Свободный заключённый

Александр Киреев

Молодой спортсмен из Сибири отправляется покорять Америку. Но вместо американской мечты он оказывается в американской тюрьме, где ему грозит 80 лет заключения.Это исповедь сильного, но одновременно уязвимого и честного мужчины. Книга — глубокий диалог о том, на что способен человек, когда выбор стоит между совестью и деньгами. Она исследует мужскую уязвимость, хрупкость и умение принимать свою слабость. Но может быть, именно в этих качествах и скрывается истинная сила. Книга содержит нецензурную брань.

Глава 10. Худоба

Раннее утро следующего дня. Рассвет яркими лучами наполнил город красками и жизнью. Воздух был пропитан свежестью и прохладой, которая бодрила и пробуждала ото сна. Как всегда невыспавшийся, я пытался разглядеть дорогу перед собой.

Я гнал вперёд спортивный велосипед, подаренный на днях Габриэлло — владельцем ресторана «Манцинис», в котором я ежедневно трудился от рассвета до заката. Обычно мой путь до работы занимал около 25 минут пешком, но сейчас на этом раритетном спортивном болиде я должен был уложиться в 5—7 минут. С силой вдавливая удобные педали, я с каждой секундой набирал скорость.

Шоссе было прямым и просматривалось на несколько километров вперёд, а поперек его пересекали 147 улиц. Я включил максимальную скорость и, словно заправский велосипедист, наклонился вперёд к рулю, снизив сопротивление ветру к минимуму. Улицы мелькали одна за другой. Мне казалось, я взмываю над землёй.

Поворот головы влево. Сбоку выезжает старый бежевый «Бьюик». Резко жму на рулевые тормоза обеими руками. Теперь уже действительно отрываюсь от земли и взмываю в воздух.

Кто-то замедляет киноплёнку моего фильма. В ушах вакуум. Мой неспешный полёт над капотом машины. Дурацкие мысли, пролетающие в голове. Машина старая, но в отличном состоянии. Женщине за рулём лет 90, не меньше. Она так широко открыла рот, что верхняя вставная челюсть осталась лежать на нижней. «Глаза не вырони, — язвительно проносится у меня в голове. — И чего тебе не спится в такую рань?» Полёт подходит к концу. Сейчас будет больно. Выпрямляю руки перед собой, готовясь к падению. «Только аккуратнее с правой рукой», — напоследок проносится в голове.

Скорость воспроизведения киноплёнки возобновляется. Удар, кувырок, ещё удар, скольжу по чистому асфальту. Говорят, они его тут мылом по ночам моют, но я не видел. Глубокое прерывистое дыхание, глаза закрыты. Звуки возвращаются, вытягивая меня из вакуума.

Открываю глаза. Голубое небо удивительно чисто и свежо. Не поднимаюсь, ощупываю себя руками с ног до головы. Вроде всё на месте. Аккуратно сажусь. Руки и локти в крови, ладони содраны до мяса. Голова цела, ноги работают, колени в ссадинах. Осматриваю тело на наличие скрытых переломов. Всё хорошо. Пронесло. Смотрю в небо, кто-то там наверху явно заботится обо мне. «Спасибо тебе за то, что каждый раз замедляешь плёнку, а то бабку, сидящую за рулем, я бы точно так хорошо не разглядел», — про себя произношу я.

Встаю. Смотрю на оторопевшую пожилую даму за рулём. Она хватается за сердце, потом пытается непослушными руками вставить челюсть на место. Только не помирай сейчас, думаю я на русском, а вслух на английском произношу: «Всё хорошо? Вам нужна помощь?»

Она смотрит на окровавленного меня и почему-то ничего не отвечает. Обхожу машину, поднимаю погнутый велосипед и начинаю ковылять по направлению к ресторану. Вскоре меня начинает тошнить, пробирает сильный озноб, дико ноет запястье на недавно зашитой правой руке. Видимо, болевой шок, главное, чтобы с рукой было всё хорошо, думаю я и продолжаю идти.

Подхожу к ресторану, всё плывет, в глазах темнеет, кладу велосипед и прохожу внутрь. Габриэлло с улыбкой победителя встречает меня. Неужели Том не рассказал ему о том, что случилось вчера вечером? Это было первое, о чем я подумал. Через мгновение улыбка исчезает с лица босса.

— Алекс, что случилось? Тебе нужна помощь? Вызвать «скорую»? — сбивчивым голосом спрашивает он и подаёт мне полотенце.

— Чай, горячий чай и много сахара, — отвечаю я и, опираясь о стену, прохожу в туалет.

Пытаюсь разглядеть себя в зеркало, зрение почти пропадает, меня трясёт и тошнит. Смачиваю полотенце холодной водой и сажусь на пол, чтобы не удариться при возможном падении, если вырублюсь. Через минуту в туалет заходит Габриэлло и приносит чай. Сажусь, пью. Горячий сладкий напиток быстро приводит в сознание. Этот рецепт на случай стрессовых ситуаций я где-то прочитал и взял на вооружение, а сейчас он мне отлично пригодился.

