Диалектика

Диале́ктика (др.-греч. διαλεκτική «искусство спорить, вести рассуждение» от διά «через; раздельно» + λέγω «говорить, излагать») — метод аргументации в философии, а также форма и способ рефлексивного теоретического мышления, исследующие противоречия, обнаруживаемые в мыслимом содержании этого мышления. В диалектическом материализме — общая теория развития материального мира и вместе с тем теория и логика познания. Диалектический метод является одним из центральных в европейской и индийской философских традициях. Само слово «диалектика» происходит из древнегреческой философии и стало популярным благодаря «Диалогам» Платона, в которых двое или более участников диалога могли придерживаться различных мнений, но стремились найти истину путём обмена своими мнениями. Начиная с Гегеля, диалектикa противопоставляется метафизике как способу мышления, который рассматривает вещи и явления как неизменные и независимые друг от друга.

В истории философии основные мыслители определяли диалектику как:

• учение о вечном становлении и изменчивости бытия (Гераклит);
• искусство диалога, понимаемого как постижение истины путём постановки наводящих вопросов и методичных ответов на них (Сократ);
• метод расчленения и связывания понятий с целью постижения сверхчувственной (идеальной) сущности вещей (Платон);
• наука, касающаяся общих положений научного исследования, или же, что одно и то же, — общих мест (Аристотель);
• учение о совмещении противоположностей (Николай Кузанский, Джордано Бруно);
• способ разрушения иллюзий человеческого разума, который, стремясь к цельному и абсолютному знанию, неминуемо запутывается в противоречиях (Кант);
• всеобщий метод познания противоречий как внутренних движущих сил развития бытия, духа и истории (Гегель);
• учение и метод, принимаемые за основу познания действительности и её революционного преобразования (марксизм-ленинизм).

Источник: Википедия

Упоминания в литературе

В новоевропейской философской мысли это понятие наполняется новыми смыслами, из которых отметим лишь два ведущих, связанных с немецкой классикой и марксистским учением. Так, Г.-В.-Ф. Гегель по существу впервые трактует диалектику как универсальный метод мышления, базирующийся на идеях развития и противоречивости бытия и противоположный догматической ориентации прежней метафизики – последняя занималась поиском вечных, неизменных принципов и первоначал всей реальности и в этом смысле «игнорировала», по словам Гегеля, древнюю диалектику. Подобное противопоставление диалектики и метафизики было подхвачено и усилено К. Марксом и Ф. Энгельсом, которые стали рассматривать диалектику как антипод метафизики: если для метафизического мышления «вещи и… понятия суть отдельные, неизменные, застывшие, раз навсегда данные предметы, подлежащие исследованию… один независимо от другого», то диалектика «берет вещи и их умственные отражения в их взаимной связи… в их движении, в их возникновении и исчезновении»[17]. Отметим при этом, что и у Гегеля, и у Маркса и Энгельса диалектика выполняет функции не только метода познания, но и всеобщей теории бытия: более того, в марксистской философии она понимается как наука «о всеобщих законах движения и развития природы, человеческого общества и мышления»[18].

Я. С. Яскевич, Философия и методология науки. Вопросы и ответы. Полный курс подготовки к кандидатскому экзамену, 2007

Истинное мышление, справедливо утверждает Гегель, есть мышление о необходимом, поэтому оно должно руководствоваться диалектическим пониманием противоречия. Гегель придавал огромное значение представлению о полярности в учении об электричестве, магнетизме и пр., которое стало пробиваться в физику. Но он выражал сожаление, что представители физики не понимают диалектики. Физика, по его словам, «пришла бы в ужас», если бы она осознала до конца смысл, содержащийся в понятии полярности. Что бы сказал Гегель, если бы он узнал, что современной физике приходится уже без всякого «ужаса» широко вводить понятие противоречия в науку о материи, что без этого понятия невозможно сейчас более глубокое проникновение в сущность материи. Корпускулярно-волновая теория, согласно которой микрообъекты представляют собой диалектическое единство противоречивых свойств, тождество в различии и различие в тождестве, повергла вначале многих естествоиспытателей в своего рода философский шок. Но факты оказались сильнее метафизических догм. Сами физики, не принимающие открыто диалектического учения, вынуждены для объяснения новых данных создавать теории, соединяющие противоположности в некую целостность. Некоторые физики при этом вспоминают Гегеля, заявляя, что современные физические концепции приближаются к учению немецкого философа о противоречиях[17]. Мы уже не говорим о том, что в наше время многие естествоиспытатели сознательно руководствуются той научной диалектикой, которая, вобрав и переработав все ценное в гегелевской диалектике, дала исследователям природы могущественный философский инструмент познания.

Георг Гегель, Наука логики

Ленин раскрыл сложный, диалектический процесс познания, показал, что диалектика и есть теория познания марксизма. К этому важнейшему положению, сформулированному Лениным позднее, в 1914–1915 годах, в работе «Карл Маркс» и в «Философских тетрадях», подводит весь ход ленинских рассуждений о сущности марксистской теории познания в книге «Материализм и эмпириокритицизм». «В теории познания, как и во всех других областях науки, – писал он, – следует рассуждать диалектически, т. е. не предполагать готовым и неизменным наше познание, а разбирать, каким образом из незнания является знание, каким образом неполное, неточное знание становится более полным и более точным» (стр. 102). Замечательным примером применения диалектики к исследованию процесса человеческого познания является данный в работе «Материализм и эмпириокритицизм» анализ учения об истине. В. И. Ленин определяет истину как сложный, противоречивый процесс развития знания и рассматривает его с двух сторон: в противоположность различным формам субъективного идеализма, агностицизма он подчеркивает объективность, независимость от субъекта содержания наших знаний; в то же время Ленин указывает, что познание есть процесс развития относительной истины в абсолютную, противопоставляя тем самым диалектико-материалистическое учение об истине как релятивизму, так и метафизике. «… Человеческое мышление, – писал Ленин, – по природе своей способно давать и дает нам абсолютную истину, которая складывается из суммы относительных истин. Каждая ступень в развитии науки прибавляет новые зерна в эту сумму абсолютной истины, но пределы истины каждого научного положения относительны, будучи то раздвигаемы, то суживаемы дальнейшим ростом знания» (стр. 137).

Владимир Ленин, Полное собрание сочинений. Том 18. Материализм и эмпириокритицизм

Таким образом, согласно концепции Когена, в идее чистого разума находит свое логическое завершение та систематическая тенденция, из которой выросли основоположения чистого рассудка. Учение об идеях составляет систематическое средоточие второй части Критики – «трансцендентальной диалектики». В нем поэтому должно искать, по мнению Когена, и решения труднейшей проблемы Кантовской диалектики – проблемы вещи в себе. В толковании феноменализма вещь в себе есть прежде всего отрицательное понятие, обозначающее границу человеческого познания, дальше которой оно идти не может. Эта граница устанавливает непримиримый дуализм двух миров: имманентного мира явлений и трансцендентного мира вещей в себе. Однако с систематической концепцией критической философии допущение такого дуализма не может быть совмещено. Во всеобъемлющей, самодовлеющей системе знания нет места понятию абсолютной трансцендентности (вещи в себе). Для устранения этого противоречия Когену остаются только два выхода: либо совершенно изгнать из критической философии понятие вещи в себе, либо приписать ему такое значение, которое дало бы возможность вскрыть за противоположностью вещи в себе и явления их внутреннее систематическое единство. Следуя указаниям Кантова учения об идеях, Коген избирает этот второй путь.

