтому не следует формой права ограничивать его содержание, что было бы искусственным и неоправданным. А. Ф. Шебанов по этому поводу пишет: «Существенная связь между внешней формой и содержанием права заключается также в определяющей роли содержания. Именно содержание обусловливает в первую очередь социальную эффективность воздействия права на общественное развитие»[45]. Указанный автор обоснованно отмечает, что «форма права сама по себе еще не создает его общеобязательности», которая создается именно государством[46].
Доказательством отнесения определенного явления к источникам норм права служит в основном судебная практика, поскольку суд — единственный орган государственной власти, который в спорных ситуациях уполномочен определить природу соответствующего явления. Что обязательно для суда, то обязательно, по сути, для всех. Не случайно Б. А. Кистяковский заметил: «Суд есть то учреждение, в котором, прежде всего, констатируется и устанавливается право»[47]. Нормой права становится все то, что берет под свою защиту государство, в том числе суд[48].
Форма права не может предопределить вопрос об отнесении явления к числу источников права. Облеченное в требуемую форму положение зачастую оказывается ненормативным, поскольку не в состоянии реализовывать регулятивную функцию, присущую норме права. Этот факт исключает возможность отнесения подобных положений к социальным, в том числе правовым, нормам[49].
Таким образом, следует признать, что источниками права в формальном (юридическом) смысле выступают только те явления, которые включают в себя нормы права.
Далее мы переходим к рассмотрению социальных источников права, которым уделяется не так много внимания в общей теории права[50]. Указанная разновидность источников имеет большое значение, в том числе применительно к уголовному праву[51]. Следует констатировать отсутствие единства мнений по вопросу об определении понятия социального источника права.
Одни авторы отождествляют указанные источники с субъективными представлениями [52].
Другие ученые полагают, что социальными источниками права являются общественные отношения[53]. Указанная позиция, как нам представляется, вытекает и из конституционных положений. В соответствии с ч. 1, 2 ст. 3 Конституции РФ носителем суверенитета и единственным источником власти в Российской Федерации является ее многонациональный народ, который осуществляет свою власть непосредственно, а также через органы государственной власти и органы местного самоуправления. В социологическом аспекте понятию «народ» тождественно понятие «общество». Поскольку норма права санкционируется или устанавливается государственной властью, следует рассматривать ее как проистекающую из общественных отношений.
Третья группа авторов под социальными источниками права понимает условия жизни общества как социальные факты, определяющие появление и действие права[54].
Наконец, четвертая точка зрения заключается в том, что к указанным источникам следует относить факторы, влияющие на право-образование. Так, А. Нашиц предлагает понимать под социальным источником права совокупность факторов, которые, будучи внешними по отношению к праворегулирующей деятельности и предваряющими ее, ориентируют эту деятельность, ограничивают действия законодателя определенными рамками, придают этой деятельности научный характер, обусловливают и детерминируют основные элементы будущих правовых норм[55]. А. Нашиц выделяет следующие правообразующие факторы, именуя их социальными источниками позитивного права: 1) естественную среду, в которой протекает бытие человека; 2) социально-экономическую, политическую и идеологическую среду; 3) человеческий фактор[56]. Сходной позиции придерживаются и другие ученые[57].
На наш взгляд, есть основания для отождествления выделенных учеными условий жизни общества и факторов, влияющих на право-образование.
Общественные отношения выражают только динамическую сторону процесса правообразования, тогда как существуют и иные явления, влияющие на него. Безусловно, объекты, находящиеся вне рамок общественных отношений, также оказывают влияние на формирование норм права.
Признание социальными источниками права только субъективных представлений существенно ограничило бы нас в исследовании понятия «источник права», поскольку субъекты правотворчества подвергаются воздействию как субъективных, так и объективных факторов. Вместе с тем мы не можем согласиться в полной мере и с авторами, которые рассматривают в качестве социальных источников права только явления материального мира[58]. Социальные источники права включают не только явления материального мира, но и психические процессы, происходящие в человеческом сознании, иные субъективные факторы, влияющие на правотворческий процесс и играющие определенную роль в процессе реализации права. Значение этих процессов уже давно признано в правовой науке[59]. Л. И. Петражицкий, О. Холмс, представители американской школы правового реализма совершенно справедливо обращали внимание на роль подсознания и других субъективных составляющих в процессе формирования и реализации норм права[60].
И действительно, обратившись к психологии и общей теории права, мы констатируем, что право как явление, формируемое в результате деятельности человека, подвергается воздействию всех тех факторов, которые влияют на поведение человека[61]. В связи с этим не вызывает сомнения тезис о том, что юридические нормы являются субъективными по своему содержанию, зависят от таких факторов, как наклонности, теоретические взгляды, религиозные убеждения, нравы, опыт и т. п.[62] Не следует недооценивать субъективные элементы, напрямую влияющие на формирование и реализацию правовых норм, в том числе во многом определяющие содержание оценочных понятий в уголовном праве, на что уже обращалось внимание в науке[63].
