Вершина. Сага «Исповедь». Книга четвёртая

Натали Бизанс

Сага «Исповедь» о перерождении душ, о вечном стремлении человека к постижению высших законов Вселенной, о любви, которой нет конца. Четвёртая книга повествует нам историю жизни Эрнесто Гриманни. Действия происходят в эпоху Возрождения. Флоренция, времена правления Козимо I, Великого герцога Тосканы. Нас ждёт захватывающее погружение в хитросплетения судеб главных героев, чья самоотверженность, вера и доброта способны изменить этот мир к лучшему.

Часть 1. Глава 6

Безуспешные попытки взять замок продолжались несколько месяцев. Потери были с обеих сторон. Гибли люди. Усталость росла с обеих сторон. И, главное, что всё это казалось бесполезным. Змея, кусающая свой хвост, изображает знак бесконечности. Месть заканчивается новой местью и так по кругу. Значит, нам нужна полная и безоговорочная победа. Враг должен быть уничтожен.

Во время очередной разведки нам удалось перехватить нескольких лазутчиков Романьези. Не сразу, но они признались, что в крепости начались трудности с продовольствием, и что Патриция ещё жива и тщательно охраняется, оставаясь последним козырем в руках графа. Вид у них был жалкий, изнурённый. Нам продовольствие поступало беспрепятственно из нескольких поместий, не только моего отца, но и других знатных вельмож, принимавших участие в этом междоусобном конфликте.

— Ещё немного терпения, синьоры, и они сами откроют нам ворота и попросят о милости, как прошлый раз!.. — кузену из Венеции не терпелось вернуться домой: вяло идущие бои наскучили, к тому же он потерял нескольких хороших воинов, но несмотря на это, вкус грядущего обогащения всё же удерживал его среди нас. Федерико занимал в Венеции высокий пост и возвращаться с пустыми руками после длительных затрат ему было невыгодно. Смотрелся он достаточно импозантно и всё время поправлял свои длинные, густые усы; сросшиеся на переносице брови добавляли лицу суровости. Трое из оставшихся в живых вассалов беспрекословно подчинялись ему, зная взрывной и вспыльчивый характер синьора, следовали за ним повсюду. Он с ними поступал, как рабовладелец, грубо и неоправданно жёстко. От чего меня в глубине души коробило. Даже Деметрио никогда не позволял себе подобного. Видимо, Федерико знал их слабые места и умело манипулировал людьми, раз они всё терпеливо сносили. Блестяще экипированные, они поднимали образ и авторитет своего господина, но за душой у бедолаг ничего не было, а в карманах гулял ветер. Откуда же такая зависимость от хамоватого и беспринципного хозяина оставалось для меня загадкой. Братья походили друг на друга, как две капли воды. Их манера одеваться сильно отличалась от нашей, как и поведение. Я находил несколько смешным обилие золотых вышивок и перламутровых пуговиц на сорочках, используемых на войне, так же как и чрезмерный этикет: все эти нелепые поклоны и петушиное топтание резали глаз. Третий, напротив, молчалив и скрытен, как ворон, одетый всегда в тёмные тона, без излишеств, но из дорогих тканей. Он словно тень повсюду следует за Федерико, совершенно лишённый проявления каких-либо эмоций: ни разу не видел на его лице даже подобие улыбки, не слышал его голоса, возможно, парень вовсе без языка? Всегда скор и чрезмерно бдителен. Сколько ему лет, даже трудно сказать. Тело крепкое, тренированное, взгляд тяжёлый. В бою непобедим. Таких людей хорошо держать при себе, и не дай Бог иметь в противниках.

Его господин подчёркнуто предпочитает общаться с людьми своего уровня, поэтому избирательно-высокомерен с одними и подчёркнуто-расположен к другим, впрочем таких единицы. Ко мне относится с интересом и лёгкой иронией: ну как же, двоюродный племянник — был любовником ведьмы, которую сожгли на костре, неудачник, потерявший жену и побывавший в заточении, наследник большого состояния, на которое он не прочь был бы сам позариться…

Но всё же центром всеобщего внимания остаётся Деметрио. Всё крутится вокруг него. Мне отведена весьма скучная роль — внимать беседам старшего поколения и терпеливо ждать своего часа.