Коллектив авторов, Новые идеи в философии. Сборник номер 5, 2015

На этой основе происходят коренные изменения в методологии науки. Ф. Бэкон, Г. Галилей, Р. Декарт сделали многое в преодолении догматов схоластики, отстаивании принципов механики, роли точного эксперимента – особенно в установлении закономерных причинных связей между явлениями. Так, Р. Декарт разработал правила рационалистического метода, первыми среди которых является требование допускать в качестве истины только такие положения, которые осознаются ясно, отчетливо. Выдающиеся немецкие философы И. Кант, И. Фихте, Ф. Шеллинг, Г. Гегель в противовес механистической методологии, метафизически трактовавшей пути и способы познания, развили диалектическую методологию. Учение Канта, например, утверждало принцип достоверности знания. Диалектика великого мыслителя Гегеля имела характер всеобщего метода познания и духовной деятельности. Разработанные Гегелем категории и законы диалектики образовали тот мыслительный аппарат, который позволил под принципиально новым углом зрения исследовать взаимосвязи, противоречия и развитие бытия и мышления. Важнейшую роль в методологии Гегеля играет принцип восхождения от абстрактного к конкретному – от общих и бедных содержанием форм к расчлененным и наиболее богатым содержанием, к системе понятий, позволяющих постичь предмет в его сущностных характеристиках, преодолеть элементы субъективного отношения к этому предмету. Метод выступает «как некоторое стоящее на субъективной стороне средство, через которое оно соотносится с объектом»[7].

Владимир Сапрыкин, Ценности социализма. Суровая диалектика формационно-цивилизационной смены и преемственности системы общественных ценностей, 2014

Понятие логоса, введенное Гераклитом, как и другое центральное понятие его философии, «космос», дискутируется по ceii день. Чтобы понять генезис и cмысл этих тесно взаимосвязанных и даже пересекающихся в контексте его философии понятий, следует помнить, что они были порождены и наполнились содержанием в процессе критики мифа, которая достигает у Гераклита высочайшей степени, явившись в определенной степени решающим этапом в окончательном разрушении мифа в античной философии (при том, что Гераклит порой и сам не был свободен от мифологического образа мышления: так, у него «солнце не преступит (положенной ему) меры, ибо в противном случае его настигнут Эринии, блюстительницы правды»140). Гераклитовский логос выступает как некая всеобщая мера, порядок, закон, общий смысл всех явлений мира, но в то же время человеческой жизни и даже слов н речи141. Будучи убежденным, что его устами говорит открытый им логос, Гераклит подкреплял эту убежденность предположением, что названия выражают сущность, природу вещей. Это обстоятельство в значительной степени служит ключом для понимания его «темной» диалектики, для проникновения в глубины которой, по словам Сократа, «нужен делосский ныряльщик». У Гераклита важное значение имеет сам стиль изложения – «краткий, сжатый, энергичный, торжественный, пророческий – как отражение ритма бытия»142. Основой, лейтмотивом этого ритма выступают единство и борьба («война» – тоЬецош противоположностей, выраженные у Гераклита в тщательно разработанной системе категорий диалектики. Единство противоположностей усматривается им даже в том, что мы называем игрой слов – например, «луку (биос) имя-жизнь {биос), а дело его – смерть». Такой подход, кстати, объясняет и то, почему у Гераклита важнейшим средством аргументации часто служат образы, а не чисто логические доводы.

В. Г. Торосян, Эволюция стиля мышления в исследованиях Вселенной. От древнейших времен до конца ХХ века, -1

ДИАЛЕКТИКА. Основанная Зеноном на «законе противоречия» диалектика – это искусство вести беседу, диалог. Платон акцентировал внимание на том, что диалектика означает искусство ведения диалога путем исследования какого-либо вопроса, поиска истины. Аристотель подразумевал под диалектикой искусство нахождения основания для доказательства своей позиции. Иными словами, по сути дела, он смешал понятия «логика» и «диалектика». Основной целью, главной задачей диалектики является поиск истины. Цицерон называл диалектику «исследователем и судьей истинного и ложного». Современное понимание диалектики намного шире и относится к философии. Под ней понимают науку об общих законах движения и развития природы, общества и мышления как процесса борьбы противоположностей.

Никита Непряхин, Убеждай и побеждай. Секреты эффективной аргументации, 2010

ГЕГЕЛЬ (Hegel) Георг Вильгельм Фридрих (1770–1831) – философ, представитель нем. классич. философии, создатель одной из самых значительных систем диалектики и объективного идеализма. Учился в Тюбингенском теологич. ин-те (вместе с Шеллингом и Гёльдерлином). В 1801– 06 жил в Иене. В 1808– 16 – директор гимназии в Нюрнберге. С 1816 до конца жизни – проф. философии в ун-тах Гейдельберга и Берлина. В молодые годы испытал влияние иенских романтиков, что наложило отпечаток на его творчество. Стремление видеть во всём закономерность, разумность, идеальность и завершённость присутствует во всех произведениях Г. Центр. понятие гегелевской системы – развитие, внутр. источником к-рого явл-я противоречие. В «Феноменологии духа» (1807) мировая культура изображена как проявление творческой силы «мирового духа», познающего себя в качестве творца её последовательно сменяющих друг друга форм. В «Науке логики» (1812) Г. выразил собств. понимание логики, отождествив её содержание с понятием Бога, каков он есть в св. сущности, до сотворения природы и чел-ка. Наука логики, начинаясь с чистого бытия, а для Г. оно было тождественно с Богом, явл-я поэтому и логикой сотворения самого бытия, т.е. природы и чел-ка, и логикой познания этого бытия, вплоть до самопознания чел-ка, до его понятия о самом себе как о духе. В итоге Г. переосмыслил все сферы совр. ему культуры и представил её как постепенное восхождение «мирового духа» от своего субъективного состояния (формы психической деят-ти индивида) к объективному состоянию (право, моральность, нравственность – семья, гражданское общ-во, государство) и к абсолютной ступени св. развития (искусство, религия, философия как формы самосознания духа). Критически переработанная философия Г. явл-я одним из теоретич. источников марксизма.

