Свободный заключённый

Александр Киреев

Молодой спортсмен из Сибири отправляется покорять Америку. Но вместо американской мечты он оказывается в американской тюрьме, где ему грозит 80 лет заключения.Это исповедь сильного, но одновременно уязвимого и честного мужчины. Книга — глубокий диалог о том, на что способен человек, когда выбор стоит между совестью и деньгами. Она исследует мужскую уязвимость, хрупкость и умение принимать свою слабость. Но может быть, именно в этих качествах и скрывается истинная сила. Книга содержит нецензурную брань.

Глава 16. Роб

«В кромешной темноте совсем ничего не было видно, но Эраст Петрович не растерялся, закрыл глаза и начал массировать их пальцами рук. Уже через 30 секунд он видел в полной темноте не хуже кошки…»

Вдруг меня что-то оторвало от увлекательного чтива. Буквально кожей я почувствовал тревожное напряжение в камере. Этим напряжением был пропитан весь воздух вокруг, хотя ворота камеры были открыты и заключённых на койках было человек 6 из 25. Остальные гуляли на общей территории.

Я постарался вернуться к чтению. После двухчасовой утренней тренировки оно было заслуженной наградой для меня. Опустив глаза в книгу, я услышал лязг запирающихся ворот, а следом прозвучал едкий, ржавый и уже знакомый голос.

— Эй ты, крыса! За тобой должок, и мы пришли его забрать.

Я перевёл глаза с книги на вошедшего. Это был Штырь, тот самый опасный мексиканец, шестёрки которого уже не раз подкатывали ко мне. Громкий, агрессивный, лет тридцати, с ног до головы забитый тюремными наколками. С нашей первой встречи прошёл месяц. Не знаю, как это можно было объяснить, но за всё время мы с ним виделись всего один раз. Неделю назад на утренней тренировке мы были в одной очереди на турник. Он сделал 10 подходов по 25 подтягиваний, неплохо для 100-килограммового куска мяса. Сейчас, как и в первый раз, его взгляд внушал животный страх и парализовал мою волю.

Он злится после недавнего суда, ведь он отхватил два пожизненных срока. Старается сделать себе имя жестокостью и давлением. Его можно понять, для многих это единственный путь в этих местах. С ним было ещё двое любителей текилы и сальсы. Уже знакомый мне Амбал и жилистый резкий малый со шрамом на полголовы. Странно, но их взгляды были устремлены не на меня, а на соседнюю с моей койку, с которой уже поднялся известный всей тюрьме Роб.

Афроамериканец сорока семи лет, почти 2 метра ростом, хитрый прищуренный взгляд и вечная зубочистка во рту. Это была его 4 ходка и 21-ый арест. Вооружённые налеты, похищение людей с целью выкупа, торговля оружием — его обычная реальность. В нём было не меньше 130 килограммов, на большой живот еле налезла футболка XХXL. В тюрьме он промышлял наркотиками, ставками, а ещё прекрасно готовил и по выходным работал на братьев, делая роскошную пиццу.

Я даже не заметил, как другие заключённые покинули камеру. Наверное, так крысы бегут с тонущего корабля, спасая собственные шкуры. Исчезли все, кроме трёх мексиканцев, Роба и меня. Я не понимал, что происходит.

Тот из троицы, что был сухим и резким, быстро перетянул покрывалом вход. В камере как будто стало меньше воздуха и сделалось темнее. После произошло то, что я никак не мог объяснить. В секунду у всех в руках появились самодельные ножи. Две заточенные зубные щётки с впаянными бритвенными лезвиями и полноценный нож, сделанный из металлической арматуры. Он блестел в руках у Штыря. Переведя взгляд на Роба, я понял, что пришли не по мою душу, но легче мне не стало.

Роб смотрел на них, молчал и всё понимал. Он понимал, что бежать некуда, понимал, что их больше, понимал, что сейчас его будут резать ножами трое людей, которым нечего терять. Он перевёл взгляд на меня и всё это я прочёл в его спокойных глазах с хитрым прищуром.

— Саша! — раздалось за воротами.

— Саша, это не твоё дело! — кричали мне знакомые голоса. — Уходи оттуда!

Я видел, как сильные руки растягивают покрывало и ворота приоткрываются.

— Алекс, быстрее!

Я ещё раз перевёл взгляд на Роба. Он смотрел мне прямо в глаза или куда-то глубже. Наверное, так смотрят люди за секунду до смерти…

Троица двинулась вперёд, Роб отходил в глубь камеры. За решёткой орали другие заключённые.

Через мгновение в H-тир вбежала вся охрана с нашего этажа, привлечённая криками заключённых. Трое мексиканцев уже как ни в чём не бывало сидели за столом, раздавая карты. Их заточки словно испарились в воздухе. Роб спокойно стоял рядом со своей шконкой в двух метрах от меня.

