Вершина. Сага «Исповедь». Книга четвёртая

Натали Бизанс

Сага «Исповедь» о перерождении душ, о вечном стремлении человека к постижению высших законов Вселенной, о любви, которой нет конца. Четвёртая книга повествует нам историю жизни Эрнесто Гриманни. Действия происходят в эпоху Возрождения. Флоренция, времена правления Козимо I, Великого герцога Тосканы. Нас ждёт захватывающее погружение в хитросплетения судеб главных героев, чья самоотверженность, вера и доброта способны изменить этот мир к лучшему.

Часть 1. Глава 11

Комната на самом верху башни тоже заперта. Выбить дверь не получилось, слишком мало места. Выручил вновь миниатюрный нож, которым мастерски владел Амато. Сражение проходило всё ближе, пушки замолчали. Вот-вот враг падёт.

У самой цели я вдруг испытал страх перед тем, что увижу сейчас. Вспомнилось произошедшее в подвале замка.

— Эрнесто, ну же скорее! — Амато, видя мою нерешительность, впихнул меня вовнутрь.

Через маленькие узкие окошки струится лучами свет, в нём сияют, клубясь, пылинки, но сама округлая комната остаётся в полумраке. Я даже не сразу разглядел присутствие в ней дорогого человека, Патриция спряталась за спинкой кровати, как испуганный зверёк.

Эта комната непохожа на темницу, скорее на опочивальню принцессы. Видимо, сюда Романьези перенёс мебель и вещи своей погибшей жены и позволил пленнице пользоваться этим богатством.

«Неслыханная щедрость, за которую, можно предположить, ожидалась награда…» — ревность взыграла в крови, а ещё отвращение, потому что представить Патрицию в объятьях старого графа было выше моих сил.

— Не бойся, это я, твой Эрнесто… — слова застревали в горле, я приблизился к ней.

— Нет! Не подходите! — заорала Патриция нечеловеческим голосом.

Я замедлил шаг, боясь сделать неосторожное движение, чтобы ещё больше не напугать её.

— Убирайтесь! — она закрыла ладонями лицо и, раскачиваясь из стороны в сторону, разрыдалась.

Я прикоснулся к её плечу, взял под локоток и попытался поднять, она отбивалась от меня, пока наши глаза не встретились. В этом взгляде было всё: прошлое, настоящее и будущее; любовь и ненависть, весь ужас произошедшего.

— Ты узнаёшь меня? Патриция, опомнись!

— Не прикасайтесь ко мне! Я — грязь! — она начала драть ногтями до крови своё исхудавшее лицо, и мне стоило немалых усилий удерживать её руки. Откуда в этом тощем теле столько буйства?

— Остановись, Патриция! Всё будет хорошо! Я тебя не обижу, — безуспешно пытался её успокоить, но она походила на сумасшедшую.

— Не смейте меня трогать! Дайте умереть! Патриции больше нет, есть только это! — она вскочила на ноги, и я увидел на её измождённом теле округлившийся живот.

— Уходи, — ледяным тоном повторила она, — у меня теперь другой хозяин.

— Ты не рабыня, а моя жена! Я пришёл за тобой и без тебя не уйду.

Её растрёпанные волосы торчали во все стороны, а безумный взгляд всё время бегал по сторонам, почти не задерживаясь на моём лице, словно это причиняло ей невыносимые страдания. Грязное, порванное платье неопределённого цвета висело на ней, хотя в комнате полно нарядов и украшений.

— Я люблю тебя! — с трудом выговорил, стискивая её в объятьях.

— Убей, если любишь! Избавь от позора!

Времени оставалось всё меньше, оно утекало как песок сквозь пальцы.

— Поторопитесь, синьор! — раздался голос Амато.

— Ты пойдёшь со мной! — заорал я на неё, неожиданно для себя сорвавшись.

Она как-то сразу присмирела и обмякла.

«Лучше уж без сознания, чем она окончательно изуродует себя!» — подхватив её почти невесомое тело на руки, я вслед за вассалом начал спускаться по лестнице.

— Позвольте помочь, — Амато проявил готовность нести её.

— Нет, это моя ноша. А твои мечи очень скоро пригодятся, слышишь?! Всё громче голоса…

Патриция застонала. Руки её безвольно болтались, казалось, что она вот-вот испустит дух.

— Дело плохо! — посочувствовал Амато.

— Она жива — это главное!

— Порою лучше смерть…

— Замолчи, прошу! — я был не в состоянии сейчас не только говорить, но и думать.

Цель была одна — выбраться отсюда и увезти её подальше, туда, где ни одна сволочь больше к ней не притронется.

Я вспомнил своё желание омыть здесь всё кровью, но теперь не месть жила в моём сердце, а любовь раненой птицей билась в агонии моей души.

«Хватит смертей! Отец будет щедр на расправу, но станет ли от этого легче Патриции или мне? Прочь из этого проклятого места! Земля большая, где-нибудь да и найдётся уголок, приготовленный для нас Господом Богом! Теперь нас никто не сможет разлучить. Эта женщина, возможно, уже никогда не станет прежней, но дороже её нет у меня никого на всём белом свете. Я буду заботиться о ней, буду её защищать!» — больше не осталось сомнений.

— Помнишь, что обещал?! — обратился я к Амато.

— Не беспокойтесь, синьор, я сделаю всё, как пожелаете!

— Спасибо, друг!

Мы уже находились почти в самом низу, когда ворвались люди из наших. Лица рыцарей и доспехи в крови. Сколько они бились за то, чтобы пробиться сюда? Скольких потеряли?!

Увидев меня с Патрицией на руках, они расступились, Амато воинственно оберегал нас, обнажив оба меча. Его особенностью было умение владеть оружием одинаково хорошо обеими руками и внушать другим страх.

Когда я добрался до коня, Джюсто приветственно застучал копытами.

— Позвольте вам помочь? — один из воинов отца выдвинулся вперёд.

— Стой, где стоишь! — прогремел голос Амато.

Он сам помог мне взобраться, удерживая Патрицию.

— Передайте Деметрио Гриманни, что я не вернусь, — прокричал я, разворачивая коня к проходу в подземелье, — его план не сработал. Моя жена будет жить под моей защитой и останется со мной!

Мы пришпорили коней. Уже знавший дорогу Джюсто рванул вперёд, не дожидаясь команды. Погони не было, всё отдалённее становились звуки завершающегося сражения. «Это уже не наша война. Всё, что нужно, находится в моих руках».

Амато ехал следом, прикрывая нас. Пригнувшись, чтобы не повредить голову, мы преодолели туннель, проход в церковь всё ещё стоял открытым. В храме Амато пришлось спешиться, чтобы открыть засов на дверях.

Патриция всё реже подавала признаки жизни, её тело иногда вздрагивало, словно в судороге сводило мышцы: какие кошмары видела она в забытьи? Даже страшно себе представить. Я смотрел на это исстрадавшееся лицо с провалившимися щеками и не узнавал мою возлюбленную, и всё же это была она.

Долгожданная свобода: солнечный свет и вольный ветер, дорога из ада в никуда, лишь бы подальше, лишь бы навсегда…