В. Д. Губин, История и философия науки: основные имена и понятия, 2013

Аристотель рассматривал философию как двойственное занятие: практическое и теоретическое. Практическая философия объемлет этику и политику, а теоретическая – логику и физику. Метафизика рассматривается как наука о субстанции, которая имеет внутренне присущие ей принципы покоя и движения. Душой Аристотель считал то, благодаря чему человек живет, чувствует и понимает. Отсюда душе приписываются принципы и способности питательные, чувствительные и интеллектуальные. Далее, он полагал душу двойственной – рациональной и иррациональной, в некоторых людях поднимающей чувства над разумом. Аристотель определял мудрость как науку о первопричинах. Четырьмя главными разделами его философии были диалектика, физика, этика и метафизика. Бог определялся им как Первый Движитель, лучшая из сущностей, неподвижная субстанция, отделенная от чувственных вещей, лишенная телесных количеств, неделимая и не имеющая частей. Платонизм основан на априорном мышлении, а аристотелианизм – на апостериорном размышлении. Аристотель учил своего ученика, Александра Македонского, что, если тот не сделал доброе дело, день пропал для него. Среди учеников Аристотеля были Теофраст, Стратон, Ликон, Аристон, Критолай и Диодор.

М. П. Холл, Тайные учения всех времен. Энциклопедическое изложение герметической, каббалистической и розенкрейцерской символической философии, 1928

Западная наука поступила с Ньютоном и Декартом так же, как Маркс и Энгельс с Гегелем. Формулируя принципы диалектического и исторического материализма, они препарировали гегелевскую феноменологию мирового духа и оставили его диалектику, но заменили дух материей. Аналогичным образом концептуальное мышление во многих дисциплинах предлагает прямую логическую вытяжку из ньютоно-картезианской модели, но образ божественного разума, который был сердцевиной рассуждений этих двух великих людей, из новой картины исчез. Следующий за всем этим систематический и радикальный философский материализм стал новым идеологическим основанием современного научного мировоззрения. Во всех своих бесчисленных ответвлениях и приложениях ньютонокартезианская модель оказалась чрезвычайно успешной в самых различных областях. Она предложила всестороннее объяснение фундаментальной механики солнечной системы и была с успехом использована для понимания беспрерывного движения жидкости, вибрации упругих тел и термодинамики. Она стала основой и движущей силой замечательного прогресса естественных наук в XVIII и XIX веках.

Станислав Гроф, За пределами мозга. Рождение, смерть и трансценденция в психотерапии, 1985

Однако для целей онтологического исследования недостаточно просто раскрыть предельную степень абстрактности философских категорий путем демонстрации их неверифицируемости. Более значимым является то обстоятельство, что подобные метафоры («притчи») отсылают к универсальной метафизической конструкции, которая определяет специфику формирования мировосприятия западноевропейского склада. Указание на это мы находим у О. Шпенглера: «С метафизической точки зрения значение отделения фиксированного языка не было оценено достаточно высоко. <…> Из противоречий между застывшим языком и бурлящей кровью, становящейся историей, возникают негативные идеалы абсолютного, вечного, общезначимого». И далее: «То понимание, в рамках которого появились первые имена, обусловлено альтернативой между видимым и невидимым. Возможно, первыми numina, вещами были явления видимого мира, которые можно было ощутить, услышать, наблюдать их воздействия, но не увидеть».[2] В приведенной цитате показан исторический генезис трансценденции во взаимосвязи с развитием фиксированного словесного языка и выделением зрения в качестве основного источника ориентирования в мире. Возникающие на этой основе противопоставления изменяющегося и застывшего, видимого и невидимого закладывают основу для дальнейшего формирования всех базовых оппозиций метафизики: становления и бытия, явления и сущности, конечного и бесконечного, временного и вневременного (вечного), чувственно воспринимаемого и сверхчувственного, имманентного и трансцендентного. В этих оппозициях второй член получает привилегированное значение по отношению к первому. И вместе с тем второй член генеалогически всегда есть производное от первого, его побледневшая метафора. Задолго до появления «деконструкции» этот момент был раскрыт Гегелем, в частности, в его диалектике конечного и бесконечного.

В. Т. Фаритов, Онтология трансгрессии. Г. В. Ф. Гегель и Ф. Ницше у истоков новой философской парадигмы (из истории метафизических учений), 2017

Понятно, что в интертекстуальной реальности исследователей «советской субъективности» история ГУЛАГа воспринимается с точки зрения писателей-соцреалистов, путешествующих вместе с руководством ОГПУ по Беломорканалу, а не, скажем, Варлама Шаламова. Однако представляется, что ключевая подмена происходит и в плоскости сугубо дискурсивного анализа. По какой-то причине, возможно, заключающейся в упадке преподавания немецкой классической философии в западных университетских курсах в последние десятилетия, в работах «советских субъективистов» сталинской вселенной, организованной на совершенно гегельянских принципах и культивирующей именно гегельянские добродетели, приписывается сотворение кантианского субъекта. Вместо свободного в смысле «осознанной необходимости» объективного исполнителя предначертанного всемирно-исторического замысла рисуются кантианские субъекты, «осознающие свою „личность“ как особую политическую категорию, как индивидуальную идентичность, подчиненную общественной проверке, и как целостность, которую нужно формировать и улучшать работой над собой».[14] Именно отдельные индивидуумы оказываются субъектами исторического процесса – а вовсе не гегелевский «абсолютный дух», воплощенный в коммунистической идеологии и институционализированный в партийной иерархии (достигающий абсолютного «становления» в фигуре вождя, обладающего абсолютной волей и знанием, локализованного в абсолютном центре вселенной-мира-страны-столицы-Кремля…). Массовые аресты и убийства в таком случае воспринимаются именно как «репрессии», лишь одна из техник в распоряжении большевистской власти, используемая для создания нового сознательного исторического субъекта-индивидуума. Активное участие самих индивидуумов – «новых» и «старых» – в уничтожении себе подобных – и «сознательных», и еще «архаичных» – ретушируется. Ибо кантианский субъект плохо согласуется с социально-политической практикой, основанной на законах диалектики («единство и борьба противоположностей» и «отрицание отрицания» как метод и логика террора): сталинская «чистка» (гегелевское «снятие») значит для кантианского субъекта смерть и конец его опыта познания и изменения мира.

Илья Герасимов, Нулевые. Степень. Письма, 2009

Свасьян говорит о том, что Бергсон в своих критических выводах апеллирует к явному или скрытому «…вместо», говоря о замене истинного ложным: «вместо времени пространство, вместо интуиции интеллект, вместо длительности рядоположность, вместо реальности символизм наших представлений о ней»[527]. Это «вместо», однако, по моему мнению, не есть предложение заменить один компонент реальности (скажем, пространство) другим, экзистенциально эквивалентным, но диалектически противоположным. Это «вместо» лишь указывает, что предполагавшееся основой на самом деле представляет собой опосредование настоящей субстанции, несоизмеримой ему онтологически. Сам же Свасьян недоумевает: «…анализ текстов философа показывает, что под рядоположностью он имел в виду пространственно-количественную аберрацию именно длительности – при чем тогда дуализм?»[528]. Дуализм тут, действительно, ни при чем, но дуализм не всегда ведь репрезентирует диалектику в чистом виде, то есть дуализм не всегда есть диалектическая антитеза как диалог равных. Свасьян, говоря о диалектике, приходит к дуализму, но что это за ход мышления, как не очередной эндосмос?