Значение социальных источников права проявляется в применении отдельных способов толкования норм права. Так, при использовании исторического способа толкования устанавливается смысл норм права, исходя из условий их возникновения. Такой способ предполагает установление социально-политического смысла нормы, выяснение социально-политической обстановки, сложившейся на момент ее толкования[64]. Это позволяет говорить о том, что соответствующие социально-политические факторы первоначально выступили в качестве социальных источников права.
Таким образом, социальные источники права — это факторы, влияющие на возникновение правовых норм, определяющие их содержание как в момент создания (правотворчества), так и в момент реализации указанных норм. Социальные источники права оказывают влияние на субъектов, участвующих в процессе создания и реализации норм права, формируя у них перспективно либо ретроспективно представление о норме права, ее содержании. Указанная взаимосвязь непременно должна учитываться при анализе содержания норм права.
Норма права — это стандарт социально одобряемого поведения, который первоначально формируется, как правило, в рамках норм иных социальных регуляторов и, прежде всего, в различных источниках религиозных и моральных норм. Изменение этих «материнских» социальных норм, социальных источников права, влечет изменение и содержания «дочерних» правовых норм. Указанная взаимосвязь имеет большое значение для правового регулирования. Так, ученые отмечают, что в отдельных случаях суды приспосабливают закон к изменившимся обстоятельствам, не предусмотренным законодателем[65]. Но нередко изменившиеся социальные источники права делают невозможной реализацию отдельных норм права.
А. В. Малько по этому поводу пишет: «Социальные интересы не только вызывают к жизни нормы права, но и “опровергают” некоторые из них»[66].
Как известно, право имеет общее с другими социальными регуляторами родовое начало. Следовательно, источник права должен также иметь определенное социальное содержание, что предопределено его генетическими особенностями, ведь зачастую правовым предписаниям предшествуют уже сложившиеся в жизни иные социальные нормы[67]. Подобное суждение актуально и для уголовного права[68]. Можно привести немало примеров, которые касаются закрепления в уголовном праве запретов, являвшихся ранее религиозными, моральными (например, запрет на кражу, дачу ложных свидетельских показаний, оскорбление, клевету и т. д.). Это объективно сложившаяся практика регулирования общественных отношений. С. С. Алексеев отмечает, что в процессе «расщепления» мононорм запреты воплощаются в нормах морали, морально-религиозных нормах, оттуда они воздействуют на общественную жизнь и таким образом «воспринимаются правом». В связи с этим, по его мнению, при формировании и развитии права «ближайшим источником юридического регулирования» выступают мораль и религия[69].
Право как явление культуры не может рассматриваться в отрыве от своих культурных основ. А. В. Бутаков обоснованно отмечает, что культурологический метод играет универсальную роль в системе методов социального нормирования, служит первоосновой существования и развития других аналогичных методов, обеспечивает социальный контроль над всем нормотворчеством. В случае, «когда… норма права по определенным параметрам не соответствует требованиям уже существующих культурных универсалий, метод превращается в некий “фильтр” на пути проникновения такой нормы в социальное пространство». При этом культурное пространство рассматривается им как основание для функционирования и репродукции каждого из видов человеческой деятельности, а значит, и соответствующего пространства, выступает как маточное пространство, нормы которого являются «тем воском, посредством которого создаются нормы различных видов человеческой деятельности»[70]. Таким образом, все виды человеческой деятельности, в том числе правотворчество, можно рассматривать как виды культурной деятельности человека. Сходные суждения высказывают и другие авторы[71].
Явления, содержащие социальные нормы, рассматриваются как источники права также вследствие институциональных начал в социально-нормативном регулировании. Поскольку правовые нормы выступают разновидностью норм вообще, им присущи общие для всех норм свойства[72]. Необходимость институциональной трактовки права как социального нормативного регулятора уже обосновывалась в научной литературе[73]. Если исходить из того, что право есть только вид социальных регуляторов, наряду с моралью, религией, политикой, иными социальными регуляторами, то необходимо констатировать, что право нельзя рассматривать в отрыве от данных регуляторов, поскольку они именно в своей системе совместно, а не по отдельности, реализуют свои функции. В данном случае право представляется как видовое понятие, а родовым является именно социальная нормативная система (существуют также понятия «система нормативного регулирования», «система нормативной культуры», «нормативная система культуры» и т. п.)[74]. В указанной системе правовые нормы активно взаимодействуют с иными социальными нормами[75]. В результате такого взаимодействия правовые и иные социальные нормы становятся тесно взаимосвязанными между собой, в том числе и по содержанию.
Содержание нормы права определяется не только правом, но и иными явлениями. Это вытекает из природы нормы права как разновидности норм вообще, имеющих стандартное (шаблонное) содержание[76]. В норме права как определенном шаблоне невозможно предусмотреть все заблаговременно[77]. Процесс правотворчества, который в основном осуществляется посредством восхождения от конкретного к абстрактному, не в состоянии охватить всего многообразия общественных отношений, поэтому затрагивает лишь наиболее существенные их черты[78]. Норма права в силу своей природы не может содержать абсолютно все признаки социально полезного поведения. Поэтому при применении правовая норма вступает во взаимодействие с иными социальными нормами, включающимися в таком случае опосредованно в правовое регулирование. Такая практика существовала еще на заре цивилизации, когда с появлением права «источник права… играл роль своего рода моста, соединяющего традиционные нормы с потребностями развития общества»[79]. Подобный подход пока еще применяется законодателем, например, при регулировании уголовно-правовых отношений посредством использования оценочных понятий в уголовном законодательстве, отсылающих часто к нормам иных социальных регуляторов, определяющим их содержание (например, понятия «особая жестокость» в п. «д» ч. 2 ст. 105 УК РФ, «аморальное поведение потерпевшего» в ч. 1 ст. 107 УК РФ и т. д.).