Начальник охраны спросил, в чём дело. Картёжники с удивлённым видом, словно не понимая сути вопроса, на секунду прекратили игру. Штырь ответил:

— Никаких проблем, мы просто играем в карты. Может, и наш друг к нам присоединится, — продолжил он, посмотрев на Роба.

В воздухе повисла пауза. Роб невозмутимо стоял на месте, не подавая ни малейшего признака волнения. Он словно пронзал взглядом каждого из троицы. Через мгновение он спокойно произнёс:

— Никаких проблем, начальник, ребята просто ошиблись камерой.

Роб развернулся и стал укладываться на свою койку. Удовлетворившись ответом, начальник охраны вывел троицу из камеры. Через 15 минут нас всех закрыли на обеденный пересчёт.

Зверь отвёл меня в сторону и сказал, что это не моё дело и тут не надо руководствоваться честью или совестью.

— Саша, я тебя не пойму, то ты ни с кем целыми днями не разговариваешь, то вдруг готов кинуться на ножи за едва знакомого бандита, в чём дело?

Я не мог объяснить ему то, что чувствовал. Таким я никогда ни с кем не делился, поэтому просто промолчал. Видя мои сомнения, Зверь продолжил:

— Бро, это не твой близкий, не лезь не в свои дела!

— Окей, — ответил я. Но знакомое с детства чувство поднималось в теле. Я называл это совестью, но, может быть, путал с чувством вины.

Подходило время обеда. Роб в этот день был на раздаче еды, а следовательно, должен был выйти из камеры первым. Все в тире занимались своими делами, как будто ничего не было и ничто не предвещало беды. На самом деле все только и думали, как он поступит, изредка косясь в сторону его шконки. Ведь Штырь так просто этого не оставит. Как только решётки нашей и других камер откроются, ему останется жить считанные секунды. Все понимали, что у Роба было два пути. Он мог просто выйти на раздачу еды, подойти к любому из охранников и сказать, что на него готовится покушение. Это был бы самый лёгкий и безопасный вариант. Тем самым он сохранил бы себе жизнь, но после этого он стал бы стукачом и навсегда заклеймил бы себя трусом. Полчаса назад, когда охрана вбежала в камеру, он решил ничего не говорить. Теперь, громко зевнув на весь H-тир, потягиваясь, словно медведь, пробудившийся после зимней спячки, Роб начал подниматься с койки.

Обычно он ходил в растоптанных тапочках, но сейчас надел кроссовки и начал их туго зашнуровывать. Затем достал из своего ящика несколько журналов, выбрал самые плотные из них и зачем-то стал запихивать их себе за резинку шорт. Увлечённый его действиями, я отложил книгу и стал наблюдать. Передо мной был человек, который сделал непростой выбор и решил принять бой. Опоясав себя журналами, Роб совершил пару амплитудных махов руками, тем самым проверив надёжность своей брони. Поверх натянул свою огромную футболку, которая и так еле налезала ему на живот.

В этот самый момент раздался звук открывающегося замка. Охранник позвал Роба, чтобы тот шёл на раздачу.

Роб стоял на месте, все заключённые нашего тира смотрели на него. Достав из кармана зубочистку, он положил её в рот и тихо напел сам себе:

You said you a gansta but you neva pop nuttin’

We said you a wanksta and you need to stop frontin’.⁵

Ребята из тира одобряюще покачали головами, узнав слова из песни 50 Cent. Роб вышел, охранник закрыл решётку. Я взял книгу и продолжил читать. Сюжет книги был увлекательным, но сейчас то, что происходило вокруг меня, было намного интереснее. Чтение давалось с трудом. Только подумав об этом, я услышал грозный крик, раздавшийся на этаже. Многие заключённые подбежали к решётке, ожидая зрелища. За криком послышался неприятный, задевающий за живое, звук выворачивающегося сустава и хруст. Снова крик, но уже от боли. Звон упавшего металлического предмета, ещё один. Всё это сопровождалось скрипом кроссовок о пол. Действо заняло не больше 30 секунд. После раздались многочисленные крики охраны, свистки и звук сирены.

Я не видел и не хотел видеть того, что там происходило, решив перевернуть эту страницу, как переворачивал многие в своей жизни. Роба, как и Штыря, и его шестёрок, я больше не видел на нашем этаже. Что там произошло, я не знал и решил ни у кого не спрашивать. Всё это давило на меня. Может быть, это было чувство вины за то, что я не помог Робу. А может то, что предпочёл остаться в стороне, и Роб решил мою проблему со Штырём вместо меня. Этот эпизод только усугубил мою замкнутость. Тут вообще ни с кем нельзя общаться, чтобы не винить потом себя, подумал я и вместе с этим надел очередную броню недоверия.

Чувства рождаются в общении с людьми, они дарят надежду, а надежда причиняет боль. Значит, надо полностью исключить общение с людьми, не будет его, не будет надежды, не будет боли.

Примечания

5

Ты говорил что ты гангстер, но даже никогда не стрелял. На самом деле ты балабол и хватит корчить из себя крутого.