Е. В. Ровенко, Время в философском и художественном мышлении. Анри Бергсон, Клод Дебюсси, Одилон Редон, 2015

Представителями неоплатонического этапа были Фичино, Марандола, Николай Кузанский и др. Философские воззрения Николая Кузанского (1401–1464) одной стороной обращены к средневековой схоластике, а другой – к будущей философской классике XVII в. Он высказал идеи о совпадении максимума и минимума, о принципе относительности, развиваемые в рамках пантеизма. Для Кузанского Бог – это все: и бытие, и возможность становления бытия. В Боге совпадают все противоположности: конечного и бесконечного, наименьшего и наибольшего, единого и множественного. Мысль о совпадении «максимума» и «минимума» Кузанский иллюстрировал примерами из математики, доказывая, что бесконечная линия есть и треугольник, и круг, и шар, а точка (минимум) и бесконечная прямая (максимум) представляют собой одно и то же. Бесконечное превращает знание о конечных соотношениях в приблизительное (относительное). Каждая вещь, в том числе и человек, выступает как содержащая в свернутом виде весь мир как микрокосм. Идея о совмещении беспредельного и минимального – противоположностей – сделала Николая Кузанского одним из родоначальников будущей новоевропейской диалектики, способствовала разрушению картины космоса Платона, Аристотеля и Архимеда и подготовила коперниковскую революцию в астрономии. В представлении античных философов у космоса можно различить центр и периферию, начало и конец. Согласно Николаю Кузанскому, подобный подход далек от истины. Если античная философия в парадоксах видела орудие разрушения ложного знания, то Николай Кузанский – средство созидания истинного знания.

В. Н. Калмыков, Философия, 2017

Но так как все еще имеется чистый разум, познание которого лежит здесь в основе практического применения, то и деление критики практического разума, согласно общему плану, должно соответствовать делению критики спекулятивного разума. Следовательно, мы будем иметь в ней учение о началах и учение о методе, а в учении о началах будем иметь в качестве первой части аналитику как правило истины и диалектику как изложение и устранение видимости в суждениях практического разума. Но порядок в подразделении аналитики будет уже обратным тому, который был принят в критике чистого спекулятивного разума. Дело в том, что в данной критике мы, начиная с основоположений, будем идти к понятиям и уже от них, где возможно, к чувствам; в критике же спекулятивного разума мы должны были начинать с чувств и заканчивать основоположениями. Основание этого в свою очередь лежит в том, что теперь мы имеем дело с волей и должны рассматривать разум не в отношении к предметам, а в отношении к воле и ее причинности, так как основоположения об эмпирически не обусловленной причинности должны составлять начало, сообразно с которым единственно и можно попытаться установить наши понятия об определяющем основании такой воли, о ее применении к предметам и, наконец, в отношении к субъекту и его чувственности. Закон причинности из свободы, т. е. какое-то чистое практическое основоположение, здесь неизбежно составляет начало и определяет предметы, к которым оно только и может иметь отношение.

Иммануил Кант, Критика практического разума, 1788

Но так как все еще имеется чистый разум, познание которого лежит здесь в основе практического применения, то и деление критики практического разума, согласно общему плану, должно соответствовать делению критики спекулятивного разума. Следовательно, мы будем иметь в ней учение о началах и учение о методе, а учении о началах будем иметь в качестве первой части аналитику как правило истины и диалектику как изложение и устранение видимости в суждениях практического разума. Но порядок в подразделении аналитики будет уже обратным тому, который был принят в критике чистого спекулятивного разума. Дело в том, что в данной критике мы, начиная с основоположении, будем идти к понятиям и уже от них, где возможно, к чувствам; в критике же спекулятивного разума мы должны были начинать с чувств и заканчивать основоположениями. Причина этого в свою очередь заключается в том, что теперь мы имеем дело с волей и должны рассматривать разум не в отношении к предметам, а в отношении к воле и ее причинности, так как основоположения об эмпирически необусловленной причинности должны составлять начало, сообразно с которым единственно и можно попытаться установить наши понятия об определяющем основании такой воли, о ее применении к предметам и, наконец, в отношении к субъекту и его чувственности. Закон причинности из свободы, т. е. какое-то чистое практическое основоположение, здесь неизбежно составляет начало и определяет предметы, к которым оно только и может иметь отношение.

Иммануил Кант, Критика практического разума, -1

В сформировавшейся структуре наук до сих пор особое место занимала философия, которая играла роль методологического основания для познания (постижения) любых сфер реальности: природы, общества, мышления. Ее диалектический метод, опирающийся на знание законов диалектики (единства и борьбы противоположностей, перехода количественных изменений в качественные и развития или отрицания отрицания) и диалектических категорий (сущности и явления, содержания и формы, количества и качества, части и целого, общего – особенного – единичного, абстрактного и конкретного и т. д.) имеет универсальное познавательное значение.

Л. М. Мосолова, Культурология и глобальные вызовы современности, 2010

Нет смысла в подробном воспроизведении такого рода представлений. Они давно стали тривиальными, а люди, стоявшие у их истока, превращены в иконы. Пытаясь преодолеть политическое идолопоклонство, мы продолжаем культивировать научное. Некоторые направления мысли, близкие к учению о ноосфере или являющиеся его предпосылками, например, «русский космизм», фактически еще не были объектом трезвого анализа. Критический взгляд на них как бы неприличен и свидетельствует об отсутствии у покушающегося на него возвышенности духа. Глобальные проблемы современности, однако, столь тревожны, что требуют мыслить и действовать, несмотря на теоретические стереотипы. Суть взгляда на ноосферу, который мы хотим здесь развернуть и который, как нам кажется, более отвечает ситуации, такова: это учение с самого начала несло в себе элементы утопии; в нем переплелись аксиологические и онтологические подходы без какого-либо их разграничения; ценностные характеристики ноогенеза до сих пор являются однозначно положительными, что противоречит диалектике жизни; надо различать трактовку ноосферы как утопии и ее реальное состояние. Одно не должно заслонять другое.