Понемногу прихожу в себя. Понимаю, что всё в порядке, и, возможно, я даже смогу сегодня работать. Словно услышав мои мысли, босс спрашивает, могу ли я сегодня работать, объясняя, что без меня они не справятся, ведь за день я сменяю четыре работы, и им нужно четыре человека, чтобы заменить меня одного. Поднимаясь на ноги, я отвечаю, что попробую.

Беру полотенце правой рукой и протягиваю его Габриэлло, но оно, не дойдя до адресата, падает на пол. Я на секунду замираю, пытаясь понять, в чём дело. Медленно наклоняюсь за полотенцем, но начальник опережает меня, хватает полотенце и говорит, что подождёт меня снаружи. Внутри нарастает нехорошее предчувствие. Я вдруг понимаю, что произошло, но всё ещё не хочу признаваться в этом. Тянусь правой рукой к кружке с чаем, и мои опасения подтверждаются. Рука не может держать кружку, пальцы просто не сжимаются с достаточной силой. Правая рука не работает.

Меня пронзает дикое отчаяние. Отчаяние от собственного бессилия. Делаю ещё одну попытку, и мне даже удаётся немного оторвать кружку от стола, но через секунду по раковине разлетаются её осколки. Я смотрю на руку, вижу на запястье некрасивый шов, а точнее, то, что получилось после четырёх попыток зашить руку, и погружаюсь в недавние воспоминания.

Месяц до моего вылета в Америку. Весь белый и обессиленный от потери крови, я бреду по ночным улицам незнакомого сибирского города. Моя правая рука перемотана полотенцем. Ищу травмпункт. Нахожу почти развалившееся здание со спасительной вывеской. Стучу, никто не открывает, ещё раз, тишина, бью ногой. Слышу за дверью ругань и мат, в проёме появляется сильно пьяный человек в окровавленном халате, сходу обдающий меня перегаром.

Из нормальных слов я услышал только: «Тебе чего?» Всё остальное было отборным матом. Показываю руку и алое полотенце. В ответ матерная тирада, после которой человек в халате впускает меня внутрь. Проходим через тёмный и насквозь прокуренный коридор. Ещё одна дверь, и мы внутри.

Большой кабинет, посреди стол, на столе несколько бутылок водки и колбы. Видимо, со спиртом. За столом четверо, все в медицинских халатах.

— Мужики! — орёт мой провожатый. — У нас тут пассажир, надо шить, кто меньше всего выпил?

— Выпили мы все поровну, но я трезвый и не работаю, — отвечает высокий худой мужчина, лицо которого ничуть не напоминает Айболита, а голос один в один как у Высоцкого. — Иди сюда, пацан, — произносит он хриплым и сильным голосом певца, прикуривая самокрутку, и воздух наполняется приятным сладким дымом.

Человек одной рукой отодвигает бутылки со стола, другой достаёт из кармана иглу.

— Клади руку, не ссы, в окопах под пулями и не таких зашивал.

Кладу руку, вижу, как человек смачивает иглу в прозрачной жидкости из рядом стоящей колбы, непонятно откуда достаёт нитку и начинает шить. Замечаю на обеих руках наколки в виде синих перстней. Терплю. Три аккуратных шва — и всё готово.

— Свободен, — произносит человек и подрезает нить непонятно откуда взявшимся скальпелем. Я пытаюсь сжать кулак, но пальцы не слушаются и сжимаются лишь наполовину.

— Не торопись, дай время зажить, не нагружай, — хрипло говорит доктор, делая большой глоток прозрачной жидкости.

— Спасибо, мужики, я завтра зайду и рассчитаюсь, — обещаю я, еле стоя на ногах.

— Заходи, пацан, мы тут постоянно сидим, — откликается кто-то за столом, но из-за густо парящего в воздухе табачного дыма я не вижу говорящего.

Толкаю дверь, прохожу в прокуренный тёмный коридор. Ещё одна дверь, и свежий ночной воздух ударяет мне в нос. Голова перестаёт кружиться, медленно прихожу в себя. Поднимаю глаза в небо и по привычке подмигиваю самой яркой звезде на небосводе.

До номера, в котором я остановился, далеко, но ночной весенний воздух так свеж и наполнен ароматами цветущих трав, что я решаю пройтись пешком. Медленно перебираю ногами по грунтовой дороге и представляю, как уже через месяц буду гулять босиком по пляжу Атлантического океана в Америке. Главное, чтобы рука успела зажить. Ведь пахать мне там придётся часов по 15 в день, нужно быть готовым. Останавливаюсь, смотрю на зашитую руку и пытаюсь сжать кулак. Пока ничего не получается. Но на мне всё быстро заживает. И рука заживёт.

