Свободный заключённый

Александр Киреев

Молодой спортсмен из Сибири отправляется покорять Америку. Но вместо американской мечты он оказывается в американской тюрьме, где ему грозит 80 лет заключения.Это исповедь сильного, но одновременно уязвимого и честного мужчины. Книга — глубокий диалог о том, на что способен человек, когда выбор стоит между совестью и деньгами. Она исследует мужскую уязвимость, хрупкость и умение принимать свою слабость. Но может быть, именно в этих качествах и скрывается истинная сила. Книга содержит нецензурную брань.

Глава 2. Зверь

USA. New York, Manhattan. MCC — тюрьма. Десять лет назад

Ледяной холод решётки пронизывал меня насквозь. Бесчувственные пальцы рук побелели, но упрямо продолжали сжимать стальные прутья. Выстуживая тело, холод медленно проникал внутрь. Он карабкался по венам, направляясь к сердцу. Я точно не помню, сколько тогда простоял без движения, услышав слова адвоката. Может быть, минуту, а может и десять.

— Эй, Бро! Бро! — внезапно раздался голос, внушающий доверие. Этот голос звал меня, словно он был голосом свыше. Я слышал его, но не оборачивался.

Как-то раз в интервью одного заслуженного советского артиста цирка я прочёл фразу, которая показалась мне очень важной: «Искренне улыбаться, радоваться и громко смеяться может только человек, глубоко познавший боль и лишения судьбы». Услышав новость о том, сколько мне грозит, я был готов утратить всякую надежду на жизнь, но вдруг встретил именно такого человека. Это был Боря, но американский криминальный мир знал его по прозвищу Beast, что значит Зверь.

Голос повторил:

— Бро, ты чего там залип?

Вынырнув из своих дум, я оторвал взгляд от решётки, еле разжав руки, и медленно повернулся. Напротив меня на скамье сидел мужчина лет тридцати пяти.

На первый взгляд он напомнил мне киноактёра Джейсона Стейтема, но намного крупнее. Весь его внешний вид говорил об огромной силе внутри. Как будто тело было нужно ему, чтобы сдерживать эту мощь. Развитая мускулатура буквально надрывала оранжевый тюремный костюм, в который он был одет.

Лицо человека — это книга его жизни, на которой отпечатывается каждая новая глава. И сейчас я читал эту книгу, не сводя глаз. Лысая, гладко выбритая голова, двухдневная щетина от уха до уха. Каменный волевой подбородок рискового человека, привыкшего идти напролом. Прокачанные трапеции плавно переходили в могучие плечи боксёра-нокаутера. Он сидел без движений, но на его предплечьях вздувались змеями вены. Спокойные серо-голубые глаза смотрели на меня как-то по-отечески добро, изучая, с интересом и без агрессии.

На его правое плечо опирался другой заключённый, тоже атлетично сложенный, но меньших размеров. Он испытующе глядел на меня хитрыми и цепкими глазами мангуста. Смутило меня лишь отсутствие расстояния между этими двумя. Так могут сидеть либо подружки, либо братья, подумал я и попытался не думать о первом.

— Бро, я подумал, ты будешь стоять так вечно. Твой адвокат ушёл несколько минут назад, — произнёс тот, что был больше, ровным голосом с заметным акцентом человека, долго жившего в Америке.

— Меня Борей звать, но все знают как Beast. Это мой брат Рома. Мы братья Лисянские, может слыхал.

— Александр, — выдавил я из себя и направился к металлической скамейке, стоявшей у противоположной стены. Сев на неё, я ощутил, насколько сильно устал. Слишком много событий за последние сутки. Арест как в голливудском боевике, когда меня приняли прямо в самолёте, вылетающем в Россию. Деловые серьёзные лица и значки FBI, тугие наручники и растянутые плечевые связки от вывихнутых назад рук. Новость, которую сообщил мне несколько минут назад адвокат. Глаза медленно слипались, и я начинал проваливаться в вязкую, болотную жижу сна. Небезопасная обстановка и чувство тревоги пару раз будили, и мне удавалось открыть глаза. Но видя на противоположной скамье так же спокойно сидящих братьев, я почему-то чувствовал, что могу отпустить контроль.