В. А. Кутырёв, Естественное и искусственное: борьба миров, 2014

Таким образом, мы пришли к следующему выводу: все сферы бытия и познания, рассматриваемые в контексте воззрений реалистов, составляют ту область, в которой власть прасангики абсолютна и легитимна. Это говорит о совершенной правомочности и необходимости того критического анализа, который осуществил Нагарджуна по отношению к разного рода реалистическим воззрениям. Можно сказать, что мадхьямака Нагарджуны есть первичное осознание и преодоление наивного реализма буддизма раннего периода. Тем самым Нагарджуна расчистил и подготовил базу для возникновения учений более высокого уровня. Но что касается мадхьямака-прасангики Чандракирти, то с ней ситуация совершенно другая. Этот мыслитель и его последователи (Цонкапа и др.) сочли возможным распространить правомочность методов прасангики практически на все сферы бытия и познания: всё, что хоть в какой-то степени позитивно утверждается (проявляется), тем самым автоматически попадает под действие негативной диалектики прасангики. А так как в таких высших учениях как тантра, махамудра и дзогчен допускается позитивное описание абсолютной реальности,[7] и, более того, полагается, что для просветленных существ не только пустота, но и проявления могут иметь неконцептуальную (недвойственную) природу и в силу этого обладать неноминальным существованием, то тем самым весьма насущным становится вопрос: правомочно ли применение методов прасангики по отношению к этим сферам бытия и познания? Чтобы ответить на него, предварительно следует выяснить, в чем же заключается сущностное отличие понимания абсолютного реалистами и последователями высших учений.

Третий Кармапа Ранджунг Дордже, О различении сознания и изначального осознавания. О сущности Татхагаты, -1

Фактически, вся диалектика Гегеля есть прямое заимствование диалектики Фихте, с её дальнейшей систематизацией и детальной разработкой. Она не имеет никакого отношения к реальному миру. Так называемый «реальный мир», с точки зрения Гегеля есть лишь акциденция или, точнее, инобытие Абсолютной Идеи. Сам Гегель неоднократно подчеркивал ничтожный характер области эмпирического по отношению к его системе, поскольку область эмпирического есть пройденный этап по сравнению с философией Гегеля, в лице которой Абсолютная Идея совершает свои последние шаги на пути самопостижения. Кстати, даже саму идею конечной цели саморазвития Абсолютной Идеи – самопостижение и достижение тождества с самой собой, – Гегель позаимствовал у Фихте: «Природа, по Фихте, существует не сама по себе, а ради чего-то другого: чтобы осуществлять себя, деятельность Я нуждается в некотором препятствии, преодолевая которое она развертывает все свои определения и, наконец, полностью осознает себя, достигая тем самым тождества с самой собой»16.

Д. Е. Краснянский, Комментарии к материалистическому пониманию истории, 2009

Свою жизненную задачу Ф[лоренский] понимает как проложение путей к будущему цельному мировоззрению. В этом смысле он может быть назван философом. Но в противоположность установившимся в новое время приемам и задачам философского мышления, он отталкивается от отвлеченных построений и от исчерпывающей, по схемам, полноты проблем. В этом смысле его следует скорее считать исследователем. Широкие перспективы у него всегда связаны с конкретными и вплотную поставленными обследованиями отдельных, иногда весьма специальных, вопросов. Вследствие этого, развиваемое им мировоззрение строится контрапунктически, из некоторого числа тем миропонимания, тесно сплоченных особою диалектикою, но не поддается краткому систематическому изложению. Построение его – характера органического, а не логического, и отдельные формулировки не могут обособляться от конкретного материала. Руководящая тема культурно-исторических воззрений Ф[лоренского] – отрицание культуры, как единого во времени и в пространстве процесса, с вытекающим отсюда отрицанием эволюции и прогресса культуры. Что же касается до жизни отдельных культур, то Ф[лоренский] развивает мысль о подчиненности их ритмически сменяющимся типам культуры средневековой и культуры возрожденской. Первый тип характеризуется органичностью, объективностью, конкретностью, самособранностью, а второй – раздробленностью, субъективностью, отвлеченностью и поверхностностью. Ренессансовая культура Европы, по убеждению Ф[лоренского], закончила свое существование к началу XX в., и с первых же годов нового столетия можно наблюдать по всем линиям культуры первые ростки культуры иного типа.

П. А. Флоренский, Автореферат. Троице-Сергиева Лавра и Россия. Иконостас. Имена. Метафизика имен в историческом освещении. Имя и личность. Предполагаемое государственное устройство в будущем, -1

Достаточно противоречивую историю имеют такие направления философской мысли, как диалектика и метафизика. Термин «метафизика» возник случайно, но в этой случайности таится глубокий смысл. Первый издатель сочинений Аристотеля, Андроник Родосский, расположил то сочинение, в котором рассматриваются первоначала бытия, недоступные чувствам и раскрывающиеся только умозрению, после «Физики». Отсюда и происхождение термина – буквально «то, что идет после физики». В таком понимании, как умозрительная дисциплина о первоначалах, термин «метафизика» близок термину «онтология», который возник позже. Гегель, а затем философия марксизма внесли новый оттенок в понимание метафизики. Для них метафизика означала отсутствие динамизма в первоначалах, непризнание внутренней противоречивости всего существующего. Диалектика (от греч. искусство ведения беседы, спора) – термин, впервые использованный Сократом для обозначения искусства ведения спора с целью достижения истины путем противоборства мнений. Гегель, а вслед за ним марксисты стали рассматривать диалектику в качестве противоположности метафизики. Диалектика в этом смысле – учение о внутренней связи движения, развития с первоосновой мира. Диалектика субъективная (познание) непосредственно отражает диалектику объективную в силу тождества мышления и бытия.

Г. Г. Кириленко, Философия, 2009

С точки зрения научных концепций плюрализма (прагматизм, неопозитивизм, экзистенционализм и др.) плюрализм правопонимания есть постоянное состояние юридической науки, так как право не имеет единой сущности, оно, как и все существующее, состоит из множества равнозначных изолированных сущностей, которые в принципе не могут быть сведены к единству. Такой подход основывается, прежде всего, на идеалистическом восприятии мира. С точки зрения же материалистической диалектики, которая является наиболее эффективным способом познания правовых явлений[50] (на которую, собственно, мы и стараемся опираться, осуществляя наше исследование), познание представляет собой развертывающийся на основе практики процесс теоретического отражения объективной действительности, существующий независимо от познающего субъекта. В связи с этим в рамках материалистической диалектики последовательно отстаивается идея «единства научного знания, решающим аргументом в пользу которой служит единство мира, состоящее в его материальности».[51] Это обусловливает необходимость стремления к единству научного правопонимания, преодоления множественности подходов к пониманию правового феномена.

П. А. Оль, Правопонимание: от плюрализма к двуединству, 2005

Таким образом, в рассматриваемый период в советской эстетике сформировались три концепции эстетического и, прежде всего, прекрасного, каждая из которых продолжала традиции европейской эстетики, заложенные в Античности. На основании исследования, осуществленного автором данной работы (39), был сделан вывод, что каждая из них представляет собой абсолютизацию одной из граней природы эстетического и прекрасного. В этом отношении мы солидаризировались с мнением А. Лосева, что «недиалектическое выдвижение на первый план той или другой противоположности является давно пройденным этапом в истории эстетики и свидетельствует о неумении понять эстетическое как некоторое целостное и живое единство» (35,576). Преодолевая эту односторонность, мы пришли к выводу, что «диалектика ценности блага и красоты (и их антиподов), модифицируемая в зависимости от меры совершенства объекта ценностного отношения, составляет сущность эстетической ценности»(39,117).