Поднимаю глаза и вижу, как по пустынной улице, перебирая полукруглые ноги и что-то ворча, бежит старушка. И что она забыла тут в ночное время? Выхожу на пересечение двух дорог, поворачиваю за угол. Оттуда мне навстречу, чуть не сбивая с ног, без света фар вылетает старая шестёрка. Я рефлекторно делаю шаг в сторону, и это спасает мне жизнь. Выругавшись, поворачиваюсь и вижу, как машина, которая только что чуть не сбила меня, сбивает ту самую колченогую бабку.

Машина на секунду притормаживает, а через мгновение с сильной пробуксовкой опять набирает скорость и проезжает прямо по ноге сбитой старушки. Изо всех сил бегу за машиной, но она растворяется среди ночных неосвещённых улиц.

Подбегаю к бабке. Её нога лежит в неестественном положении, серые колготки залиты кровью. Забыв о своей руке, я хватаю её, и, взяв на руки, несу до уже известного мне травмпункта. Вспоминаю, как на тренировках мы с ребятами брали друг друга, закидывали на плечи и бежали так, пока есть силы. Но тут не тренировка, да и ноша у меня не простая.

Слышу тихие стоны и причитания бабки, больше похожие на молитву. Подбегаю к знакомой двери, стучу, не открывают. Держать бабку уже нет сил, стучу громче, слышу за дверью спасительный мат. Огонёк сигареты обдаёт тусклым светом знакомое лицо.

Мат, много мата. Вдвоём бежим по коридору, дверь, та же компания, тот же стол.

— Кладите сюда, — указывает на соседний стол тот, кто 15 минут назад зашивал мне руку. Кладём. Бабка начинает плакать и истошно орать.

— Ты идиот? Или герой? Тебе что, больше всех надо? — смотря в упор, орёт татуированный хирург голосом Высоцкого.

— А что я должен был сделать? Оставить её на дороге, чтобы она там сдохла? — ору в ответ. Всё вокруг начинает кружиться. Не понимаю, в чём дело.

— Ей и так жить немного осталось, а ты её сюда приволок! Герой хренов! Смотри на руку свою, идиот!

Только сейчас чувствую, что по моей правой руке и ноге льётся что-то очень тёплое. Медленно соображаю, что, видимо, разошлись швы. Рефлекторно сгибаю руку в локте. Из кисти начинает фонтанировать темная жидкость. Татуированный ловким движением хватает меня за кисть и быстро пережимает пульсирующую артерию пальцем.

Игла, нитка, ещё три шва. На том же месте. Голова кружится, глаза закрываются сами собой. Чувствую резких запах спирта, вижу гранённый стакан и руку с синими перстнями, держащую его.

— Давай пей, герой.

Самая страшная мысль в голове: а вдруг я не смогу работать?

Иду в туалет. Без всякой надежды пробую закрыть кран, но не могу сжать пальцы. Придётся признать, что мне нужен отдых…

Взгляд у Габриэлло, моего начальника, был обеспокоенный.

— Как ты, Алекс? — быстрее, чем обычно, произнёс он, выдав своё волнение. Я собрался с силами и сказал ту самую фразу. Фразу, которая для меня была равна признанию себя самым плохим и слабым человеком на свете.

— Я не могу, Габи, рука не работает. Мне нужно несколько дней для восстановления.

Томительная пауза повисла в воздухе.

— Я не могу дать тебе выходной, ты же понимаешь? Тут всё завязано на тебе, а найти человека на замену я просто не успею.

Последние слова словно ранили меня в самое сердце. Мысль о потере работы, тем более по причине здоровья, была для меня подобна смерти. Или всё-таки ему сказали про вчерашнюю ситуацию с Майклом? Туго соображаю.

— Не надо никого искать, дай мне один день, завтра я буду готов работать, — заполнил я затянувшуюся тишину.

— Хорошо. Отдохни день, а сегодня я сам поработаю за тебя, — отозвался Габриэлло, изобразив неестественную улыбку.

— Окей, — ответил я и развернулся, направившись к выходу из ресторана.

— Кстати, Алекс, мне рассказали про вашу вчерашнюю стычку с Майклом. Сегодня мы будем с ним разговаривать. Не знаю, к чему это приведёт, он парень эмоциональный, — сообщил Габи.

Эти слова были как выстрел в спину. Я обернулся, посмотрел боссу в глаза и, не найдя, что ответить, молча побрёл к двери. Мне жутко хотелось доехать до дома и весь день просто спать. Но выйдя из ресторана, я услышал сильный шум волн. И понял, что никуда не поеду.

Весь оставшийся день я провёл на пляже. Иногда заходил в воду и омывал океаном свою многократно шитую руку, приговаривая слова, которые мне говорила мама, когда купала меня болеющего в детстве: «С Саши вода, вся худоба, как с гуся вода, вся худоба…»

Я купал себя в водах Атлантического океана, приговаривая эту пословицу до самого заката. Словно ещё не рождённое дитя в утробе матери, я наслаждался тёплой водой и ласкающими, заживляющими и смывающими все боли волнами.