В рамках взаимодействия между правом и иными социальными регуляторами праву не всегда принадлежит ведущая роль. Неправовые социальные нормы имеют также большое значение. Далеко не везде право в системе социального регулирования занимает ведущую позицию. Например, в странах Дальнего Востока (Китай, Япония и др.) право вовсе играет незначительную роль, дополняя мораль и философскую доктрину[80].
В науке существуют различные точки зрения на проблему классификации указанных социальных регуляторов[81]. В основном выделяются следующие виды социальных норм: 1) правовые; 2) моральные (нравственные); 3) обычаи; 4) нормы общественных организаций, корпоративные нормы; 5) религиозные нормы; 6) политические нормы[82]. Названные социальные нормы оказывают большое влияние на формирование и реализацию правовых норм.
Прежде всего нормы права всегда были и остаются тесно связанными с религиозными нормами[83]. Религиозные тексты стали, по сути, одними из первых письменных источников права[84]. Значение религиозных норм сейчас особенно заметно в религиозных правовых системах, в которых источниками права являются в основном религиозные источники[85]. Но велика роль указанных норм и в континентальной правовой семье, к которой принадлежит Россия. Право, в том числе уголовное, тесно связано с нормами христианской религии, а также ислама[86]. Нормы права «находят в религии нравственные опоры»[87]. Именно такие «опоры» и должны рассматриваться как разновидность социальных источников права, которые, безусловно, оказывают на него различное влияние[88]. Нередко религиозные нормы используются при создании правовых, в том числе уголовно-правовых, норм. Так, общеизвестно, что основные религии мира содержат запрет на совершение таких деяний, как убийство, кража, клевета, которые одновременно запрещены и в уголовном праве (например, ст. 105, 129, 158 УК РФ).
Моральные нормы также находятся в тесной взаимосвязи с правовыми нормами. Так, в книге первой Дигест Юстиниана записано изречение римского юриста Ульпиана: «Юриспруденция есть познание божественных и человеческих дел, наука о справедливом и несправедливом»[89]. Большое значение морали в социальном регулировании и ее тесная связь с правом являются общепризнанными. Ученые справедливо отмечают, что право во многом обосновано именно моралью, данные социальные регуляторы имеют общие существенные признаки, определяемые единой сферой общественных отношений, единое функциональное назначение как регуляторы общественных отношений, единые структурные элементы, единую категорию справедливости и т. д.[90]
Право закрепляет, охраняет, защищает от нарушений моральные нормы, которые признаются и разделяются всем обществом или большей его частью[91]. В результате правовые нормы становятся взаимоувязанными с охраняемыми моральными нормами. В связи с этим определенную часть норм права можно понимать и применять лишь с учетом соответствующих моральных норм (например, понятия действий, порочащих честь и достоинство человека, явного неуважения к общественному порядку), изменение моральных норм влечет изменение содержания норм права[92].
Следует сказать, что моральные нормы имеют особое значение в контексте отечественной правовой системы, поскольку «нормы права и нормы нравственности в сознании русского народа недостаточно дифференцированы и живут в слитном состоянии»[93].
Как известно, морали присуще изменяющееся содержание[94]. Это позволяет говорить об определенной изменчивости и содержания нормы права, которое меняется под воздействием изменения содержания связанных с нею соответствующих моральных норм. Подобное изменение норм морали может повлиять на само существование правовых норм, которые могут устареть в случае их несоответствия новым представлениям о нравственности[95].
Таким образом, социальные источники права тесно взаимосвязаны с нормами права, определяют их содержание в процессе создания и реализации.
На основании вышеизложенного можно сделать следующие выводы. Под источниками права необходимо понимать: 1) в широком смысле слова — факторы, которые оказывают влияние на формирование и реализацию норм права (социальные источники права); 2) в узком смысле слова — явления, в которых содержатся нормы права.
Предложенная классификация источников права вполне может быть использована в уголовном праве, а потому далее требуется рассмотреть вопрос об источниках норм уголовного права.
§ 2. Источники норм уголовного права
Прежде чем перейти к исследованию вопроса об источниках современного уголовного права России, представляется необходимым кратко остановиться на основных этапах исторического пути развития системы источников отечественного уголовного права.
Первоначально уголовно-правовые отношения на Руси регулировались обычными нормами. Обычай долгое время являлся ведущим источником уголовного права. К моменту образования Киевской Руси в древнерусском обществе господствовало обычное уголовное право, которое выражалось в судебных решениях, обрядах, обычаях, пословицах и поговорках[96].