И. В. Малышев, Золотой век советской эстетики, 2007

Пристальное внимание к всеобщим свойствам социального не означает, что социальная философия не занимается изучением отдельных обществ или их типов. Общефилософское понимание диалектики всеобщего и особенного раскрывает нам способ их связи, при котором общее неразрывно связано с конкретными формами своего бытия. Отсутствие на географической карте общества вообще не говорит нам, что общее не существует в реальности. Это означает лишь то, что, не обладая предметностью, телесностью бытия, общее и особенное существуют в виде реальных, а не измышленных сознанием отношений сходства и подобия между отдельными явлениями. Тем самым в философском понимании общества выделяются два взаимосвязанных, относительно самостоятельных уровня: предельно абстрактный анализ всеобщих отношений, свойств и состояний социальности в ее наиболее чистом виде и более конкретный анализ определенных типов общества или отдельных обществ. Эти уровни органично связаны, но не заменяют друг друга. Основная задача социальной философии — раскрыть сущность общества в широком понимании этого слова, охарактеризовать общество как часть мира, отличную от иных его частей и связанную с ними в единый мировой универсум. Но решить эту задачу социальная философия сможет лишь в том случае, если не ограничится широким пониманием общества как социальной реальности вообще, но установит и иной, более узкий смысл этого термина, рассмотрит общество не только как надорганическую, но и как историческую реальность, не как социум вообще, но как конкретную форму социальности, отличную от иных ее форм.

О. А. Романов, Социальная философия, 2013

Хотя мыслитель и предостерегал от любого отождествления социологической позиции с той или иной философской доктриной, но, как видно уже из вышесказанного, он делал в этом отношении исключение для своей собственной диалектической концепции, которую считал «порогом познания» как для социологии, правоведения и других социальных наук, так и для философии. Задача этой диалектики в истолковании Гурвича – «расчищать познанию путь от догм и предрассудков»[539]. Указанную задачу диалектическое знание могло выполнить, следуя некоторым важнейшим принципам социального исследования. Эти принципы, или, как называл их мыслитель, «правила объяснения», составляли смыслообразующее звено всей социологической теории Гурвича, «венчали ее здание»[540]. Здесь также бросается в глаза метод «от противного», который характерен для социологической системы мыслителя. К данным правилам относятся следующие[541]:

М. В. Антонов, Право и общество в концепции Георгия Давидовича Гурвича, 2013

В Древней Греции проблемы логики были рассмотрены и разработаны наиболее обстоятельно. Логические вопросы здесь рассматривают такие философы, как Парменид и Зенон (представители элейской философской школы), Гераклид, софисты Протагор, Горгий и другие, Демокрит и Аристотель. Деятельность этих философов прямо или косвенно затрагивала вопросы логики. Идеи представителей элейского направления и приверженцев логики Гераклида вступали в конфликт в силу их противоположности. Элейская школа проповедовала метафизические теории, т. е. способ изучения явлений, при котором они рассматриваются отдельно друг от друга и в неизменном состоянии. Гераклитовская философия придерживалась идей диалектики (явления изучаются в развитии и взаимодействии).

Д. А. Шадрин, Логика, -1

Эта цитата не оставляет сомнения в том, что визионерская логика, по замыслу Уилбера, в той или иной степени напоминает гегелевскую диалектику с её процессом отрицания aufheben. Уважая Гегеля за его признание «существования принципа отрицания, который трансформирует все вещи, существа и все поступки в их противоположности»[88], Морен обвиняет его в том, что тот считает противоречие переходным «моментом» отрицания aufliebung,, моментом, который в конечном итоге сводится к нулю при синтезе третьего явления.[89] Визионерская логика Уилбера подвергается подобной критике, особенно, в той мере, в какой она поддерживает идеалистическую метафизику, ассоциируемую с исходной метафорой Великой цепи бытия[90]. Хотя понятие визионерской логики представляет важный шаг за рамки формально-оперативного мышления, типичного для зрел ого… ментального эго, оно должно, как гегелевская диалектика, «отрицать себя в диалогике…, которая провоцирует взаимодействие посредством, когда-то бывшего комплиментарным, объединения двух логик – автологики и эко-логики»[91].

С. Д. Мири, Общественная мысль Алламы Джа‘фари, -1

Дальнейшее развитие понимания мира и стихийной диалектики античности реализуется у Анаксагора (ок. 500–428 гг. до н. э.). Ему принадлежит мысль о том, что всеми явлениями и вещами движет так называемый нус (дух, разум, закон). Вещи состоят из первоэлементов – бесконечно малых однородных частичек. Эти частички философ назвал «семенами вещей». Сами по себе семена инертны, нейтральны, неподвижны, в движение же их приводит нус – первопричина всего сущего. Учение Анаксагора наряду с идеями Эмпедокла объединяет и подытоживает развитие философской мысли в досократической философии, кроме того, учение Анаксагора становится предтечей для формирования концепции античного атомизма, которая зародившись в античной философии, многие столетия служила фундаментом большинства протонаучных построений и концепций (табл. 3.1).

Коллектив авторов, Философия, -1

Отсюда становится понятной та формула, которую мы противопоставляем позитивно-социологическому направлению: нравственность (как и право) может и должна изучаться не только как историческое и общественное явление, но также как внутреннее психическое индивидуальное переживание, как норма или принцип личности. Рядом с социологическим изучением должно быть признано индивидуально-психологическое и нормативно-этическое; нравственность должна быть понята не только со стороны своей исторической изменчивости, но также как явление и закон личной жизни, как внутренняя абсолютная ценность. Все это термины и понятия, совершенно недоступные социологии: для того чтобы к ним перейти, надо ее оставить. Неудивительно, если юристам и историкам, воспитанным на позитивизме, это изучение права и морали, как явлений индивидуальных, кажется просто бесплодной диалектикой: для того чтобы оценить это изучение, надо быть знакомым с философией и отрешиться от предрассудков старой социологической школы.

В. В. Сапов, Манифесты русского идеализма, 2009

В ряду основных идей, высказываемых представителями эпохи Возрождения относительно естественноприродных процессов, можно назвать пантеистические воззрения Николая Кузанского (1401–1464), гелиоцентрические идеи Николая Коперника (1473–1543), идею множественности миров Джордано Бруно (1548–1600). Для этих философов характерен интерес к вопросами математики и естествознания, с помощью которых они пытались объяснить все природные и надприродные явления. Например, у польского мыслителя Николая Кузанского Бог получает наименование абсолютного максимума, или абсолюта. Бог есть единое и единственное начало, в нем все, он высший предел. Он максимум, так как он то, более чего ничего не может быть, но так как он не может быть и менее того, что он есть, то он может быть назван и минимумом. Николай Кузанский, таким образом, открыл принцип совпадения противоположностей – максимума и минимума, что делает его одним из родоначальников новоевропейской диалектики.

