Вершина. Сага «Исповедь». Книга четвёртая

Натали Бизанс

Сага «Исповедь» о перерождении душ, о вечном стремлении человека к постижению высших законов Вселенной, о любви, которой нет конца. Четвёртая книга повествует нам историю жизни Эрнесто Гриманни. Действия происходят в эпоху Возрождения. Флоренция, времена правления Козимо I, Великого герцога Тосканы. Нас ждёт захватывающее погружение в хитросплетения судеб главных героев, чья самоотверженность, вера и доброта способны изменить этот мир к лучшему.

Часть 1. Глава 8

Вскоре Амато вернулся, проводив своего господина, он больше не выглядел зажатым в кулак, а наоборот, как-то внутренне раскрепостился, вечно стиснутые скулы ослабили напряжение, и взгляд стал немного добрее. Мне эти перемены пришлись по душе. Лишь в присутствии Деметрио его лицо принимало прежний суровый вид.

Он, как и полагалось, теперь повсюду следовал за мной, «оберегая бесценную жизнь наследника Гриманни», которая, в самом деле, ничего не стоила без Патриции и теряла всякую значимость. Мне было на руку то, что он всегда находился при мне, на виду, на глазах, под присмотром. Так, незаметно для нас самих, мы стали неразлучными. Постепенно завязывалось и общение.

— Откуда у тебя этот шрам, Амато? — спросил я во время обеда, заставляя его есть за своим столом, а не отдельно, как это было принято с нижестоящими.

— Лесная дикая кошка зацепила.

— А мне кажется, это скользящий удар ножом, почти возле самого виска. Ты был на волосок от смерти, — с иронией ответил я, поглощая кусок ароматно приготовленной курицы, почему-то хотелось его разозлить.

— У кошек бывают когти, синьор, — его брови сошлись на переносице, и он насупился.

— Не хочешь, не отвечай, твоё дело! — я откинулся на спинку стула и задумался.

Ветер раздувал полотно палатки, заставляя его трепетать подобно корабельному парусу. Ассоциация пронзила сердце тоской. Патриция так мечтала увидеть море, поместье, в которое мы направлялись, как раз находилось на побережье. Доведётся ли теперь? Вот бы парусник, и увезти её отсюда подальше, всё равно куда, лишь бы не нашли. А там хоть сгинуть в пучине, лишь бы вместе, только бы с нею… Я открыл глаза. Главная опасность сидела напротив, заканчивая трапезу.

— Расскажи о себе!

Он молчал.

— Это приказ!

— Не знаю, мой господин, что здесь может быть для Вас интересного. Родился в Венеции, там же рос, обучился военному мастерству, участвовал в походах, сейчас вот здесь сижу, штаны протираю.

— Ходят слухи, что ты не любишь женщин, это правда?

Он весь напрягся как натянутая пружина.

— А за что их любить?

— Ну, хотя бы за то, что одна из них подарила тебе жизнь.

— Я её об этом не просил.

— Интересно ты рассуждаешь. Ну, а как же притяжение, любовь, наслаждение наконец?

Он резко отодвинул тарелку и привстал.

— Вы желаете меня унизить, синьор?

— О чём ты? Просто говорим по душам, как мужчина с мужчиной.

Он глубоко вздохнул и медленно выпуская ртом воздух снова сел, остудив свой гнев.

— Ты красивый, статный мужчина, думаю, у тебя нет отбоя от женского внимания.

Он посмотрел на меня так, словно я оскорбил его.

— Прости, если тебе не нравится наш разговор, можем сменить тему, — я сделал вид, что мне просто скучно и нечего делать. Забросив ногу на ногу, вытянулся поудобнее, намереваясь поспать.

— Проверяете меня, ну, что ж, давайте! — сухо ответил тот.

— И думать не думал, не любишь женщин, так и не люби, твои проблемы. Только как жить без нежности и ласки? — я приоткрыл глаза и поймал на себе его негодующий взгляд.

— Кто сказал, что без любви?! У каждого она своя.

— Может ты и прав, Амато, — я сделал вид, что дальнейшее мне неинтересно.

Он всегда ловко уходил от ответов. Вытянуть из него лишнее слово — непросто. Вскоре я действительно задремал. Бессонные ночи дали о себе знать. Тяжёлые мысли не давали мне покоя ни днём ни ночью, во сне я видел кошмары, от которых просыпался в ледяном поту.

Очнулся внезапно от того, что кто-то находится слишком близко и дышит мне в лицо. Открыв глаза, я увидел вассала, прожигающего меня взглядом. Я вскочил и схватился за меч.

— Что? И меня убьёшь? Давай, чтоб не мучился! Гори всё синим пламенем! — я протянул ему оружие. — Мне всё равно без неё не жить!