С развитием русского государства в число источников уголовного права вошли различные нормативные акты (прежде всего, княжеские акты), а также судебные решения. Указанные источники права нашли свое отражение в таком историческом памятнике, как «Русская правда»[97]. Материалом для создания «Русской правды» также выступили обычаи и византийское право[98]. Наиболее ранними письменными памятниками русского права являются договоры Руси с Византией (911, 944, 971 гг.), которые содержали нормы уголовного права [99].
В Средние века основными источниками русского уголовного права становятся нормативные правовые акты, в том числе княжеское законодательство, акты Боярской думы, Земских соборов, распоряжения приказов, акты церковного права. Церковное уголовное право берет начало в X в. и находит свое выражение в церковных княжеских уставах, законодательных актах греческого церковного права[100], позднее его источниками выступали «Кормчая книга», «Правосудье митрополичье», «Стоглав» и др.[101]
В этот исторический период появляются также такие памятники русского уголовного права, как Псковская и Новгородская судные грамоты, Судебник 1497 г., Судебник 1550 г., Соборное уложение 1649 г.[102] Налицо преобладание нормативных правовых актов в системе источников уголовного права, которые все же остаются тесно связанными с судебной практикой, выступавшей одним из основных источников уголовного права вплоть до Уложения 1649 г.[103]
В XVII в. впервые в России появились военно-уголовные законы [104]. Это время в системе источников уголовного права ознаменовалось также уменьшением роли обычая, значение которого, по мнению Н. Д. Сергиевского, в России сохранялось до конца XVII в. Тем не менее Уголовное уложение 1903 г. все еще признавало обычай источником уголовного права в отношении инородцев[105]. В. В. Кулыгин считает, что обычай вытесняется из числа источников уголовного права, начиная с реформ Петра I, когда «усиливается значение внедряемых сверху законодательных актов, скопированных с западноевропейских образцов»[106].
В XVIII в. нормативный акт выходит на ведущие позиции в системе источников уголовного права[107]. В это время принимается Артикул воинский 1715 г.[108], который рассматривается как первый отечественный военно-уголовный кодекс.
Основными источниками русского уголовного права в XIX в. являлись Свод законов Российской империи 1833 г. (том XV), Уложение о наказаниях уголовных и исправительных 1845 г.[109]
Отмеченная тенденция возрастания роли закона в системе источников уголовного права не привела к исчезновению иных элементов данной системы. Так, в середине XIX в. В. Спасович выделял, наряду с Уложением о наказаниях, такие источники уголовного права, как уголовные законы военно-сухопутного и морского ведомств, церковные законы, а также обычное право инородцев[110]. Кроме того, существует мнение, что в тот период в России источником уголовного права признавался судебный прецедент[111].
В конце XIX — начале XX в. в русском уголовном праве начинает все больше утверждаться принцип «nullum crimen nulla poena sine lege»[112]. В 1903 г. принимается Уголовное уложение, которое было основным, но также не единственным источником русского уголовного права. Например, Н. Д. Сергиевский в качестве источников уголовного права в этот период предлагал рассматривать: 1) уголовное законодательство (Уложение о наказаниях уголовных и исправительных 1845 г., Уголовное уложение 1903 г., Устав о наказаниях, налагаемых мировыми судьями, 1864 г., воинские уставы о наказаниях, карательные церковные законы, применяемые церковно-судебной властью, и т. д.); 2) обычай, т. е. юридическое правило, возникшее помимо законодательства и получившее, в силу вековой давности, значение обязательной нормы [113]. При этом Н. Д. Сергиевский различал два вида обычая как источника уголовного права: 1) народный обычай в тесном смысле, т. е. правило, вырабатываемое и устанавливаемое народом помимо писаного права; 2) судебный обычай, вырабатываемый судебными учреждениями, который является разъяснением закона и его пополнением в том объеме, в каком это допускается самим законом[114].
Н. С. Таганцев, в отличие от Н. Д. Сергиевского, не склонен рассматривать судебную практику как источник уголовного права, но при этом и не абсолютизирует значения Уголовного уложения 1903 г., указывая наряду с ним такие источники уголовного права, как обычай, Уложение о наказаниях 1845 г., законы, устанавливающие уголовную ответственность за отдельные преступления, военно-уголовные законы[115].
В 1917–1919 гг. в России источниками уголовного права выступали постановления Временного правительства, обращения к населению советского правительства, постановления съезда Советов, декреты, наказы местных Советов рабочих, крестьянских и солдатских депутатов, инструкции Наркомюста, судебная практика[116]. Не утрачивает в этот период своего значения и судебный прецедент. В 20-х годах XX в. в России ученые считали его ведущей формой правотворчества[117]. Признание возможности применения социалистического правосознания после революции 1917 г., наряду с институтом аналогии в соответствии со ст. 10 УК РСФСР 1922 г., некоторые авторы рассматривают как санкционирование возможности применения судебного прецедента[118].
