Тождество (философия)

Тождество — философская категория, выражающая равенство, одинаковость предмета, явления с самим собой или равенство нескольких предметов. О предметах А и В говорят, что они являются тождественными, одними и теми же, если и только если все свойства (и отношения), которые характеризуют А, характеризуют и В, и наоборот (закон Лейбница). Однако, поскольку действительность постоянно изменяется, абсолютно тождественных самим себе предметов, даже в их существенных, основных свойствах не бывает. Тождество является не абстрактным, а конкретным, то есть содержит внутренние различия, постоянно «снимающим» себя в процессе развития, зависящим от данных условий. Само отождествление отдельных предметов требует их предварительного отличия от других предметов; с другой стороны, часто приходится отождествлять различные предметы (например, с целью создания их классификаций). Это означает, что тождество неразрывно связано с различием и является относительным. Всякое тождество вещей временно, преходяще, а их развитие, изменение абсолютно. В точных науках, однако, абстрактное, то есть отвлекающееся от развития вещей, тождество в соответствии с законом Лейбница, используется потому, что в процессе познания возможны и необходимы в известных условиях идеализация и упрощение действительности. С подобными ограничениями формулируется и логический закон тождества.

Тождество следует отличать от сходства, подобия и единства.

Сходными мы называем предметы, обладающие одним или несколькими общими свойствами; чем больше у предметов общих свойств, тем ближе их сходство подходит к тождеству. Два предмета считаются тождественными, если их качества совершенно сходны.

Однако, следует помнить, что в мире предметном (материальном) тождества быть не может, так как два предмета, сколь бы ни были они сходны по качествам, всё же отличаются числом и занимаемым ими пространством; только там, где материальная природа возвышается до духовности, появляется возможность тождества.

Необходимое условие тождества — это единство: где нет единства, не может быть и тождества. Материальный мир, делимый до бесконечности, единством не обладает; единство появляется с жизнью, в особенности с духовной жизнью. Мы говорим о тождестве организма в том смысле, что его единая жизнь пребывает, несмотря на постоянную смену частиц, образующих организм; где есть жизнь, там есть единство, но в настоящем значении слова ещё нет тождества, поскольку жизнь убывает и прибывает, оставаясь неизменной лишь в идее.

То же самое можно сказать и о личности — высшем проявлении жизни и сознания; и в личности нами лишь предполагается тождество, в действительности же его нет, так как самое содержание личности постоянно меняется. Истинное тождество возможно только в мышлении; правильно образованное понятие имеет вечную ценность независимо от условий времени и пространства, в которых оно мыслится.

Лейбниц своим principium indiscernibilium установил мысль, что не могут существовать две вещи совершенно сходные в качественном и количественном отношениях, поскольку такое сходство было бы ни чем иным, как тождеством.

Философия тождества выступает центральной идеей в работах Фридриха Шеллинга.

Источник: Википедия

Упоминания в литературе

Разумеется, Аристотель апеллирует к природному возникновению, чтобы прийти к видовой определенности сущности «физическим» путем. Но он не поставил с формальной строгостью вопрос о том, что это такое – физический вид. Напротив, он взял из природного возникновения только факт множественности «равных» индивидов, а также их включенность в «тождество» одного и того же понятия (?v ?αί τα?τόν). Аристотель энергично отвергает платоновскую концепцию, согласно которой виды обладают «отделённой» (?ωριστόν) реальностью, и до пресыщения повторяет, что виды отделены только сообразно νους?у и λόγος?у С этой точки зрения вид обладает физической реальностью в индивиде, но то, чем в индивиде является вид, есть единство понятия, поскольку это единство реализовано во множестве индивидов. Но это более чем спорно. Достаточно ли простой тождественности понятия, унивокально реализованного во множестве индивидов, для того, чтобы они образовали «вид»? В свое время мы увидим, что это не так. Указанное тождество необходимо для вида, но никоим образом не достаточно. В любом случае бросается в глаза, что даже в такой предполагаемо физической характеристике сущности имеет место неоспоримое первенство концептуального единства перед индивидуальным физическим единством, вплоть до того, что последнее не получает никакого формального прояснения, а по сути дела и вовсе не ставится как проблема. Иначе говоря, здесь имеет место неоспоримое первенство сущности как чего-то определяемого перед сущностью как физическим моментом. Это привело к недостаточности идеи сущности, потому что, сколь бы важной ни была структура определения (логическая проблема), она абсолютно вторична по отношению к структуре вещей (метафизическая проблема). В самом деле, рассмотрим эти два понятия сущности порознь.

Хавьер Субири, О сущности, 1962

Любой идее соответствует какая-либо вещь, а любой вещи – идея. Это как раз та тема, какая позволяет Спинозе утверждать равенство принципа: в Боге имеют место две равные способности. В теореме 7 королларий связывается с доказательством именно через признание такого равенства способностей: «Отсюда следует, что могущество бога в мышлении равно его актуальному могуществу в действовании». Следовательно, аргумент способностей не служит более тому, чтобы апостериорно доказать существование Бога, но играет решающую роль в детерминации эпистемологического параллелизма. Он позволяет нам продвинуться еще дальше и утверждать, наконец, тождество бытия между объектами и идеями. Такова цель короллария: одна и та же вещь формально следует (то есть, в том или ином атрибуте) из бесконечной природы Бога и объективно следует из идеи Бога. Одно и то же сущее является формальным в атрибуте, от которого оно зависит в способности существовать и действовать, и объективным в идее Бога, от которой оно зависит в способности мыслить. Модус атрибута и идея такого модуса – это одна и та же вещь, выраженная двумя способами в двух способностях. В доказательстве и королларии в целом мы, таким образом, вновь обнаруживаем три момента параллелизма: тождество порядка, тождество соединения, или равенство принципа, тождество бытия, но применяемые здесь только к отношениям идеи и ее объекта.