Ночью, когда я вышел по нужде, услышал голоса доносившиеся из отцовского шатра, они звучали тихо, по заговорщицки.

Джованни даже вышел и огляделся вокруг, нет ли лишних ушей поблизости. К счастью, мне удалось быстро укрыться в тени стоящего рядом дуба и остаться незамеченным. Кругом полуночная тишина, лишь караульные вышагивают положенные им часы, борясь со сном, все остальные отдыхают, чтобы набраться сил на новые тяготы грядущего военного дня. Из медицинского отсека доносятся стоны раненых, но к ним уже давно все привыкли, гораздо труднее свыкнуться с вонью ещё тлеющих останков, которые приходится ежедневно сжигать во избежание эпидемий. Борелли вернулся к закадычным друзьям.

— Говорю вам, сын не отступится, упрям мальчишка, я точно знаю! — отец хоть и тихо говорит, но бас его трудно не услышать.

— Весь в тебя! — подпевает ему в тон кузен.

— Это бесспорно, — голос Борелли всегда звучит с некоторой толикой лукавства, как у лисицы в человеческом исполнении. — Ты не думал о том, Деметрио, что иногда можно пойти на уступки.

— Что ты предлагаешь?

— Добейся через Папу развода, жени Эрнесто на нужной женщине, а эту придержи, будет чем его удержать. Разрешай им тайные свидания, и тебе хорошо, и мальчику спокойнее!

— Ты соображаешь, что говоришь?! — возвысил голос отец. — Это уже двоежёнство какое-то! К тому же, при первой же возможности голубки улетят… Мне что, всю жизнь за ним гоняться?!

— Если бы ты послушал моего совета тогда, скольких бы бед не случилось! Ну, бегал бы он к своей ворожее, стругал бы ей бастардов, а дома законная жена рожала бы тебе славных потомков. Устал бы он от своей девки очень быстро, страсть перегорает, а запреты только разжигают огонь, мне ли тебя учить… Осталось бы что? Крепкая и дружная семья.

— Как у тебя просто всё получается! Не хотел он тогда жениться, хоть режь его, как привороженный ходил. Света белого не видел! Если я умру, что он ещё натворит? Кому останется всё, ради чего жили и боролись наши великие предки?

— Ты ещё и сам мог бы детей настругать! Куда уж там о смерти думать?! Вон ещё какой красавец всем на загляденье! — голос дяди, чересчур медовый, вызывал во мне смутные сомнения о его предпочтениях…

— Если бы!.. Ты думаешь, будь я способен, остановился бы на одном?! Проклятое ранение, не оставило надежды.

Я своим ушам не поверил, отец признался в мужском бессилии?!

— Женщин-то я многих перепробовал, да вот только ни одна больше не понесла. Бесполезно всё. Одна надежда на Эрнесто, а у него в голове всякая дурь! Кого теперь принесёт после долгого плена его благоверная, ублюдка Романьези, или ещё чего хуже? Вот Бартоломео-то обрадуется, гореть ему в аду, пусть с голоду подохнет!

— Так ещё полгода можно сидеть в осаде, пока закончатся все их запасы! Это босяки голодные, а они там ещё не бедствуют, и не мечтай.

— Ну, коли беднота перемрёт, кто его защищать будет?.. — на этот риторический вопрос ему никто не ответил, все только дружно вздохнули. — Давайте о деле! Поплачет, Эрнесто, да и забудет. Так надёжнее.

— Эх, Деметрио, потеряешь ты сына! — Борелли впервые сказал что-то дельное. — Подумай ещё!

— Не сегодня-завтра пробьём стену, думать будет некогда, ни ты, ни я этого не сделаем сами. Нужен надёжный человек, кто не проговорится и не пожалеет…

— У меня есть такой, — Федерико явно был доволен собой, — любое самое грязное поручение исполнит и не пикнет, ручаюсь! Мой вассал Амато женщин ненавидит пуще змей… Скажи только как, всё сделает.

— Даже так? Да, ты совсем непрост, братец! — они весело засмеялись.

— Приведёшь мне его с утра, переговорим. Хоть одна хорошая новость! Мне проблемы не нужны. Годы идут, время уходит, нужно делом заниматься…

Я уходил, шатаясь, будто пьяный. В груди зияла огромная чёрная дыра, убившая во мне все надежды и веру.