Затем советская нормотворческая практика полностью переориентировалась на нормативный правовой акт, который станл ведущим источником уголовного права. Первым систематизированным советским уголовным законом стали принятые Наркомюстом РСФСР Руководящие начала по уголовному праву РСФСР 1919 г., которые были попыткой обобщения практики судов и трибуналов. Далее последовали УК РСФСР 1922 г.[119], отдельные уголовные законы, в том числе: Основные начала уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик 1924 г., Положение о воинских преступлениях 1924 г.[120]
Конец ознакомительного фрагмента.
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Источники уголовного права Российской Федерации предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других
2
См.: Гранат Н.Л. Источники права // Юрист. — 1998. — № 9. — С. 6; Сергеевич В.И. Лекции и исследования по древней истории русского права. — М.: Зерцало, 2004. — С. 1; Таганцев Н.С. Русское уголовное право. Часть Общая. — Тула: Автограф, 2001. — Т. I. — С. 119, 129; Шаргородский М.Д. Уголовный закон // Избранные работы по уголовному праву. — СПб.: Юридический центр Пресс, 2003. — С. 120; Юридический энциклопедический словарь. — М., 1984. — С. 133.
3
См.: Калинин А.Ю., Комаров С.А. Форма (источник) права как категория в теории государства и права // Правоведение. — 2000. — № 6. — С. 3.
4
См.: Тарановский Ф.В. Энциклопедия права. — СПб.: Лань, 2001. — С. 172; Теория права и государства: Учебник для вузов / Под ред. Г. Н. Манова. — М.: БЕК, 1995. — С. 143; Муромцев Г.И. Источники права (теоретические аспекты проблемы) // Правоведение. — 1992. — № 2. — С. 24–25.
5
См.: Проблемы общей теории права и государства / Под ред. В. С. Нерсесянца. — М.: Норма, 2001. — С. 265; Общая теория права и государства / Под ред. В. В. Лазарева. — М.: Юристъ, 2000. — С. 172; Гурова Т.В. Актуальные проблемы теории источников права: Дис… канд. юрид. наук. — Самара, 2000. — С. 8, 105; Уголовный закон. Преступление. Уголовная ответственность / Отв. ред. И. Я. Козаченко. — Екатеринбург, 1991. — С. 56; Наумов А.В. Источники уголовного права // Уголовное право: новые идеи. — М., 1994. — С. 4.
6
См.: Калинин А.Ю., Комаров С.А. Указ. соч. — С. 5; Улетова Г.Д. Источники исполнительного права Российской Федерации // Законодательство. — 2003. — № 5. — С. 70.
13
См.: Проблемы общей теории права и государства / Под ред. B. С. Нерсесянца. — С. 265; Бошно С.В. Соотношение понятий «источник» и «форма права» // Юрист. — 2001. — № 10. — С. 16–17; Зивс С.Л. Источники права. — М.: Наука, 1981. — С. 9; Кутафин О.Е. Предмет конституционного права. — М.: Юристъ, 2001. — С. 163; Лукашук И.И., Наумов А.В. Международное уголовное право. — М.: Спарк, 1999. — С. 14.
14
См.: Кутафин О.Е. Указ. соч. — С. 163; Бошно С.В. Указ. соч. — 17, 20; Васильев А.М. Правовые категории. Методологические аспекты разработки системы категорий теории права. — М.: Юрид. лит., 1976. — С. 167–169; Шляпочников А.С. Толкование советского уголовного закона. — М.: Юрид. лит., 1960. —
C. 11; Курс советского уголовного права. — М.: Наука, 1970. — Т. 1. — С. 155; Ковалев М.И. Об источниках уголовного права // Правоведение. — 1975. — № 5. — С. 130. — Необходимо обратить внимание на подход А. Ф. Шебанова, который считает, что существует форма права, т. е. принятые в данном обществе формы выражения нормативной государственной воли правящего класса либо всего народа. В данном случае происходит отождествление понятий «форма права» и «источник права». В науке давно идет дискуссия о соотношении источника и формы права. Вместе с тем указанная проблема не является предметом нашего исследования, и мы будем исходить из определенного тождества указанных понятий (см. об этом: Шебанов А.Ф. Форма советского права. — М.: Юрид. лит., 1968. — С. 24, 42; Бошно С.В. Указ. соч. — С. 15–22).
16
См.: Бошно С.В. Указ. соч. — С. 21; Кибальник А.Г. Современное международное уголовное право. — СПб.: Юридический центр Пресс, 2003. — С. 42.
17
См.: Петражицкий Л.И. Теория права и государства в связи с теорией нравственности. — СПб., 2000. — С. 413–414.
18
См.: Алексеев С.С. Общая теория права: В 2 т. — М.: Юрид. лит., 1981. — Т. I. — С. 315; Гранат Н.Л. Указ. соч. — С. 6.
19
См.: Коркунов Н.М. Лекции по общей теории права. — СПб.: Юридический центр Пресс, 2003. — С. 343–345.
20
См., напр.: Петражицкий Л.И. Указ. соч. — С. 426; Бошно С.В. Указ. соч. — С. 17; Кибальник А.Г. Указ. соч. — С. 43.
22
См.: Гусев Д.В. Законодательство Российской Федерации: понятие и система в условиях постсоветского развития российской государственности: Автореф. дис… канд. юрид. наук. — Омск, 2003. — С. 9.