Жиль Делёз, Спиноза и проблема выражения, 1968

Эти пассажи совместимы с другими, где Аквинат утверждает, что душа не есть человек, если придавать надлежащую весомость различению, которое проводится в его мысли между конституцией и тождеством. Человеческая личность не тождественна человеческой душе; скорее, человеческая личность тождественна единичному сущему вида разумное живое существо. Единичное сущее этого вида в норме естественным образом конституировано совокупностью телесных частей и составлено из формы и материи. Но так как для Фомы конституция не есть тождество, единичное способно существовать и с меньшим, нежели нормальный и естественный, комплектом составляющих. Например, оно может существовать и тогда, когда конституировано лишь одной из главных метафизических частей, а именно, душой. И поэтому, хотя человеческая личность не тождественна ее душе, существования души достаточно для существования личности.

Элеонор Стамп, Аквинат, 2003

Гегель подчеркивает: «поскольку философия, конечно, всегда имеет дело с единством, хотя и не с абстрактным единством, не с простым тождеством и пустым абсолютом, но с конкретным единством (с понятием) и на всем своем протяжении только им и занята, то каждая ступень в ее продвижении вперед есть своеобразное определение этого конкретного единства и наиболее глубокое и последнее из определений единства есть определение абсолютного духа» [122, т. 3, с. 403]. По поводу трактовки единого разворачивалась полемика и между Фихте и Шеллингом: Фихте принимает в качестве основополагающего Я, определяющее и само Я (индивидуальное и абсолютное) и не-Я, Шеллинг же утверждает абсолютное тождество субъекта и объекта (вплоть до их полной неразличимости).

В. Ю. Кузнецов, Взаимосвязь единства мира и единства культуры, 2013

Процесс этого развития и нарастания находит, по Гегелю, свое выражение в категориях разности, противоположности и противоречия. Сначала вещи как тождества противостоят друг другу как разности, как «безразличное друг к другу разное». Тождество и различие здесь еще не соотнесены друг с другом, каждый из этих моментов «соотнесен лишь с собой». Однако такое понимание Гегель справедливо отнес к «внешней рефлексии». Внешняя рефлексия способна лишь на сравнение вещей как одинаковых и неодинаковых. Она их рассматривает в разных отношениях, с разных сторон. Однако то, что кажется существующим самостоятельно – тождество и различие, – на деле находится в единстве, представляет собой лишь моменты единого. Безразличие исчезает, остается единство различающихся сторон. А такое единство есть уже противоположность.

Георг Гегель, Наука логики

Отсюда Бергсон переходит к завершающей части третьей главы, к исследованию принципа причинности. Чтобы понять суть дела, полагает он, нужно выявить двоякий смысл, вкладываемый в этот термин: принятое в естественных науках понимание причинности как отношения необходимой связи между явлениями, где следствие уже фактически дано в его причине (что утверждается, как считает Бергсон, в концепциях природы, развитых Декартом и Спинозой), и понимание, более свойственное обыденному сознанию и не предполагающее необходимой детерминации. Истоки первой трактовки он видит в стремлении «установить отношение логической необходимости между причиной и следствием» (с. 141), поскольку отношение причинности в этом смысле асимптотически приближается к отношению тождества; здесь предполагается существование за всеми разнородными явлениями какого-то математического механизма. Подробнее на этом Бергсон не останавливается; он только делает важное замечание: «…чем больше мы стремимся превратить причинное отношение в отношение необходимой детерминации, тем больше мы доказываем, что вещи не длятся так, как мы» (там же). Ответ на вопрос о том, присуща ли вещам длительность, пока выходит, напомним, за рамки его исследования, но очевидно, что вопрос этот уже стоит перед ним: он отмечает, что в силу какой-то «непостижимой причины», заключенной в явлениях, они предстают нам как последовательные, а не одновременные.

И. И. Блауберг, Анри Бергсон, -1

[15] Философия – это способность проводить различения, имеющие значения (характер) полагания, утверждения или отрицания смысла. Различие между кошкой и собакой непосредственно наблюдаемо по признакам, которые приписываются существам, называемыми «кошка» и «собака». Для различения же между, например, материальным и формальным требуются такие средства, которые способны установить ненаблюдаемое, невещественное, и с этой точки зрения несуществующее. В самом деле, существуют белые розы, белые лебеди, белый снег, но «белизна» нет. Согласно теории предметов Алексиуса фон Мейнонга (1853–1920), «белизна» – это реальный, но не существующий предмет, выражающий отношения между существованиями (белая стена, молоко и т.д.), их различия и тождества (различие между красным и зеленым, тождество осенних кленовых листьев, выражаемое в числе «пять»). Здесь можно оставить понимание различия между понятиями «реальное» и «существующее» в интуитивном виде, поскольку эти понятия требуют тщательного анализа источников их происхождения и контекста применения. Древние философы-стоики создали понятие «лектон» для обозначения телесного характера смысла вещей. Другими словами, здесь смысл вещей заключен в их «теле». Тело – это смысловая оболочка вещей, или то, что их охватывает в виде «вот этой вещи», например, «ласточки». Охватывание – это не рассудочное отвлечение, абстрагирование от реального содержания явлений, а собирание их в форму, предел, границу, или в смысл.

