Вершина. Сага «Исповедь». Книга четвёртая

Натали Бизанс

Сага «Исповедь» о перерождении душ, о вечном стремлении человека к постижению высших законов Вселенной, о любви, которой нет конца. Четвёртая книга повествует нам историю жизни Эрнесто Гриманни. Действия происходят в эпоху Возрождения. Флоренция, времена правления Козимо I, Великого герцога Тосканы. Нас ждёт захватывающее погружение в хитросплетения судеб главных героев, чья самоотверженность, вера и доброта способны изменить этот мир к лучшему.

Часть 3. Глава 4

Священник не заставил себя долго ждать. Когда он появился, все в доме оживились, будто пришёл святой или мессия. Племянницы не сводили с дяди влюблённых глаз, сестра, души в нём не чаявшая, обняла так, как если б они не виделись тысячу лет. От приглашения поужинать отец Венченце сразу отказался, сославшись на нехватку времени. В его худощавом силуэте угадывалась энергичная натура проповедника, фанатично преданного своему призванию, не любящего терять времени без пользы. Он зачем-то сбрил бороду и сразу же стал выглядеть намного моложе, лишь седые волосы по-прежнему напоминали о том, что человек многое пережил и повидал на своём веку.

Увидев меня, он приветственно поклонился и дружественно протянул руку, я ответил взаимностью, непонятная сила тёплой волной вновь прошла по мне.

— Счастлив видеть Вас, синьор Гриманни! Позвольте без промедления и лишних церемоний поговорить с Вашей супругой.

Именно в этот момент я заметил, что глаза у него необычайно тёмно-синего цвета, как у новорождённых.

Я проводил его в наши покои и представил Патриции. Венченце благородно поклонился, как вельможа в присутствии королевы. Супруга держалась несколько отстранённо, но её напускной холод скорее относился ко мне, а не к падре, ему она как раз, благоволила. В течении дня мы всего несколько раз встречались с нею взглядом. Слёзы высохли, но появилось упрямство. Словно жена выставила между нами щит. Зачем? Ведь я безоружен.

Выслушав обмен любезностями, я откланялся и оставил их наедине, позвав с собой Маркелу. Странная надежда затеплилась в моей груди: показалось, что этот человек способен помочь Патриции, но для этого нужно, чтобы никто не мешал им. Спустился вниз, где играла музыка. Соседский мальчик играл на флейте печальную мелодию. Голоса присутствующих становились всё тише, пока не смолкли вовсе, все взгляды были обращены к юному дарованию и прониклись сопереживанием.

Амато сидел за столом, на его колене застыла Амелия. Сегодня на ней было новое платье, не такое, как носят крестьянские дети, а господское, розового цвета, украшенное обильным кружевом. Опекун не пожалел денег, это был по-настоящему щедрый подарок малышке, теперь она выглядела настоящей принцессой. И где он успел обзавестись гардеробом для неё? Я вновь подумал о Валентино. В чём ушёл он из дома, в том и ходит. Маркела перестирала его одежду и починила, поставив, где нужно, заплаты. Но разве так должен выглядеть воспитанник барона? Решено: в первом же городе одену мальчонку с ног до головы, а пока нужно поспрашивать деревенских, где раздобыть ему тёплые вещи. Сидя возле камина, Валентино переживал свои утраты. Ему было не до того, как он выглядит, музыка ещё больше разбередила его душевные раны. Потеря двух самых дорогих в его жизни женщин тяжелым грузом легла на детские плечи.

Я не стал беспокоить его и тем более утешать. Лучший лекарь здесь — время. Нужно, чтобы непоправимое улеглось в сознании, дабы смириться с тем, что есть. Любое проявление доброты сейчас расклеит парня. А плакать он не хочет, и я его за это уважаю.

Присев рядом с Амато, я потянулся за кубком, в который хозяйка тут же услужливо налила вина, оно отличалось от привычных мне сортов и на вкус было терпко-сладким, будто с примесью мёда. Я поймал женский взгляд, глаза у неё обычного, тёмно-карего цвета, как у всех окружающих меня людей, кроме Патриции и таинственного человека в сутане.

— Я бы хотел спросить Вас, синьора, о Вашем брате!