24
В процессе исследования нами были опрошены по специально разработанной анкете 120 человек, по 40 человек из следующих трех категорий: работники органов законодательной и исполнительной власти Омской области, участвующие в подготовке проектов нормативных правовых актов; судьи, работающие в системе федеральных судов общей юрисдикции; научные работники, занимающиеся проблемами теории права.
25
Философский энциклопедический словарь. — 2-е изд. — М.: Советская энциклопедия, 1989. — С. 595–596.
27
Коняхин В.П. Источники уголовно-правовых норм Общей части // Правоведение. — 1988. — № 1. — С. 40.
28
См. об этом, напр.: Разумович Н.Н. Источники и форма права // Сов. гос-во и право. — 1988. — № 3. — С. 24–25.
29
Так, ученые указывают на наличие правовых актов, формально не могущих содержать норм права, но фактически являющихся нормативными и включающихся в состав законодательства (см. об этом, напр.: Гусев Д.В. Указ. соч. — С. 81–82).
30
См.: Мадьярова А.В. Разъяснения Верховного Суда Российской Федерации в механизме уголовно-правового регулирования. — СПб.: Юридический центр Пресс, 2002. — С. 14.
32
В приведенном данным автором примере Верховный Суд РФ рассмотрел правовой акт «как нормативный правовой акт, в полном смысле слова только исходя из его содержания, невзирая на формальную сторону вопроса», невзирая на несоблюдение Центральным банком РФ требований к форме правового акта (см.: Мадьярова А.В. Указ. соч. — С. 51, 79). К подобным выводам судебные органы пришли и в ряде других аналогичных случаев (см., напр.: решение Верховного Суда РФ от 9 сентября 1998 года № ГКПИ 98-394 // Бюллетень Верховного Суда Российской Федерации. — 1999. — № 3. — С. 7–9; решение Верховного Суда Российской Федерации от 22 декабря 1998 года № ГКПИ 98-646 (документ опубликован не был, размещен в справочной правовой системе «Консультант-Плюс»).
34
См.: Явич Л.С. Общая теория права. — Л.: Изд-во ЛГУ, 1976. — С. 78–80; Черданцев А.Ф. Толкование советского права. — М.: Юрид. лит., 1979. — С. 145; Ковалев М.И. Советское уголовное право: Курс лекций. — Свердловск, 1974. — Вып. 2. — С. 36; Наумов А.В. Судебный прецедент как источник уголовного права // Российская юстиция. — 1994. — № 1. — С. 9; Уголовное право. Общая часть: Учебник. — М.: Спарк, 1996. — С. 62–63.
36
См.: Бошно С.В. Доктринальные и другие нетрадиционные формы права // Журнал российского права. — 2003. — № 1. — С. 83–91.
37
См., напр.: Кленова Т.В. Принципы уголовного права и принципы кодификации в уголовном праве // Гос-во и право. — 1997. — № 1. — С. 55–56.
38
См.: Мурашко Л.О. Начальные виды социальной нормативности // Журнал российского права. — 2002. — № 2. — С. 87, 91.
39
См.: Словарь русского языка: В 4 т. / Под ред. А.П. Евгеньевой. — 3-е изд., стереотип. — М.: Русский язык, 1986. — Т. 2. — С. 508.
40
В социологии отмечается, что содержание социальных норм выводится, прежде всего, из реального поведения индивидов и социальных групп. Реальность существования указанных норм — сфера повседневного поведения людей, различных видов социального взаимодействия. Таким образом, признание явления в качестве источника права, выражающееся в соответствующем поведении уполномоченных государственных органов, также следует рассматривать как санкционирование социальной нормы. Кроме того, социологами сделаны выводы о том, что существуют социальные нормы, которые по своей природе и регулятивным свойствам носят правовой характер, но в силу разных причин не санкционированы законодателем и не облечены в форму закона. Подобная ситуация, по их мнению, свойственна таким обществам, как современная Россия, переживающим переходный период, в котором законодатель не успевает за процессом нормообразования. Поэтому есть все основания согласиться с Е. А. Лукашевой в том, что нормативность общественных отношений является объективной и формируется в процессе социальной деятельности людей. Аналогичной точки зрения придерживаются В. П. Казимирчук и В. Н. Кудрявцев, которые полагают, что существуют фактические социальные нормы, объективно складывающиеся в общественной практике в результате социальной саморегуляции (см. об этом: Российская социологическая энциклопедия / Под общ. ред. Г. В. Осипова. — М.: Норма-Инфра-М, 1998. — С. 321; Рабочая книга социолога / Под общ. ред. Г. В. Осипова. — М.: Едиториал УРСС, 2003. — С. 15; Лапаева В.В. Социология права / Под ред. В. С. Нерсесянца. — М.: Норма, 2000. — С. 179; Лукашева Е.А. Право, мораль, личность. — М.: Наука, 1986. — С. 14; Казимирчук В.П., Кудрявцев В.Н. Современная социология права. — М.: Юристъ, 1995. — С. 45.