С. Д. Лобанов, О природе философии, -1

Упомянутые выше дискуссии часто концентрируются на более частном вопросе взаимоотношения души и мозга, представляющем собой современную формулировку классической проблемы связи души и тела[377]. Сегодня никто не сомневается в существовании души, поскольку в отличие от утверждений бихевиоризма, человек не может быть просто сведен к совокупности реакций на внешние воздействия. Сложнее задача объяснить природу души и, конкретнее, определить, совпадает ли она с телесной, биологической или физико-химической реальностью. В философии и естественных науках наиболее распространенные взгляды можно свести к следующим трем: «физикалистский монизм» (Фейгль), утверждающий тождество субстанции и свойств всех уровней реальности и в конечном итоге ведущий к чистому материализму; «эмерджентистский монизм» (Бунге), принимающий различие свойств единой материальной субстанции и признающий фундаментальное отличие некоторых собственно ментальных функций мозга от других видов деятельности, не редуцируемых к первым; и, наконец, позиция «дуалистического взаимодействия» (Экклес-Поппер), для которого душа и мозг различаются и взаимодействуют друг с другом. Здесь не место для критического рассмотрения этих интерпретационных моделей, не способных учесть все богатство человека так, как это делает Откровение. И если первые две модели следует сразу же исключить как ведущие к чистому материализму, то и дуализм Поппера, отдающий картезианским противопоставлением res cogitans и res extensa, нельзя принять без оговорок[378]. Таким образом, остается нерешенной проблема убедительного синтеза научных данных в философской и богословской разработке антропологии, которая адекватно фиксировала бы определяющие полярности человеческого бытия: душа-тело, мужчина-женщина, индивидуум-община[379].

А. Скола, Богословская антропология, 2000

Тождество – это категория, выражающая равенство, одинаковость предмета, явления с самим собой или равенство нескольких предметов. Тождественность мысли самой себе подразумевает, что на всем протяжении рассуждения она должна иметь определенное устойчивое содержание. Закон достаточного обоснования может быть выражен следующим образом: p > p (если p, то p), где p– любое высказывание, > – знак имплакции.

С. А. Давыдов, Логика. Шпаргалка, -1

Вряд ли наши индуктивные поиски приблизили нас к решению загадки культурной формы, того «эйдоса», который выявляет свою порождающую силу в самых разных субстратах, сохраняя при этом равенство себе. С сокрушением надо признать, что если внутри того или иного домена культурная форма поддается опознанию (quanti quanti), то любой ее перенос в общее смысловое пространство, любое рассмотрение в аспекте того, что иногда называют (Зедльмайр, например) «интермодальностью», сразу делает тождество формы проблематичным. Для отдельных гуманитарных дисциплин нахождение морфем с высоким уровнем общности, с большой валентностью отнюдь не является чем-то невозможным (умеет же, скажем, искусствознание работать с категорией стиля, интермодальной по своей природе), но напрямую воспользоваться этим ресурсом невозможно даже для культурологии: приходится строить последовательность понятийных переходов, которые, зачастую, опять возвращают найденную морфему в область необязательных ассоциаций. При всем том, мы уже имеем некоторое право построить гипотетический очерк той ключевой морфемы (протоморфемы, если угодно), которая генерировала типичные решения XVII века. Мы видели, что искомый смысл считается найденным, если удается найти его репрезентацию в посюстороннем феноменальном мире. Но источник смысла признается внеположным явленному миру. Довольно точным гештальтом этого смыслополагающего действия является проекция фигуры на плоскость: центр проекции, естественно, не совпадает ни с фигурой, ни с плоскостью проекции. XVII век категорично отстаивает неслиянность элементов этого действия. Отсюда – особый тонус его культуры: драматическая напряженность между полюсами природного универсума и запредельного смысла. Так, в нашем случае, «увидеть» значило «высветить» ту или иную сингулярность на фоне бесконечного континуума метафизическим лучом внеположного источника света.

А. Л. Доброхотов, Избранное, -1

Подводя итог рассмотрению сознания и явлений сознания, Васубандху проводит следующую методологически важную аналогию. Известно, что разум (манас), сознание как таковое (читта) и каждый из семи видов различающего сознания (виджняна) означают одно и то же. Подобно этому сознание и явления сознания тождественны в четырех аспектах – в том, что они обладают опорой («опираются» на органы чувств); схватывают в своей функциональной активности соответствующий объект; оформлены, т. е. приобретают специфические свойства своих объектов, и, наконец, связаны между собой, т. е. симметрично соединены друг с другом и равноправны в этом соединении47. Сознание и явления сознания, таким образом, связаны между собой тождеством опоры, объекта, формы, времени и конкретной сущности. Феноменологически данное тождество выражается в возникновении только одного состояния сознания и только одного связанного с ним явления сознания в каждый конкретный момент времени.

В. И. Рудой, Космос и карма. Введение в буддийскую культуру, 2009

1. Выражение единичного отвлеченного самосознания есть я-я. Я есть выражение чистой, отвлеченной всеобщности, ставшей для себя предметом, распадение всеобщности на субъективную и объективную, чистое равенство субъекта и объекта. Движение самосознания – уже не ощущение более, потому что всеобщее не может быть предметом ощущения, и не мышление еще, потому что мышление требует конкретного, определенного содержания, чистое же я не имеет еще никакого определения и не более как отвлеченная, неопределенная всеобщность, но отвлеченная основа мышления – мыслящее интеллектуальное созерцание (intellectuelle Anschauung), в котором единичный субъект, возвысившийся до своей всеобщности, различает себя от себя и становится для себя предметом. Самосознание есть беспрерывно возобновляющаяся деятельность интеллектуального себя – созерцания, сопровождающая все представления субъекта и остающаяся тождественной во всех изменениях, происходящих с ним. Кроме этого, мое я ничем не различно от я другого человека. Отвлеченное самосознание, взятое отдельно от конкретной индивидуальности, служащей ему основанием, не есть единичное, но всеобщее я. Я различаюсь от другого моею индивидуальностью, моим организмом, моим развитием и т. д. Но как отвлеченное самосознание, как я-я, я не различен от других, и это безразличие есть главная основа единства, тождества людей между собою и всех духовных организмов – государства, искусства, религии, науки, в которых осуществляется жизнь всеобщего духа. Вследствие этого отвлеченное самосознание есть бесконечная всеобщность и, как всеобщее и не имеющее другого предмета, кроме самого себя, бесконечная свобода и истина.