Коллектив авторов, Философия, 2015

Особняком стоит в XV в. философия Николая Кузанского, выделяющаяся своей масштабностью и глубиной. Кузанец осуществил единственный в своем роде синтез ортодоксальной (несмотря на пантеистические мотивы) христианской философии, неоплатонизма и новейших тенденций гуманистической мысли. В этом отношении он – последний средневековый и первый новоевропейский философ. Николай в своей теории «ученого незнания» утверждает богоподобность конечного разума и его способность познать абсолютное не только через явления, но через саму его непознаваемость, которая каждый раз дана уму особым образом. На этом принципе строится изощренная диалектика относительного и абсолютного, «максимума» и «минимума». Предвосхищая Бэкона и Декарта, Николай выдвигает программу тотальной реформы наук и религий.

А. Л. Доброхотов, Избранное, -1

Платон выстраивает более гибкое и синтетическое – апорийное, парадоксальное и антиномичное – понимание единого, подробно разбирая практически весь спектр мыслимых возможностей в диалоге, который называется, что весьма симптоматично, «Парменид» [365]. Лосев так резюмирует выводы Платона: «То, что мыслится, необходимым образом – одно. Тем не менее диалектика обнаруживает, что это одно, поскольку оно мыслится как именно одно, лишено каких бы то ни было категорий, т. е. мысль об одном требует, чтобы оно не мыслилось. Если мы возьмем мир, или бытие, как совокупность всех вещей, то – 1) мы не можем мыслить этот мир как не-одно, ибо мир есть нечто одно определенное (или его нет для мысли); мы обязаны мыслить его как нечто единое, одно. С другой стороны, 2) это самое единство мира, делающее его одним определенным целым, необходимым образом должно стоять вне всякой мысли и вне бытия. Мысль требует немыслимости, и логическое абсолютно тождественно с алогическим» [271, с. 110–111]. Так что в конце концов получается, что такое парадоксальное единое, неизбежно охватывающее всё, оказывается – не в последнюю очередь как раз благодаря своей всеохватывающей парадоксальности – совершенно неустранимым[40]. «Иными словами, всё живет единым: если не его утверждением, то его отрицанием, если не положительной, то отрицательной связью с ним» [110, с. 125].

В. Ю. Кузнецов, Взаимосвязь единства мира и единства культуры, 2013

Важно специально обратить внимание на то, что в философской и научной рациональности европейской и русской культуры существует достаточно большое количество концепций и моделей, лежащих в русле метафизики стрелы времени. Так, сформировалось различное отношение к диалектике и разные подходы в самой диалектике (различные типы диалектики); в рамках различных философских концепций предлагалось множество вариантов источников и движущих сил развития, которые можно разделить на два принципиальных подхода к решению этой проблемы – внутренние противоречия или некая движительная сила (Бог, идея, воля, низус, «творческий порыв», «стремление к точке Омега» и другие); в определении направленности развития некоторые концепции склоняются к единонаправленности (линейности) развития, другие – к многонаправленности (типа «дерева», «ризомы»). Эти небольшие иллюстрации должны показать многомерность самой проблематики развития и в рамках культур стрелы времени.

Александр Селиванов, Развитие объектов. Наука управления будущим, 2016

Диалектика и метафизика совершенно противоположно рассматривают мир: диалектика – как развивающееся, изменяющееся целое, а метафизика – как совокупность неизменных сущностей. Диалектика считает противоречия источником развития. Согласно метафизике, источник изменений находится вне объекта, сами же изменения сводятся к количественным.

Н. П. Пугачева, Философия, 2013

Необходимо отметить преемственность и различие педагогических стилей Платона и Аристотеля. Глубоко осознав одну из основополагающих идей Платона о полной и последовательной систематизации отдельных знаний, способствующей формированию единого образа бытия, Аристотель критически относится к мнению своего учителя о том, что абсолютное не может быть достигнуто посредством рационального познания (Платон, Письмо VII). Аристотелизм вырастает из платонизма, обнаруживая новые интеллектуальные возможности и находя иные пути их реализации. В Академии, несомненно, проводились систематические исследования, но стремление к объединению наук сводилось в основном к развитию диалектики, как вершины познания. Конкретные науки рассматривались здесь как подготовительные ступени к эзотерическому знанию.

И. Б. Романенко, Педагогическая антропология в зеркале философии, 2017

Для «негативной диалектики» Франкфуртской школы основной задачей являлось выявление непримиримых противоречий социальной действительности с целью разрушения бинарности, противоречивости как основы человеческой жизни. Д. должна основываться не на понятии противоположности, но на понятии «иного» как бесконечного спектра человеческих возможностей.

Г. Г. Кириленко, Краткий философский словарь, 2010

В XX в. внутрипсихологические проблемы трудностей установления границ между субъектом и объектом определялись и более общей ситуацией, сложившейся в социогуманитарном познании. Тогда наблюдалась культурно-историческая эволюция интерпретации разнообразных описаний мира. Она заключалась в постепенном смещении фокуса внимания ученых с анализа точки зрения субъекта-автора к исследованию знаний о мире субъекта-реципиента, на основе которых он выстраивает свою интерпретацию описанной ситуации. Эволюция соответствовала диалектике развития социогуманитарного познания: на смену монологической направленности ученых на анализ субъект-объектных взаимодействий пришли размышления о размытости границ между субъектом и объектом во многих ситуациях человеческого бытия. Неизбежным следствием этого стала неразличимость авторской позиции в семантическом пространстве мира человека. Неудивительно, что в XX в. известными и широко распространенными стали метафорические высказывания Р. Барта, М. Фуко и других замечательных мыслителей о смерти автора, смерти субъекта. Большой резонанс этих высказываний в среде интеллигенции можно объяснить с двух точек зрения.

В. В. Знаков, Психология понимания мира человека, 2016

В ХХ в. внутрипсихологические проблемы трудностей установления границ между субъектом и объектом определялись и более общей ситуацией, сложившейся в социогуманитарном познании. Тогда наблюдалась культурно-историческая эволюция интерпретации разнообразных описаний мира. Она заключалась в постепенном смещении фокуса внимания ученых с анализа точки зрения субъекта-автора к исследованию знаний о мире субъекта-реципиента, на основе которых он выстраивает свою интерпретацию описанной ситуации. Эволюция соответствовала диалектике развития социогуманитарного познания: на смену монологической направленности ученых на анализ субъект-объектных взаимодействий пришли размышления о размытости границ между субъектом и объектом во многих ситуациях человеческого бытия. Неизбежным следствием этого стала неразличимость авторской позиции в семантическом пространстве мира человека. Неудивительно, что в ХХ в. известными и широко распространенными стали метафорические высказывания Р. Барта, М. Фуко и других замечательных мыслителей о смерти автора, смерти субъекта. Большой резонанс этих высказываний в среде интеллигенции можно объяснить с двух точек зрения.