В этот момент раздались бурные аплодисменты юному дарованию, заглушив мои слова. Хозяйка, видимо, не расслышала их. Похлопав вместе со всеми в ладоши, она вышла на кухню. Зазвучала другая мелодия, веселая, танцевальная и подопечная Амелия пустилась в пляс. Солдаты и домашние хлопали девчушке в такт музыке и даже притоптывали ногами. Мой друг улыбался, но глаза его были грустны. Похоже, предыдущая мелодия глубоко проникла в его сердце.

— Какой живой ребёнок! — искренне восхитился я, отпив хороший глоток вина.

— Ты прав, в ней много куража. Она ещё всем вскружит голову, когда подрастет…

Я наклонился к его уху и спросил:

— Как же ты решился на это?! Зная о твоих чувствах к женщинам, мне до сих пор трудно в это поверить.

Амато пронзил меня тяжёлым взглядом:

— Возможно, это последний шанс что-то исправить?!

Я понимающе кивнул головой. Вернулась хозяйка с полным кувшином и стала разливать по кубкам красное вино. Веселье в самом разгаре, как на празднике. За всё заплачено, почему бы не порадоваться? Когда ещё занесёт судьба в эти дальние края богатых гостей?..

Юный музыкант и маленькая танцовщица пользовались всеобщим одобрением и даже получили денежные вознаграждения в этот вечер.

То и дело я поглядывал на лестницу, ожидая, что Патриция вот-вот появится в сопровождении падре. Но никто не выходил из покоев. Это раздражало, я начал нервничать, и, чем больше переживал, тем дольше тянулось время. Сколько было выпито, не помню, но поднимаясь наверх, я уже покачивался. Остановившись у порога, прислушался. Чего я ожидал услышать? Любовные стоны? Страстную возню? Ревность уже вовсю играла моим воображением. Резким толчком я отворил дверь, чтобы увидеть всё собственными глазами. Священник с необыкновенно-синими глазами и колдовством своих прикосновений сидел напротив моей жены и держал её ладони в своих руках.

Патриция от неожиданности вздрогнула и выдернула руки. В её глазах отразился испуг и недоумение.

И я, как последний идиот, рассмеялся от этого зрелища, а затем ушёл, хлопнув дверью. Сердце громко билось где-то под горлом. «Возможно, я помешал таинству исповеди. А может быть, мои внезапные подозрения оправданы?! Как он смотрел на неё! Сколь трогательная духовная близость возникла между ними!.. Невыносимо здесь больше оставаться!» — я накинул зимний плащ и вышел во двор. Ветер обжигающим холодом ударил в разгорячённое лицо. Но именно этого и хотелось! Вру. Я желал большего, чтобы кто-нибудь по-настоящему ударил меня, а лучше — убил, скопившаяся желчь, злость и обида на весь белый свет искали выход и не находили. Каким убогим я показался самому себе, каким безумцем и дураком! Всё вдруг опротивело. Я потянулся за склянкой и с трудом достал её. «Уж лучше уйти к Эделине!» — меня штормило, как на палубе корабля.

— Не надо! — услышал я голос священника за спиной. — Хватит пить и тем более травиться. То, что вы увидели сейчас, не более чем человеческое сочувствие. Ваша жена чиста, как Ангел, и очень любит Вас. Не делайте глупостей, Эрнесто! За них приходится расплачиваться.

Он стоял в своём тонком облачении на ветру, и сутана трепетала, как натянутый чёрный парус.

— Дайте мне это! — голос спокойный и уверенный, власть имеющий, глубокий.

Я повернулся к нему лицом и покачал головой:

— Не имею права, отец Венченце. Это часть договора, который мне уже не расторгнуть. Я могу лишь отсрочить его, но не нарушить, нет!.. Я не хочу потерять их обеих. Не могу. Не имею права. Эти две женщины — часть меня самого! — я говорил, словно он и так всё знает. «Откуда взялась такая уверенность? Кто этот человек? Зачем пришёл? Откуда взялся на мою голову? Почему имеет на меня такое воздействие?..»

— Хорошо. Оставьте это. Положите на место. И вернитесь! Мы вместе спокойно поговорим.

Я последовал его советам и вернулся в дом, как нашкодивший сорванец. Он дотронулся до моего плеча и стало так тепло и спокойно, всё негативное куда-то ушло, будто его и не было.

— Пойдёмте к ней! Не нужно волновать и без того израненную душу. У вас всё будет хорошо, я знаю. Вы оба справитесь, Эрнесто!