М. А. Бакунин, Анархия и Порядок (сборник), -1

Выше уже упоминалось о том, что означаемое и означающее в качестве компонентов, связанных жестко детерминистической связью, неприменимы к реальности, рисуемой Бергсоном. Поэтому прав был Н. Лосский в своем утверждении, что здесь нет «причинности, как, логического тождества»[557]. Лосский говорит в данном случае о реальности душевной жизни, но, как доводилось уже убедиться, для Бергсона реально лишь то, что переживается: переживаемые нами длительность, жизненный порыв, творящие силы мироздания. Поэтому вся реальность становится причастной нашей душевной жизни как потоку переживаний, потоку la durée[558]. «…Тожество есть основной закон нашего рассудка. В душе же, наоборот, всякое ощущение есть нечто личное, индивидуальное и живое, которое всегда находится в процессе преобразования, которое вновь возвращается обогащенным и всегда в несколько изменившемся виде»[559]. Это замечание Р. Кронера прекрасно объясняет, что если реальность существует лишь в длительности, а длительность есть изменение, – то необходим постоянный прирост смысла и его саморазвитие, исключающее всякое тождество в виде безапелляционной выводимости означающего из означаемого, следствий из причин[560].

Е. В. Ровенко, Время в философском и художественном мышлении. Анри Бергсон, Клод Дебюсси, Одилон Редон, 2015

Ибо Майя Брахмана одновременно является магией и логикой бесконечно разнообразного Тождества; если бы действительно существовало только неизменное однообразие ограниченной целостности и тождественности, то логике и рассудку не нашлось бы места, ибо логика заключается в выявлении и прослеживании закономерностей: высочайшая задача рассудка состоит в том, чтобы найти одну первооснову, один закон, цементирующую тайную реальность, связывающую и объединяющую в одно целое то, что кажется множеством разнообразных феноменов и объектов, отличающихся друг от друга, противоречащих друг другу, вступающих в противостояние или конфликт. Всё вселенское существование движется между этими двумя противоположностями: разделением Единого на разнообразное множество и объединением множественного и многообразного в одно целое, – и так и должно быть, потому что Единое и Множество являются фундаментальными аспектами Бесконечного. Ибо то, что божественное Самопознание и Всеведение обнаруживает в процессе проявления Бесконечного, должно быть истиной его бытия, а игра этой истины – его Лилой.

Шри Ауробиндо, Шри Ауробиндо. Жизнь Божественная – II, 2015

Между событиями прошлого и будущего в пространственном времени мифологического сознания преобладали структурные, а не причинно-следственные связи. Здесь не было порождения событий в порядке их следования, а была взаимосвязанная пространственная структура, где все события независимо от их временной локализации в равной мере действительны. Для мифологического времени в целом характерна «нераздельность причин и следствий во временном потоке, поскольку сам временной поток мыслится в мифологии как нераздельная в себе цельность, которая сама для себя и причина, и цель» (Лосев, 1977, с. 33). Пространственность времени обусловлена нераздельностью причинно-следственных и целевых отношений на ранних этапах развития мышления. Об этом свидетельствует анализ исторических форм развития языка и ранних этапов развития мышления в онтогенезе (Маслиева, 1980, с. 26–27). Цикличность времени также является следствием несформированных в сознании причинных отношений. «Первобытная причинность, – подчеркивает О.М. Фрейденберг, – может быть названа антикаузальной. Одна мысль повторяет другую, один образ вариантен другому; различие их форм создает кажущееся разнообразие» (Фрейденберг, 1978, с. 23). Постоянное возвращение к одним и тем же событиям, мыслям и образам определяется тем, что в условиях практически неизменного образа жизни в сознании не вычленяются связи порождения, но актуализируются отношения тождества и рядоположности, лежащие в основе цикличности и пространственности мифологического времени.

Е. И. Головаха, Психологическое время личности, -1

диалектика общих понятий как необходимое условие достижения истины путем сопоставления противоположных суждений и их анализа (Сократ, Платон, Аристотель и др.). Здесь были получены значительные результаты в поиске единого во многом, сущности в явлениях, тождества и взаимопереходов противоположных понятий, взаимосвязи возможности и действительности и т. д.

Я. С. Яскевич, Философия и методология науки. Вопросы и ответы. Полный курс подготовки к кандидатскому экзамену, 2007

Содержание логического процесса, в конечном счете, сводится к получению новых высказываний из исходных. Однако поскольку для этого необходимо правильно отождествлять разные понятия, то этот аспект закона тождества уже нельзя выразить упомянутой формулой А = А. Смена понятий при этом, наоборот, происходит и даже делается необходимой, чтобы мысль не топталась на месте, не повторяла одно и то же, как это звучит в универсальном рецепте средневековых алхимиков: возьми то, что требуется, сделай то, что нужно, и получишь то, что желаешь. Но только смена должна регулироваться законом тождества, то есть извлекаться должны выводы, которые действительно вытекают из данных высказываний, хотя и отличаются от них. Так, понятие «точка Земли, где длина параллели равна нулю», правильно будет отождествлять с понятием «точка, где видимые звезды описывают круги с центром над головой наблюдателя», хотя в признаках второго понятия трудно узнать признаки первого. Но закон тождества будет нарушен, если любое из этих же понятий будет отождествлено, скажем, с «точкой, где длина параллели равна одному километру».