Амато сел, застигнутый врасплох, с потерянным лицом.

— Ну что же ты опешил? Тебе ведь поручили убить мою жену, и я не сомневаюсь, что ты сделаешь это, но прежде покончи со мной! Может быть тогда Деметрио оставит её в покое.

— Вы меня не так поняли… — пробубнил он.

— А как тебя понимать? Предпочитаешь удушить во сне? Понимаю! Сам одного, собственными руками давил, непередаваемое удовольствие! — я орал непозволительно громко, нас могли услышать, но вспылил не на шутку и уже не мог остановиться.

— Я не собирался Вас убивать! — оправдывался он.

— Тогда зачем ты склонился надо мной так близко?!

— Вы мне нравитесь, — осёкся он и опустил глаза.

Тут меня как будто окатили кипятком. Я же знал, догадывался, что он не такой, как все, и слова Федерико…

«Вот почему он не любит женщин!» — осенило меня.

Попытался взять себя в руки и обрести спокойствие. Он молчал, потупив взгляд, а после начал говорить так, словно его давно распирало излить кому-то душу.

— Вы вправе выдать меня инквизиторам. Но прежде выслушайте. В пятнадцать лет жена господина принудила мальчишку исполнять её грязные фантазии… Её жирное тело всегда стоит перед моими глазами, и невообразимая вонь кислотного пота тоже. Ничто не внушало мне большего отвращения, даже трупные испарения.

Посмотрел на его подавленный вид и представил себе это, даже меня затошнило.

— Она заставляла приходить к ней по нескольку раз в день, пока однажды я не решил свести счёты с жизнью. Но из петли успели вытащить. Слуги доложили хозяину, тот избил меня и отправил на галеры, так я попал к Вашему дяде, он вовремя заметил умирающего подростка и, забрав из гребцов, обучил владению оружием, принял в свою охрану.

— И теперь ты предпочитаешь мужчин?

Он промолчал.

— Не стану тебя обвинять. Только больше не приближайся ко мне так близко!

— Вы не выдадите меня церковникам?

— Вместе с дядюшкой?! — теперь для меня картина была яснее ясного. — Я бы сделал это, чтобы спасти Патрицию.

— Клянусь, что хотел Вам во всём признаться, мне самому ненавистно их желание убить беззащитную… втайне от Вас… простите, если сможете! Вот, — он протянул мне маленькую склянку в кожаном мешочке. — Это яд. Я должен был избавиться от неё при первой же возможности, достаточно брызнуть им на одежду…

— Проклятье! — я с размаху стукнул кулаком по столу так, что чуть не заорал от боли.

— Хотите, я сам выпью его, если это поможет облегчить Ваши страдания. Я давно заслуживаю смерти! — он хотел откупорить пробку.

— Не смей! Не ты, так кого-нибудь ещё подошлют. Послушай, Амато! — я схватил его за руку, отбирая смертельное зелье. — Сделай вид, что договор в силе. Помоги нам сбежать! И мы расстанемся навсегда. Я сохраню твою тайну, а ты обретёшь свободу.

— Вас никто не отпустит, ежедневно за нами следят опытные люди, так что Вы и не заметили. Приказ синьора: если не получится у меня, её устранят они, в любом случае.

— И поднимется рука?!

— На войне ко всему привыкаешь, нет разницы, кто перед тобой, приказ есть приказ. Мой господин поручает мне порой самые ужасные и отвратительные задания, используя мою уязвимость. Я привязан к нему, иначе смерть. Таких, как я, не прощают.

— Как же ты живёшь со всем этим?

— Порой бывает невыносимо, — его глаза налились кровью. — Но жизнь, всё равно, лучше смерти, какая бы она ни была! Если не я, то кто-нибудь другой…

Вздохнул с облегчением. Почему-то вдруг стало ясно, что этот человек больше нам не опасен.

— Клянусь, я сделаю всё, чтобы вам помочь! — Амато опустился на колени и положил руку на сердце.

— В таком случае, тебе нечего бояться, никто не узнает о нашем разговоре. Даю слово… — чуть не сказал «Гриманни», честь семьи больше для меня не имела никакого значения и смысла. — Встань, Амато! — я налил вина и передал ему чашу. — Выпей со мной и больше ни о чём не думай! Если я смогу тебя освободить от повинности моему бессовестному родственнику, то сделаю это, не сомневайся.

— Я ещё не встречал подобного благородства. За это и полюбил Вас с первого взгляда! — он неожиданно горячо поцеловал мою руку.

— Прекрати унижаться!

Возле палатки послышались голоса, один из которых принадлежит Деметрио Гриманни.