— Как ты мог?! Ведь не имеешь права вмешиваться, Эрик, и тебе это хорошо известно. Представляешь, какие могут быть последствия?! Прошлое остаётся в прошлом, оно неизменно, любое вмешательство может перевернуть мир! Не смей перекраивать историю, — женский голос, похожий на Эделину, тревожил мой слух.

— Что ты предлагаешь? Молча смотреть, как он, то есть я, то есть мы, друг друга погубим? — звук мужского голоса вызывал во мне вибрации, как при землетрясении.

— Одно дело разобраться во всём, вспомнить, другое — изменить! — не унималась женщина.

— Но у нас же всё получилось! Внедрение произошло. Он слышит меня, и даже чувствует!

— Ты стал таким, каков ты есть, благодаря пережитым испытаниям! Что будет, если ты их предотвратишь?! Кем ты очнёшься в следующий раз? Что будет с ней?! Ты о Наташе подумал? Чует моё сердце, добром всё это не закончится. Мы зашли с тобой слишком глубоко!

— Агнешка, ты никогда ничего не боялась, в чём же проблема теперь?

— Не могу и не хочу потерять тебя снова! Немедленно возвращайся!

Они говорили на каком-то неизвестном мне языке, но я всё понимал. Во сне самое нелепое воспринимается естественно и нормально. Я перевернулся на другой бок.

— Возможно, существует множество параллельных реальностей, но все они, так или иначе, переплетены между собою…

Я не видел говорящих, только слышал их голоса.

— Изменив прошлое, ты перекраиваешь настоящее! Что я тут вообще делаю?! Это самая бредовая идея из всех! Разве тебя не устраивает то, что ты имеешь сейчас? Эрик, пойми, мы оба попали на крючок. Наташа права, нужно прекращать все эти эксперименты, пока Эрнесто умом не тронулся вместе с тобой!

— Я не могу их оставить… Я проникся к ним любовью. Ты права, я увяз, по самое горло.

— Дай им свободу действий, ты — только наблюдатель, даже Сам Бог не вмешивается в происходящее, если его не попросят. Оставь священника в покое, для него это тоже целое испытание. Ещё не хватало, чтобы он влюбился в Патрицию, так же, как и ты.

— Кто бы говорил?! Зачем ты заставила Эрнесто дать тебе обещание и руками Филоретты создала это страшное зелье?

— Во-первых, не я, ну вернее, она это ещё не я, тьфу тебя, язык сломаешь! Во-вторых, возможно, благодаря этой склянке, мы и не потеряли друг друга. И ты, мой дорогой исследователь, сейчас находишься под спасительным контролем твоей возлюбленной сестры, благодаря чему до сих пор не впал в кому!

— Опять твои колдовские штучки, Агнешка-а-а!..

Очнулся ещё до рассвета. Странные голоса исчезли вместе со сном. Я вспоминал вчерашний вечер и задушевный разговор с пастырем. «С какой любовью на него смотрела Патриция, впитывая в себя каждое слово, как нектар небесный, с восхищением и обожанием! Сейчас она сладко спит, чуть слышно её дыхание. За окном дальним таинственным светом сияет неизведанная звезда, возможно, Сириус (он ярче всех на ночном небосводе). Хотя могу и ошибиться, астроном из меня никудышный. О чём вчера говорил с нами падре Венченце? Что-то о мире в семье, безусловной любви и гармонии, всепрощении и милосердии…

Очередная проповедь священника, у которого хорошо подвешен язык. Поэтому к нему все и тянутся, как нищие за подаянием. Что может сделать любовь против удара мечом? А сострадание против предательства и коварства?.. «Венченце» — впервые слышу такое имя, есть Винченцо, Винсенте, Винцензо… Такое чувство, что кто-то решил подшутить надо мной и разыграть! Странные голоса на непонятном языке, которые я, как это ни удивительно, понимаю… А цвет его глаз? Ещё ни разу не видел такого. Дались мне эти глаза! И какого чёрта он лезет не в своё дело?!

Вздохнув, вновь закрыл глаза и попытался заснуть. Придвинулся к Патриции, обнял её, свернувшуюся в клубочек, стало на сердце тепло и спокойно. Кажется, она с облегчением вздохнула. Завтра будет новый день. Вот тогда я и подумаю обо всём».

Больше мне ничего не снилось этой ночью. Ветер стих, и дом безмятежно почивал. Не понимал я тогда, насколько был счастлив в эти тихие заснеженные дни у подножия гор Тосканы.