С. Ю. Махов, Аналитика безопасности, 2013

Мало того, по мнению К. К. Платонова, «мотивы, как и любые другие психические явления (курсив мой. – А. К.), бывают и процессами, и состояниями, и свойствами личности»,[76] но мотивы отнесены к деятельности, а процессы, состояния, свойства и другие общепсихологические категории – к психическим явлениям, отсюда следует, что деятельность бывает и психическим явлением. Так в чем смысл классификации общепсихологических и частнопсихологических категорий, если они суть одно и то же? Ведь сам К. К. Платонов, говоря о систематизации, признает элементами целостности «предложенные в рамках данной системы и относительно автономные (курсив мой. – А. К.) ее части».[77] Хочется надеяться, что здесь автор имеет в виду специфическую обособленность элементов целостности друг от друга. И это действительно так: только из тождеств целостность как система состоять не может. С необходимостью следует вывод: К. К. Платонову при всем его желании не удалось создать систему психики личности. И вновь благая попытка анализа и систематизации психических компонентов привела к терминологической «каше» тождеств.

А. П. Козлов, Понятие преступления, 2004

Это общность, которая взыскует тождества – в том числе и тождества субъекта с самим собой. Однако в безостановочном режиме она порождает только противоречия, живет ими и на них держится. Тот же Аристотель фиксирует эту двойственность политического в форме противоположности свободных граждан и рабов, первым из которых отводится функция воплощений человеческого, а вторым – функция инструмента, подручного средства. Это разграничение человеческого (подчеркнем: именно человеческого!) сообщества на людей и орудия отсылает к еще более древнему разграничению «своих» и «чужих» [См. об этом нашу статью: Рабство. Новая философская энциклопедия. 2000–2001].

А. Ю. Ашкеров, По справедливости: эссе о партийности бытия, 2008

Кроме монадологии, Лейбниц внес огромный вклад в развитие логики, в частности его формулировка принципа тождества до сих пор остается стандартом в этой науке: «О предметах А и В говорят, что они являются тождественными, одними и теми же, неразличимыми, если и только если все свойства (и отношения), которые характеризуют А, характеризуют и В, и наоборот».

В. А. Нюхтилин, Как понять сложные законы философии. 47 шпаргалок, 2010

где последний термин – театральная маска, роль, амплуа, тогда как средний, по Аристотелю («О частях животных»), обладал и анатомическим значением, обозначая «часть головы, которая ниже черепа»; и оба они прежде принадлежали обыденному, а не философскому языку. С утверждением такого тождества, ипостась отделяется от сущности (термин «первая сущность» выводится из употребления) и становится концептом иной природы, основывает собственный дискурс. Для философского разума, это тождество странно, эксцентрично, а лучше сказать, в нем – чистый пример того, что «для эллинов безумие». Ибо переплавка, им совершаемая, всецело руководилась аутентичным христианским опытом, отличным от опыта философского, как мы сказали. В силу этого, для христианского сознания ведущей нитью служила идущая прямо из опыта личного Богообщения интуиция Божественного Лица как бытия, наделенного самодовлеющей полнотой и одновременно – совершенною, абсолютной степенью присутствия, выраженности, явленности; и для выражения этой интуиции оно готово было привлечь любые средства и термины, философские или нефилософские – безразлично. Так возникала первая концепция личности – концепция Божественной Ипостаси, ставшая основой «теологической персонологической парадигмы». Очевидным образом, в этой парадигме понятие личности не относилось прямо и непосредственно к эмпирическому индивиду; отношение последнего к личности оставалось проблемой, которая получала решение уже на основе христологического богословия.

С. С. Хоружий, Фонарь Диогена, 2010

Основной вопрос не только определяет направленность философского исследования и его рамки, но в самом общем виде задает и структуру философского исследования. Взаимосвязь материального и идеального можно рассматривать как отношение генетическое, связь по происхождению. В этом случае мы можем говорить об онтологии, учении о бытии, о материи как проекции абсолютного духа, или же о сознании как всеобщем свойстве высокоорганизованной материи, или же о тождестве мышления и бытия. Взаимосвязь материи и духа можно рассматривать как взаимосвязь уже сформировавшихся противоположных начал. Тогда мы имеем гносеологию – учение о познании, или же праксиологию, если речь идет о практическом аспекте взаимодействия материального и идеального.

Г. Г. Кириленко, Философия, 2009

Если не уничтожать различия между реальным отношением, которое мы констатируем, и отношением логическим, которое имеет значение только в нашем рассудке, то нельзя отождествлять акциденцию отношения с ее безусловным основанием. Свойство быть сыном и свойство быть отцом следуют из природы вещей, из субстанциального порождения. Напротив, тождество вещи с ней самой предполагает второе представление, которое есть произведение моего рассудка.

Коллектив авторов, Новые идеи в философии. Сборник номер 17, 2014

Введение мыслителем понятия личности при исследовании феномена социальной кооперации выступает чрезвычайно важным моментом в раскрытии иерархии мировой жизни. Оно означает, что на определенном уровне мирового бытия себя раскрывает реальность, совмещающая в себе все предшествующие уровни мировой жизни. Следуя Л. А. Тихомирову, личное бытие в одном своем качестве связано с социальной надорганической жизнью, проявляя себя в ней как нематериальное психологическое начало, а в другом качестве связано с жизнью органической, обнаруживая свои природные материальные основания. Отсюда и возможность двойственного определения личности – в форме психики или организма, душевной или животной жизни, акцентирование ее различных, не сводимых друг с другом сторон. В то же время оба проявления личного бытия в понимании мыслителя интегрированы своими субъектными характеристиками, являют собой уникальное тождество в лице их психологического и физиологического носителя, неразрывно объединены в единой онтологической целостности персональной жизни.

