Вершина. Сага «Исповедь». Книга четвёртая

Натали Бизанс

Сага «Исповедь» о перерождении душ, о вечном стремлении человека к постижению высших законов Вселенной, о любви, которой нет конца. Четвёртая книга повествует нам историю жизни Эрнесто Гриманни. Действия происходят в эпоху Возрождения. Флоренция, времена правления Козимо I, Великого герцога Тосканы. Нас ждёт захватывающее погружение в хитросплетения судеб главных героев, чья самоотверженность, вера и доброта способны изменить этот мир к лучшему.

Часть 2. Глава 12

Всю ночь и ещё полдня пришлось ехать, прежде чем мы обнаружили небольшое поселение у подножья гор. Замёрзшие, уставшие женщины и дети нуждались в отдыхе. Приняли нас охотно, нечасто в эти места заглядывает знать. Старый, но добротный дом из серого камня стоит чуть поодаль от остальных и прикрыт со всех сторон зелёными зарослями. Садовника у обедневшей дворянской семьи давно уже нет, судя по всему.

К счастью, никто не знает здесь барона Гриманни, несмотря на его богатство и могущество, он известен лишь в своём узком кругу, тут у людей другие господа.

Разместились благополучно, нам отвели целых четыре комнаты. Я не сомневался в том, что слова Филоретты исполнятся: скоро нас завалит снегом, это подтверждал и всё усиливающийся холодный ветер. Непогоду лучше переждать, сидя у огня в камине под надёжной крышей. Путешествие наше было долгим и утомительным. После сытного обеда все отправились спать.

Мы остались с Патрицией наедине. Этого момента я ждал и боялся одновременно, намереваясь поговорить по душам и разрешить сомнения и переживания Патриции без вездесущих глаз Маркелы. Но она не хотела со мной разговаривать, может быть, от усталости. Она тихо и смиренно лежала, ожидая меня.

Трогательно-беззащитная и хрупкая, но только внешне, внутри неё находится стальной стержень, который невозможно согнуть. Если этой женщине что-то взбредёт в голову, её уже не переубедить.

— Дальше будешь обижаться? — я, недолго думая, обнял её и притянул к себе, ощущая, как кровь заиграла во мне. За всё это время я не прикасался к супруге, как к женщине, и воздержание становилось невыносимым. Но смел ли я думать о чём-либо подобном рядом с той, которой пришлось пережить столько горя, ведь совсем недавно она потеряла ещё и ребёнка. Я и не надеялся на то, что Патриция когда-нибудь подпустит к себе кого-то, даже меня.

Пригрелись рядышком, стало хорошо и спокойно, а за окном свирепствовал лютый ветер и бил в окно струями ледяного дождя. «Как же вовремя мы нашли прибежище! Слава Богу! А ведь если бы не Филоретта, не знали б мы о приближении непогоды, не торопились бы, а то и застряли б где-нибудь на полпути и замёрзли от холода…» — я мысленно поблагодарил слепую пророчицу и помолился о ней, прежде чем усталость накатила, увлекая в страну воспоминаний.

Снится старый дом Эделины, запах лекарственных трав и жаркие объятия. Её огненные локоны щекочут мне лицо. Она обнажена и смеётся, и дух захватывает от её природной спелой красоты. Никуда моя любовь не делась, я по-прежнему желаю эту богиню всем своим естеством, отгоняя мысли, что видение всего лишь сон, а на самом деле всё давно не так, и произошло непоправимое. Страсть пылает и бьёт во мне ключом, я прикасаюсь к её атласно-белой коже, вдыхаю горьковатый аромат огненно-красных волос. Только где-то глубоко внутри назойливый раздражающий голос твердит о том, что я женат на другой. Сладострастный сон превращается в кошмар. Рядом с нами на постели оказывается Патриция и со слезами на глазах наблюдает за тем, что происходит между мной и Эделиной. Она уже никогда меня не простит! Более тягостных чувств я ещё не испытывал. Взревев, я вскочил весь покрытый потом.

— Эрнесто, с тобою всё хорошо? — голос Патриции звучит взволнованно, я понял, что проснулся.

— Дурной сон увидел, спи родная!

Плоть моя изнывала, жар, словно в лихорадке по всему телу… Если б я был волком, то завыл бы. Тусклый свет наступающего дня наполняет комнату. Угли в камине давно остыли, холодно, но я пылаю и больше не могу находиться под одним одеялом рядом с женщиной, которой боюсь навредить.

Я поднялся и подошёл к окну. Земля, словно саваном, укрыта ровным белым покрывалом. Только теперь я осознал, что Филоретты больше нет, и её холодное тело лежит на куче соломы в старой покосившейся лачуге. Почему-то представил, как снежинки, кружась, покрывают её застывшее в глубоких морщинах лицо мягким, белым пухом и не тают. Увидел так явственно, что даже не удивился тому, куда же подевалась крыша, возможно, она просто рухнула накануне. Угасшие навеки глаза устремлены в серую мглу. Её найдут лишь спустя время, когда очередного деревенского бедолагу скрутит недуг, и, узнав, что колдунья умерла, подожгут «нечистый» дом. Она всё знала и заранее подготовилась: солома пропитана маслом и будет хорошо гореть, предавая бренные останки живой и вечной стихии огня. Я увидел это и, осознав, ужаснулся. Моя душа не испытывала горечи и сожалений, словно всё так естественно, как и должно быть. Смерть — это не конец, а только начало нового этапа бесконечности. Ещё один дар Эделины или прощальное послание Филоретты? Как если б она наставляла меня: «Ни о чём не жалей!» Откуда эти видения? Может быть, я обезумел?! Или окончательно прозрел?..

— Любимый, иди ко мне! — Патриция протянула руки, призывая в свои объятья. В её глазах томилась неистовая любовь.

Я не верил своему внезапному счастью, покрывая поцелуями худенькое тело моей жены, отдавая ей всю свою мучительную нежность, столько времени копившуюся внутри.

Она не боялась, не робела, а, получая наслаждение, таяла от моих ласк, пробуждаясь от зимней стужи подобно весеннему подснежнику. В какой-то момент, когда меня охватила волна приближающегося экстаза, я увидел лицо Эделины и застонал. Сон обернулся явью или мой воспалённый разум уже безвозвратно болен?

Я ощущал их обеих одновременно и чувствовал, что схожу с ума. Тот жар, с которым отдавалась мне жена, был несвойственен её натуре. Патриция никогда не знала ничего подобного. Я закричал от адской боли и райского наслаждения. Сердце стучало так, что грозилось выскочить из груди.

«Теперь ты счастлив, любимый?!» — прозвучал в голове томный голос Эделины.

«Не навреди ей, умоляю тебя!» — мысленно ответил я, опустившись в изнеможении и закрыв глаза, чтобы не выдать себя ничем и не причинить страданий жене. Я медленно поглаживал её, пытаясь вернуть себе самообладание.

— Я счастлива, Эрнесто, — тихо призналась Патриция, — такие необъяснимые чувства переполняют меня!

Открыв глаза, я внимательно посмотрел на разрумянившееся лицо возлюбленной: оно сияло каким-то волшебным, загадочным светом.

— Жена моя!

Грешная и святая одновременно.