Свободный заключённый

Александр Киреев

Молодой спортсмен из Сибири отправляется покорять Америку. Но вместо американской мечты он оказывается в американской тюрьме, где ему грозит 80 лет заключения.Это исповедь сильного, но одновременно уязвимого и честного мужчины. Книга — глубокий диалог о том, на что способен человек, когда выбор стоит между совестью и деньгами. Она исследует мужскую уязвимость, хрупкость и умение принимать свою слабость. Но может быть, именно в этих качествах и скрывается истинная сила. Книга содержит нецензурную брань.

Глава 3. Крестик

Три охранника: один впереди, двое позади. Они долго ведут меня по коридорам. Руки туго перетянуты наручниками за спиной. Сдавливает лёгкие запах бетонных плит, в которых напрочь отсутствует свобода.

Бесконечные повороты тюремных лабиринтов и решётки. Они повсюду. За каждым поворотом, на каждом этаже, каждые несколько шагов нам преграждают путь решётки из толстых, потёртых стальных прутьев. За ними всегда стоят охранники. Видя нас, они поднимаются, нажимают на кнопку, расположенную на стене, затем раздаётся противный ржавый звуковой сигнал, и решётка со скрипом открывается, пропуская нас ещё глубже в утробу тюрьмы.

Кажется, это длится целую вечность. В момент, когда я утрачиваю глупую надежду запомнить путь, мы входим в серую, плохо освещённую комнату. По бокам стоят тёмные железные стеллажи с коробками. В центре стол, за ним человек с пустыми глазами и таким же лицом. Он протягивает мне пустой контейнер с фразой: «Раздевайся и положи все свои вещи сюда». С меня снимают наручники. Минутная пауза, я начинаю раздеваться, испытывая дискомфорт. Остаюсь в одном нательном крестике. Меня дотошно досматривают. Чувство унижения перетекает в неконтролируемую агрессию.

— Это тоже сними, — произносит человек, сидящий за столом, указывая на крестик.

— Не буду, — упрямо отвечаю я.

— Тогда это сделаем мы, — доносится голос одного из охранников где-то сбоку. Он резким движением срывает с меня крестик и кидает в контейнер с вещами. Рефлекторно дёргаюсь ему навстречу, но мне тут же преграждает путь увесистая дубинка другого охранника. Упёршись в грудь, она лишает всякой воли. Трое охранников вокруг, человек с пустым лицом за столом и я. Все они в одежде, а я без неё. Стыд и унижение парализуют. Я стою молча, смотрю на крестик в контейнере.

Мне было 19, когда я решил покреститься. Не знаю, почему вдруг это желание пришло ко мне. До этого мы с парнями из зала иногда помогали одной церкви. Хасан, наш тренер, звал нас на разные церковные праздники, и мы послушно ходили. Носили воду, кололи дрова, но не из-за веры, а для того, чтобы угодить жёсткому тренеру. Тогда я не понимал, зачем всё это.

Парни шептались, что он сам прошёл несколько войн и тюрем. Но зачем это нам? Как-то раз он предложил покрестить меня, я отказался. Всем своим нутром я чувствовал сопротивление. Я называл это осознанным выбором и силой, а сейчас понимаю, что это была всего лишь гордыня. Слабость признать, что есть что-то выше, что ты не Бог, а всего лишь человек.

В тот зимний день я вышел из дома, взяв с собой сделанный на заказ крестик. Мастер отлил его из моей детской серебряной ложки. На улице была трескучая сибирская зима. На чистом голубом небе ярко светило солнце. Холод был такой, что дышать, не прижимая перчатку к лицу, было невозможно. Мороз пробирал насквозь, но меня это только бодрило. Сев в заранее прогретую машину, я поехал в ту самую церковь, нашёл батюшку и попросил покрестить. С тех пор крестик я никогда не снимал. Почему-то это было важно для меня.

Сейчас я снял крест. Точнее, с меня его сняли. Будто что-то хрупкое, едва уловимое оборвалось во мне. Больше нет оберега. Нет студёного кусочка сибирской церкви, сложенной из вековых бревен, стоящей на холодном солнце под чистым голубым небом.

Одетый в jumpsuit, тюремный комбинезон из грубой ткани, я направился в свою первую камеру. Сквозь коридоры и решётки я погружался в брюхо тюрьмы, становясь её частью. Она начинала медленно проглатывать меня, как делала это с каждым. Тщательно пережуёт, обглодает до костей, переварит и выплюнет изувеченным. Или всё обойдется? Я старался не думать.