С. В. Посадский, Лев Александрович Тихомиров: философско-культурологические искания, 2009

Фактически, вся диалектика Гегеля есть прямое заимствование диалектики Фихте, с её дальнейшей систематизацией и детальной разработкой. Она не имеет никакого отношения к реальному миру. Так называемый «реальный мир», с точки зрения Гегеля есть лишь акциденция или, точнее, инобытие Абсолютной Идеи. Сам Гегель неоднократно подчеркивал ничтожный характер области эмпирического по отношению к его системе, поскольку область эмпирического есть пройденный этап по сравнению с философией Гегеля, в лице которой Абсолютная Идея совершает свои последние шаги на пути самопостижения. Кстати, даже саму идею конечной цели саморазвития Абсолютной Идеи – самопостижение и достижение тождества с самой собой, – Гегель позаимствовал у Фихте: «Природа, по Фихте, существует не сама по себе, а ради чего-то другого: чтобы осуществлять себя, деятельность Я нуждается в некотором препятствии, преодолевая которое она развертывает все свои определения и, наконец, полностью осознает себя, достигая тем самым тождества с самой собой»16.

Д. Е. Краснянский, Комментарии к материалистическому пониманию истории, 2009

Простое соотнесение разных типов онтологических сущностей с категориями языковых выражений Фреге счел недостаточным для задания интерпретации языка и поэтому он разработал теорию смысла и значения[14], которая является квинтэссенцией его логической семантики и, более того, позволяет соединить, через посредство языковых знаков, конкретные и абстрактные предметы. Различение значения и смысла Фреге применяет к именам собственным[15], считая, что значением имени является предмет, который оно обозначает, а смыслом – информация, которую оно в себе несет. Необходимость такого различения он обосновывает тем, что два имени, обозначающие один и тот же предмет и соответственно имеющие одно и то же значение (например «Утренняя звезда» и «Вечерняя звезда»), могут сообщать нам разную информацию, и поэтому, скажем, утверждение тождества «Утренняя звезда есть Вечерняя звезда» является для нас когнитивно информативным (ибо отражает важное астрономическое открытие), тогда как «Утренняя звезда есть Утренняя звезда» – нет. Согласно Фреге, это обстоятельство объясняется тем, что эти два имени, обозначая один и тот же предмет, различаются по смыслу. Это же различение применяется им и к предложениям как особой категории имен собственных, но в этом случае значением выступает «истина» или «ложь», а смыслом – выражаемая предложением мысль.

Л. Б. Макеева, Язык, онтология и реализм, 2011

Приведу далеко не полный список понятий, с помощью которых строятся знания об эмпирических объектах и описывается в логически обобщенном виде содержание этих знаний (т. е. то, о чем в них говорится): предмет (объект), признак (свойство, черта, характеристика), отношение, раньше, позже, одновременно, временной интервал, момент, дальше, ближе, на том же расстоянии, между, внутри, структура, состояние, существование, изменение, переход, процесс, ряд, развитие, деградация, простое, сложное, часть, целое, система, качество, количество, возможность, необходимость, случайность, связь, причина, следствие, тождество и т. п. Все эти понятия необходимы для описания знаний о социальных объектах как объектах эмпирических. Многие из этих понятий как-то обработаны в логике и методологии науки, но общее состояние является, на мой взгляд, неудовлетворительным. Все эти понятия должны быть эксплицированы в том разделе логики, который я называю здесь логической онтологией. Это – огромная работа, которая еще должна быть проделана. Мои суждения на этот счет читатель может найти в моих работах, упомянутых в предисловии. Здесь ограничусь отдельными замечаниями, полезными для понимания социологических идей.

А. А. Зиновьев, На пути к сверхобществу, 2008

Изменение и усложнение философской проблематики приводит к тому, что термин «основной», применяемый для характеристики вопроса соотношения сознания и материи, идеального и материального, о тождестве мышления и бытия, является в известной мере условным. Во-первых, в разное время и на различных пространственных просторах (например, в восточном и западном типах культурно-цивилизационного развития) на первый план выходили те или иные вопросы. Во-вторых, фундаментальным выступает не только деление бытия на материальное и идеальное, но и выявление в объектах бытия количества и качества, что подчеркивает закон взаимного перехода количественных и качественных изменений, который, как и два других закона диалектики, является универсальным. Пифагорейская идея познания мира с помощью чисел вновь становится актуальной. Развитое математическое знание выражает не только количественную, но и качественную сторону предметов и событий мира.

В. Н. Калмыков, Философия, 2017

Самым простым и самым фундаментальным примером этого является самосознание, прафеномен и духа, и человеческой жизни вообще. Я не только противостоит самому себе и делает себя предметом знания, но также судит себя, почитает или презирает, а тем самым становится над самим собою, постоянно через себя перешагивает, оставаясь самим собою. Субъект и объект здесь тождественны. Я развертывает это несубстанциальное тождество в духовном самопознании, не разрывая его. Но возвышение познающего сознания над самим собой как познаваемым простирается в бесконечность: я знаю не только то, что я знаю, но также знаю об этом знании. Записав это предложение еще раз, я еще раз поднимаюсь над предшествующей стадией этого процесса и т. д. Здесь обнаруживается трудность мышления: Я как бы всегда охотится за самим собой и никогда не может себя поймать. Но эта трудность исчезает, если выход за собственные пределы понимается как прафеномен жизни вообще, предстает в сублимированной форме, освобожденной от всех случайных содержаний.

Георг Зиммель, Избранное. Созерцание жизни, -1

Конечно, нет, и между животным и человеком здесь лежит пропасть. Человек реагирует не на сам знак как физическое явление, не на его “означающее”. Так дело обстоит только у животных, “понимающих” человеческую речь – например, у собаки. И совсем не случайно у собаки нет фиксированной стратегии восприятия слов человеческой речи: она, как показано многочисленными экспериментами, начиная с классических опытов Ф. Дж. Бойтендайка[87], при подобном восприятии ориентируется прежде всего на акустически доминантные признаки речевого сигнала. Человек реагирует на “означаемое” знака, на значение слова – или, если говорить точнее, вообще на те признаки знака, которые конвенциональны и непосредственнsо несводимы к тождеству материального звучания. “… Звуки, издаваемые животными, обладают одной общей всем им чертой: они самой природой соответствующих животных организмов предназначены для того, чтобы выражать именно то, что они в действительности выражают…. Между тем слова, принадлежащие собственно человеческому языку, отличаются способностью принимать все новые значения.… Характер необходимости им совершенно чужд. Им не соответствует во внешнем мире ничего непосредственно чувственного”[88].