41
Например, по мнению Л. И. Петражицкого, обычное право есть право, «которое, не будучи установлено законом (или государством), фактически соблюдается». Роль государства в этом процессе в общем-то не является решающей. Автор отмечает случаи, когда составленные кем-либо, в том числе частным лицом, сборники правовых изречений приобретают нормативное значение именно в правовой жизни (см.: ПетражицкийЛ.И. Указ. соч. — С. 458).
42
Гринберг М.С. Пределы принуждения (уголовно-правовой аспект) // Гос-во и право. — 1999. — № 4. — С. 41.
44
См.: Венгеров А.Б. Теория государства и права. — М.: Новый юрист, 1998. — С. 430; Алексеев С.С. Общая теория права: В 2 т. — Т. II. — С. 31–32.
48
Л. С. Явич справедливо заметил, что источниками права могут выступать и труды ученых-юристов, а также религиозные нормы, если они подтверждены юрисдикционными органами светской власти (см.: Явич Л.С. Указ. соч. — С. 116).
49
См.: Кистяковский Б.А. Указ. соч. — С. 187; Кудрявцев В.Н. Социальные деформации (причины, механизмы и пути преодоления). — М., 1992. — С. 12–13, 48–49.
50
Указанная разновидность источников имеет несколько наименований: «материальный источник права», «социальный источник права» и т. д. Вопрос о терминологии не является принципиальным в данном случае. Поэтому далее в качестве обозначения такого вида источников мы будем пользоваться понятием социального источника права.
51
См.: Наумов А.В. Форма уголовного закона и ее социальная обусловленность // Проблемы совершенствования уголовного закона. — М., 1984. — С. 18, 27; Кулыгин В.В. Этнокультура уголовного права: Автореф. дис… д-ра юрид. наук. — Владивосток, 2003. — С. 32.
53
См., напр.: Явич Л.С. Указ. соч. — С. 78–79, 81, 112; Кудрявцев В.Н. Закон, поступок, ответственность. — М.: Наука, 1986. — С. 98; Разумович Н.Н. Указ. соч. — С. 20; Лукашева Е.А. Указ. соч. — С. 14.
57
См.: Бабосов Е.М. Прикладная социология: Учебное пособие для студентов вузов. — Минск: ТетраСистемс, 2001. — С. 197–198; Спиридонов Л.И. Теория государства и права: Учебник. — М., 1995. — С. 138, 147; Явич Л.С. Указ. соч. — С. 150, 152–153.
60
См.: История политических и правовых учений: Учебник для вузов / Под общ. ред. В. С. Нерсесянца. — М.: Норма, 2О01. — С. 397–398, б87; Графский В. Г. Всеобщая история права и государства: Учебник для вузов. — М.: Норма, 2001. — С. 16.
61
Правотворческую функцию, осуществляемую человеком, можно рассматривать под углом зрения особенностей его поведения. Источником поведения являются потребности живого существа, а поведение человека также всегда общественно обусловлено. В психологии указываются такие детерминанты поведения человека, как его собственные потребности, интересы и нужды, потребности, интересы и нужды других людей, система ценностей человека, природные (биологические) начала в человеке. См. об этом: Психологический словарь / Под ред. В. В. Давыдова, А. В. Запорожца, Б. Ф. Ломова и др. — М., 1983. — С. 260; Введение в психологию / Под общ. ред. А.В. Петровского. — М., 1996. — С. 259262; Психология личности: Хрестоматия. — Самара, 1999. — Т. 1. — С. 76; Психология личности: Хрестоматия. — Самара, 1999. — Т. 2. — С. 76, 145, 228.
63
См., напр.: Сырых В.М. Логические основания общей теории права: В 2 т. — М., 2000. — Т. 1. — С. 73, 149; Кудрявцев В.Н. Общая теория квалификации преступлений. — М.: Юристъ, 1999. — С. 118; Гаухман Л.Д. Квалификация преступлений: закон, теория, практика. — М.: ЦентрЮрИнфоР, 2001. — С. 54–55; Ковалев М.И. Советское уголовное право. — С. 21.
64
См.: Пиголкин А.С. Толкование нормативных актов в СССР. — М.: Госюриздат, 1962. — С. 86–94; Черданцев А.Ф. Указ. соч. — С. 82–85.
65
См.: Давид Р., Жоффре-Спинози К. Основные правовые системы современности. — М.: Международные отношения, 2003. — С. 88–90.
66
Малько А.В. Законные интересы советских граждан: Дис… канд. юрид. наук. — Саратов, 1985. — С. 27.
68
См., напр.: Стромилова Н.П. Развитие норм об уголовной ответственности за убийство // История гос-ва и права. — 2002. — № 6. — С. 30, 34.
70
Бутаков А.В. Нормативный структурализм и современное Российское государство: Методологическое исследование. — Омск: ОмГУ, 1996. — С. 1819, 23.
74
Там же. — С. 68. См. также: Нижечек В.И. Советское право в системе
нормативного регулирования социалистических общественных отношений. — Иркутск, 1973. — С. 123; Кравченко А.И. Культурология. — М.: Академический Проект; Трикста, 2003. — С. 93, 108; Фролов С.С. Социология: Учебник. — М.:
Гардарика, 1999. — С. 42.