Коллектив авторов, Принцип развития в современной психологии, 2016

В основе духовной практики христианства – трансцендентный идеал Небесного Царства не от мира сего, который требует коренной онтологической перестройки внутреннего человека, что лежит за пределами нравственного императива и дано как венец возможных усилий человека, результат которых зависит уже не от него, а от воли и милости Бога. Этот трансцендирующий предельный идеал как образ возможного личного совершенства состоит в сложном взаимодействии с этикой должного. По существу парадоксальная христианская логика превращает идеал в императив, в основе которого – требование совершенства. Насколько сложной и интенсивной должна была быть трансформация языческой картины мира и культурных практик, ее выражающих, чтобы усвоить духовно-нравственную диалектику христианской веры не только в качестве нормативно-регулирующей, но и в качестве идеалообразующей функции культуры.

О. А. Жукова, Избранные работы по философии культуры, 2014

Стоит рассмотреть ближе род и степень этого расчеловечения или, иными словами, охарактеризовать способ отсутствия (разъятия, разложения) субъекта в трансцендентальной философии. Предельной степенью является анатомическое разъятие, но как легко видеть, у Канта еще не достигается этой степени. Категории чистого познания суть (трансцендентальные) предикаты и как таковые, они характеризуют деятельного, а не умерщвленного субъекта. Это подсказывает другую метафору, другой род разъятия: папка доносов, досье, либо научный дневник наблюдений за подопытным существом – т. е. собрание отчетов о действиях субъекта. Но здесь степень отсутствия, разъятия оказывается, наоборот, недостаточна: если из доносов или научных наблюдений возможно, в принципе, сложить полную картину деятельности субъекта, его «портрет» в деятельностном измерении, то в «папках» трансцендентальной философии находятся не сами действия, а их всяческие проекции, отражения: действия под углом трансцендентальной аналитики или диалектики, паралогизмов, антиномий или идеалов и т. д. и т. п. Сложить из таких отражений фигуру деятельного субъекта – не говоря уж о человеке – невозможно. Если же уточнить этот вывод, он в точности совпадает со сказанным выше: «сложить фигуру человека», т. е. ответить на вопрос «Что такое человек?» в трансцендентальной философии возможно лишь путем выстраивания над этой философией некоторого мета-дискурса.

С. С. Хоружий, Фонарь Диогена, 2010

Следующий шаг в осмыслении организации природы сделан Ф. Энгельсом («Анти-Дюринг», «Диалектика природы», 1873 – 1883 гг.) в рамках материалистической парадигмы, в которой единство мира, единство всех многообразных явлений усматривается в их материальности. «Единство мира состоит не в его бытии, хотя его бытие есть предпосылка его единства, ибо сначала мир должен существовать, прежде чем он может быть единым. Бытие есть вообще открытый вопрос, начиная с той границы, где прекращается наше поле зрения. Действительное единство мира состоит в его материальности…»64. Исходными понятиями при рассмотрении природы становятся материя и ее атрибут – движение. «Движение в применении к материи, это – изменение вообще».65 Последовательное проведение этого принципа дает различение форм движения с одновременным указанием соответствующего «носителя» – вида материи, обладающей указываемыми свойствами, что в итоге приводит к уровневой концепции природы. Энгельс выделяет механическую, физическую и химическую формы движения, которыми, по его мнению, исчерпываются разновидности движения в неорганической природе, и органическую. При этом «форма движения в органической природе отличается от механической, физической, химической, содержа их в себе в снятом виде»66.

С. А. Денискин, Познание живого: теоритико-методологические основы, -1

Согласно второму представлению, разум есть не логическая строгость, а диалектическая необходимость. Эта мысль принадлежит Гегелю. Логическая строгость для Гегеля – не что иное, как видение реального в зеркале разума «как такового». Реальность может быть только «зеркальным» образом в разуме. Поэтому разум есть разум зеркальный, спекулятивный. Началами разума служат не абсолютные концептуальные очевидности, а развертывание спекулятивной структуры разума. Разум – это развертывание понятий; и началом такого развертывания выступает не очевидность, а внутренняя неустойчивость понятия. Останавливаясь на том или ином понятии, разум не может не видеть, как оно разлагается в свою противоположность; тогда он восстанавливает первое понятие, включая в него понятие, ему противоположное, и сливая оба момента в новое понятие. И так вновь и вновь. Стало быть, единственное, что является устойчивым, есть сам разум в его движении. Разум – это движение: диалектическое и непрестанное движение, с того самого момента, как разум приходит в себя. Это и есть начало разума. Разум понимается здесь как спекулятивная концептуальная диалектика, как само понятие понятия, то есть как Идея, в гегелевском смысле этого слова.

Хавьер Субири, Чувствующий интеллект. Часть III: Интеллект и разум, 2008

Одним из главных создателей новой науки, пишет немецкий философ, по праву считается Галилей. Титанической задачей, которую решал Галилей, была задача убедить научное сообщество в возможности математической физики. Физика Античности и Средневековья не была математической, она была качественной физикой. Для Аристотеля понятия геометрического пространства и физического пространства были разными понятиями. У него вообще не было понятия физического пространства, вместо него использовалось понятие места. Мир абстрактных математических образов и мир реальных материальных объектов – это были разные миры. Галилей своей изощренной диалектикой и гениальной интуицией не доказал, а, скорее, убедил своих современников в том, что математику можно применять и в физических вопросах. Но более того, он выдвинул принципиальный тезис: книга природы написана на языке математики. Хотя все его доказательства постоянно связаны с неким предельным переходом – превращение материальной плоскости в бесконечно гладкую, материального шара – в совершенный геометрический шар и т. д., и, следовательно, предполагают некоторую бесконечную процедуру, тем не менее тезис о математической выразимости феноменов природы постепенно становился все более привычным… В ногу с этим шло и развитие техники измерений[60]. Декарт, Лейбниц, Ньютон своими трудами, научными достижениями постепенно укрепили новое представление о природе и сделали его как бы самоочевидным.

В. Н. Катасонов, О границах науки, 2017

Выступая преимущественно как историк философии, автор «Триадологии» не утрачивает культурологический формат исследования и пристально вглядывается в социокультурную ситуацию функционирования диалектики в Древней Греции, определяет векторы развития этой ситуации. Диалектические парадоксы софистики, ориентированной на социальную прагматику философского дискурса (победу в судебных тяжбах и общественных прениях), внесли в тринитарный опыт новое измерение – субъективную деятельность мышления, безразличного к онтологическому статусу мыслимого содержания. Иначе развивается тринитарный опыт в диалектике Сократа: диалектика как диспутальное искусство преобразуется в процессуальность диалога, приводящего к рождению истины, к проявлению объективного в субъективном. Истина в этом варианте тринитарного опыта заключена не в новизне своего объективного содержания, а в новизне мышления об объективном в процессе диалога.

Е. П. Борзова, Триадология, 2013