А. А. Леонтьев, Психология общения, 1997

Независимо от сознания человека в окружающем мире существуют различные предметы. Эти предметы характеризуются множеством. Множество может быть конечным или бесконечным. Если количество предметов, входящих в множество, поддается исчислению, множество считается конечным. Если такие предметы не поддаются исчислению, множество называют бесконечным. Необходимо упомянуть об отношениях включения, принадлежности и тождества.

Д. А. Шадрин, Логика: конспект лекций, -1

Акты смысла бывают (1) потенциальными, (2) формальными, (3) полными, (4) конститутивными или производящими, и (5) инструментальными. В потенциальном акте присутствует элементарный смысл. В нем еще нет различения между смыслом и осмысляемым. Таковы смысл улыбки, который действует просто как межсубъективная детерминанта; смысл произведения искусства до того, как он будет интерпретирован критиком; смысл символа, выполняющий работу внутренней коммуникации без помощи со стороны психотерапевта. Акты самоощущения и самопонимания тоже имеют чисто потенциальный смысл. Как полагает Аристотель, чувственное в акте и чувство в акте суть одно и то же. Так, звучание и слышание образуют тождество: без органа слуха могут существовать продольные волны в атмосфере, но не может быть звука. Сходным образом данные сознания лишь потенциально умопостигаемы, но их актуальная умопостигаемость совпадает с умопостижением в акте.

Бернард Лонерган, Метод в теологии, 1971

Аналогичное заблуждение можно обнаружить и у Спинозы. Шопенгауэр поддерживал многие идеи, выдвинутые Спинозой, особенно те, которые касались отрицания картезианских взглядов на реальность, которая рассматривалась Декартом как две различные субстанции – «мышление» и «протяженность», а доктрина Спинозы о том, что тело и разум должны изначально приниматься как «атрибуты» того, что находится в основании – au fond, – одной и той же субстанции, фактически выражает точку зрения аналогичную той, которую Шопенгауэр выразил в своей доктрине метафизического тождества тела и воли.

Патрик Гардинер, Артур Шопенгауэр. Философ германского эллинизма, -1

"Мифологическая фантазия, имея сходство с художественной фантазией в том, что обе они являются обобщением действительных фактов, в то же время резко противостоит последней, поскольку она предполагает субстанциональное тождество идеи и веши или идеи и образа, тогда как художественная фантазия есть только отражение вещей (?!), а не сама вещь" ("Филос. энцикл.", Москва, 1960, т. Ill, стр. 458). Оставим в стороне более чем странное утверждение, что "художественная фантазия есть только (I!) отражение вещей". Очевидно, что указанное субстанциональное тождество, в частности, идеи и образа, немыслимо без феномена веры 5 самом деле, мифы народов мира, при указанном выше определении, в том числе религиозные – в отсутствии феномена веры – попросту перестают быть мифами, так как для воспринимающего их теряют свойство быть несомненными. Они предстают перед лицом аналитического ума уже в виде любопытных сказок, наполненных интересными метафорами, поскольку не могут быть подтверждены доказательствами, которые в отсутствии феномена веры и определяют достоверность.

Леонид Ткаченко, Вектор творения, 2002

Несмотря на отсутствие в абсолютном тождестве различий, оно отличается бессознательным хотением и действованием. Вначале тождество отличает себя от самого себя и переходит в состояние инобытия, которым является природа. Все качества природы являются ощущениями мирового духа, переходящего от бессознательного состояния к самосознанию. Все природные объекты являются самосозерцаниями мирового духа. Природа оказывается несозревшей разумностью История природы является историей развертывания абсолютного тождества, движущегося к появлению и развертыванию разума. Множественность видов животных, растений и прочего говорит о множественности попыток мирового духа создать совершенный разумный организм.

В. Э. Вечканов, Культурология. Учебное пособие для вузов, 2009

В сфере научного познания различают аналитические и синтетические методы исследования. Обратимся к работе Г. В. Ф. Гегеля «Наука логики», в которой он проводит анализ учения о понятии. Проводя черту между двумя формами познания, Гегель отмечает, что для аналитического метода объект, с которым имеет дело познание, представляется ему в образе единичного (die Gestalt der Vereinzelung). Деятельность аналитического познания направлена на то, чтобы свести единичное ко всеобщему. В данном пространстве отношений субъекта с объектом мышление обладает лишь значением формального тождества или «абстракцией всеобщности». Напротив, синтетический метод предстает как деятельность познания от всеобщего к единичному посредством обособления (разделения). Однако для Гегеля как синтетический, так и аналитический методы познания мало пригодны для философского исследования, «ибо философия должна прежде всего оправдать свои предметы, показать их необходимость»[10]. Оба научных метода исходят из «внешней предпосылки», то есть, согласно природе понятия, анализ предшествует синтезу; «сначала нужно возвести эмпирически-конкретный материал в форму всеобщих абстракций, и уже только после этого можно предпослать их в синтетическом методе в качестве дефиниций»[11]. Иными словами, для философского познания методы научного познания не пригодны, так как они исходят из предпосылок и «познание в них носит характер рассудочного познания, руководящегося в своем поступательном движении формальным тождеством»[12]. Однако двигаясь по своему пути, процесс познания в конце концов наталкивается на «несоизмеримые и иррациональные величины». Таким образом субъект вынужден преодолевать рациональность и стремиться к иррациональности, в которой Гегель усматривает признаки – «след» разумности.