75
См.: Лукашева Е.А. Указ. соч. — С. 70; Нижечек В.И. Указ. соч. — С. 98, 100; Сырых В.М. Теория государства и права. — М.: Юридический дом «Юстиц-информ», 2001. — С. 105.
76
См.: Фролов С.С. Указ. соч. — С. 42; Нижечек В.И. Указ. соч. — С. 74; Джери Д., Джерри Д. Большой толковый социологический словарь. — М.: Вече-Аст, 1999. — Т. 1. — С. 493; История политических и правовых учений: Учебник для вузов / Под общ. ред. проф. В. С. Нерсесянца. — М.: Норма, 2001. — С. 616617.
77
См.: Касьянов В.В., Нечипуренко В.Н. Указ. соч. — С. 207; Давид Р., Жоффре-Спинози К. Указ. соч. — С. 83; Ткешелиадзе Г.Т. Указ. соч. — С. 9.
78
См.: Спиридонов Л.И. Социология уголовного права. — М.: Юрид. лит., 1986. — С. 94; Черданцев А.Ф. Указ. соч. — С. 30; Першина И.В. Интерес в праве: Автореф. дис… канд. юрид. наук. — Н. Новгород, 2002. — С. 29.
79
Теория права и государства: Учебник для вузов / Под ред. Г. Н. Манова. — М.: БЕК, 1995. — С. 148.
81
См.: Тарановский Ф.В. Указ. соч. — С. 66–68; Карбонье Ж. Юридическая социология. — М.: Прогресс, 1986. — С. 155; Нижечек В.И. Указ. соч. — С. 76–77; Алексеев С.С. Общая теория права: В 2 т. — Т. I. — С. 178–179; Сырых В.М. Теория государства и права. — С. 95; Головкин Р.Б. Право в системе нормативного регулирования современного российского общества: Автореф. дис…канд. юрид. наук. — Н. Новгород, 1998. — С. 14.
82
Указанная классификация достаточно условна, поскольку в настоящем исследовании не ставилось цели определить систему социальных норм.
83
Данный процесс можно проследить на примере римского права, которое не только основывалось на религиозных нормах, но и активно их защищало (см. об этом, напр.: Жреческие коллегии в Раннем Риме: К вопросу о становлении римского сакрального и публичного права. — М.: Наука, 2001. — С. 299–308; Юлий Павел. Пять книг сентенций к сыну. Фрагменты Домиция Ульпиана. — М.: Зерцало, 1998. — С. 135–137.
85
См.: Алексеев С.С. Общая теория права: В 2 т. — Т. I. — С. 115; Давид Р., Жоффре-Спинози К. Указ. соч. — С. 308–317, 330–332.
86
См, напр.: Тер-Акопов А. Христианские начала и их развитие в российском праве // Российская юстиция. — 2001. — № 7. — С. 67; Мысловский Е. Религиозно-светские начала уголовно-правовых норм // Российская юстиция. — 1997. — № 5. — С. 7–8; Он же. Религиозно-светские начала уголовно-правовых норм // Российская юстиция. — 1997. — № 4. — С. 10–12; Мисроков З. Особенности формирования уголовно-правовой политики на Северном Кавказе // Законность. — 2002. — № 10. — С. 33–36.
90
См.: Алексеев С.С. Теория права. — С. 69–70; Лукашева Е.А. Указ. соч. —
С. 119, 128; Фролов С.С. Указ. соч. — С. 47.
94
См.: Нижечек В.И. Указ. соч. — С. 276; История политических и правовых учений: Учебник для вузов / Под общ. ред. проф. В. С. Нерсесянца. — М.: Норма, 2001. — С. 616–617.
97
См.: Титов Ю.П. Хрестоматия по истории государства и права России. — М.: Проспект, 2000. — С. 4–27.
98
См., напр.: Фельдштейн Г.С. Главные течения в истории науки уголовного права в России. — М.: Зерцало, 2003. — С. 13–14; Волков К.А. Судебный прецедент и его роль в регулировании уголовно-правовых отношений: Автореф. дис…канд. юрид. наук. — Иркутск, 2002. — С. 13; Кулыгин В.В. Указ. соч. — С. 16; Исаев И.А. История государства и права России. — М.: Юристъ, 1994. — С. 14.
99
См.: Исаев И.А. Указ. соч. — С. 13; Коняхин В.П. Теоретические основы построения Общей части российского уголовного права. — СПб.: Юридический центр Пресс, 2002. — С. 19.
100
См.: Курс советского уголовного права. (Часть Общая). — Л.: Изд-во ЛГУ, 1970. — Т. 2. — С. 527; Суворов Н.С. Учебник церковного права. — М.: Зерцало, 2004. — С. 156–179, 250–259.
104
См.: Сергиевский Н.Д. Русское уголовное право. Часть Общая: Пособие к лекциям. — Пг., 1915. — С. 27.
109
См.: Российское законодательство Х-ХХ веков. — М.: Юрид. лит., 1988. — Т. 6: Законодательство первой половины XIX века. — С. 174–309.