В. Н. Никитин, Онтология телесности. Смыслы, парадоксы, абсурд, 2006

Близкую точку зрения на соотношение личности и субъектности в человеке высказывает А. В. Петровский (1996). Он развивает личностный подход к активности субъекта, принимая выдвинутое А. Н. Леонтьевым представление о личности как системе деятельностей субъекта, в которой проявляются свойства социальной метасистемы, в которую включен субъект. Говоря о субъектности, в большей степени используется индивидуально-психологический анализ человека, тогда как по отношению к личности – социально-психологический. А. В. Петровский видит противоречие в подходах к изучению личности и субъекта. «Очевидный факт взаимопроникновения между двумя началами бытия личности сопряжен с не менее очевидным фактом их нередуцируемости друг к другу: индивидуальное и социальное в личности составляют, как говорят, единство, но не тождество» (Петровский, 1996, с. 358). Концепция субъектной личности объединяет в себе идеи надситуативной активности и отраженности человека в человеке. «В этом кон тексте личность выступает как динамическая форма субъектно-ролевого единства: становление субъектности – ролью и снятие роли – субъектностью» (там же, с. 363). Таким образом, субъектность понимается А. В. Петровским как часть (модус) личности, что фактически снимает вопрос о специфичности данной категории: субъект растворен личностью.

Сборник статей, Феномен и категория зрелости в психологии, 2007

Таким образом, закон тождества представляет закон человеческого мышления, гласящий, что в процессе рассуждения значение понятий и рассуждений изменять запрещается. Они должны оставаться тождественными сами себе, иначе свойства одного объекта незаметно окажутся приписанными совершенно другому объекту.

Н. А. Лучков, Логика в вопросах и ответах, 2009

Центральной проблемой данного уровня интерпретаций был и остается «проклятый социальный вопрос», понимаемый как неравенство между людьми и социальными группами. В марксистской социологии «социальное» рассматривалось как форма существования общественного неравенства. Подобная интерпретация логически некорректна, поскольку ведет к представлению, что при устранении неравенства, например в социально-однородном обществе, категория социального просто исчезает. Однако это не так. Во-первых, равенство как научный термин весьма далеко от некоторых обыденных представлений о тождестве, одинаковости, унификации людей. Даже если иметь в виду только одну координату, а именно доход, то и здесь становится ясно, что стремление к одинаковому доходу без учета личного вклада и потребностей разных людей – опасная и контрпродуктивная иллюзия. Там, где люди за разный труд получают равную оплату, существует не равенство, а наоборот, самое грубое и циничное неравенство. Уравниловка несовместима с эффективной мотивацией труда. Во-вторых, следует учесть, что объективное место человека в обществе определяется в системе координат, а это в свою очередь создает компенсаторные механизмы разных позиций (например, меньше доход, но выше престиж) и, в конечном счете, все определяется некоторым интегральным показателем.

С. А. Шавель, Перспективы развития социума, 2015

Тождество предполагает равенство объектов, совпадение их существенных признаков. Отождествление как процесс ориентирован на сопоставление объектов в определенном интервале времени с целью обнаружения их сходства, совпадения. Тенденция субъекта к отождествлению себя с другими людьми связана с желанием считать себя принадлежащим к ним, идентифицироваться с ними, прежде всего, для преодоления чувства опасности и одиночества. Однако в таком отождествлении скрыты и другие мотивы. Э. Эриксон утверждает, что стремление юношей и девушек стать участниками неформальных объединений или желание постоянной смены партнеров является показателем диффузной, т. е. спутанной, идентичности. В присоединении к группе, в отождествлении с ней можно увидеть стремление юноши или девушки к тому, чтобы найти себя, ответить на вопрос «Кто я?». Отождествление, переходящее в слияние с другим человеком, снимает проблему ответственности, но усиливает чувство страха, сепарационную тревогу, которые сопутствуют этому симбиотическому состоянию. В норме процесс отождествления способствует установлению коммуникации, доверительному общению. Эмпатийное отождествление несет терапевтический эффект, позволяет партнеру принять отвергаемые им характеристики и идентифицироваться с ними. Именно поэтому отождествление сопровождается познанием другого объекта и самопознанием, через приемы сравнения и символизации это открывает человеку путь к себе.

А. К. Рубченко, Психологическая сепарация: подходы, проблемы, механизмы, 2015

Реальное бытие получает упорядоченный систематический характер на основе идеального бытия. Реальное бытие – объект чувственной интуиции. Но, кроме идеального и реального бытия, существует металогическое бытие. Это бытие, выходящее за пределы законов тождества, противоречия и исключенного третьего – божественная сфера, бытие бога. Металогическое бытие – объект мистической интуиции. Металогическое – сверхрассудочное, это познание выше законов традиционной формальной логики.

Е. П. Борзова, Николай Онуфриевич Лосский: философские искания, 2008

Некоторые изложенные выше идеи Делёза получили признание среди французских исследователей наследия Спинозы; в частности, Ф. Алке ссылается на учение о выражении у Делёза, когда отрицает наличие в универсуме Спинозы онтологической иерархии. Характерно, что для подтверждения своего тезиса он настаивает на тождестве субстанции и ее атрибутов, опираясь на т. 19 ч. I «Этики», где говорится, что атрибуты выражают сущность субстанции (Alquie F. Le ratio-nalisme de Spinoza. P.: PUF, 2005. P. 135). Это действительно так, но для нас важнее определить характер отношений между субстанцией и ее модусами, поскольку атрибуты субстанции, как и сама субстанция, относятся к природе порождающей. Иерархия у Спинозы начинается именно с модусов, принадлежащих к природе порожденной (как мы увидим, она обладает другой природой, нежели субстанция).

А. Г. Гаджикурбанов, Этика Спинозы как метафизика морали, 2014