— Ты русский? — я еле расслышал вопрос уже знакомого мне голоса.

— Да.

— Первый заход?

— Да.

— Боксёр? — спросил Боря, видимо, обратив внимание на мой ломаный нос.

— Да нет, шахматы, шашки.

— Понятно, — улыбнулся Боря. — Наш человек.

— Покемарь, братец, мы присмотрим. Всё будет ровно.

Поблагодарив взглядом говорящего, я ощутил невыносимую тяжесть всего тела и в секунду ушёл в глубокий, но тревожный сон. Тогда я ещё не знал, что именно этот человек сыграет решающую роль в моей тюремной одиссее. Именно он станет для меня воплощением Будды, Ганди и богатыря Пересвета с картины Авилова. Добрый, открытый, всегда улыбающийся человек по прозвищу Зверь.

Сон, больше похожий на бэдтрип, затягивал, петлял, жонглируя событиями и воспоминаниями из прошлого. Запах пачек плотно сложенных зелёных банкнот. Водка, льющаяся через края стопок, и потные рукопожатия. Сбитые костяшки на обеих руках и похмельная боль в висках. Лживо улыбающиеся доступные девчонки на моих коленях. Лай собак и я, бегущий по железнодорожным путям где-то в Бруклине. И посреди всего этого Мама. Она молча сидела за старым круглым столом на кухне нашей квартиры в Иркутске. За окнами была темнота, лишь свет качающихся от ветра фонарей показывал крупные, быстро падающие пуховые снежинки. Такие снежинки бывают только в Сибири. Вьюга усиливалась. На маминых плечах уютно висела старая, изношенная и затёртая бабушкина кофта. Мама подняла взгляд от книги и посмотрела на меня. Её ничего не выражающие глаза начали медленно наполняться слезами. Слезами, которые бывают только у матерей, переживающих за своих детей. Чистые ручьи слёз текли по маминым щёкам, капали на стол, а со стола на пол.

Я стоял в коридоре и смотрел на неё, не решаясь уйти. А когда коснулся ручки входной двери, то услышал мамин голос и ту фразу, которую я повторял в своих мыслях сотни раз и однажды произнёс ей вслух. Она прозвучала остро, пройдя через рёбра и уколов меня в самое нутро.

«Женские слёзы стоят недорого», — сказала мама мои слова не своим голосом. Я зарычал от боли и ударом локтя вышиб входную дверь, проваливаясь в темноту зимнего города.

Очнулся я от боли в правом виске. Видимо, уснув сидя на скамье, завалился на бок и ударился головой о железную поверхность скамьи. От резкого пробуждения я не сразу понял, где нахожусь, потребовалось несколько секунд. Да, это был не сон. Я был всё там же, в камере какой-то американской тюрьмы. Меня подняли двое братьев.

— Саша, ты давай поаккуратнее, а то только залетел, так уже левый боковой от скамейки пропустил, — с улыбкой сказал Боря.

— Вырубило, — ответил я.

— Ничего, неделю-другую в двушке отоспишься, а потом в общую переведут. Даст Бог, там и свидимся.

Не успев толком ничего понять, я услышал, как меня позвали на выход, и пошёл к открывшейся решётке. Братья проводили взглядом. Боря поднял левую руку с сжатой в пудовый кулак ладонью и приподнял её к подбородку. Я узнал этот жест. Точно так же сделал мой тренер Хасан, когда пару лет назад на чемпионате по тайскому боксу я опустил левую руку и тут же был наказан быстрым правым боковым в открывшуюся челюсть. Я пропустил этот опасный удар, и меня повело. В глазах потемнело, но я собрался и не подал виду. Соперник не понял, что я еле стою на ногах. А вот Хасан всё понял. Поэтому и поднял левую руку, прижимая кулак к челюсти: «Держи защиту, будь начеку!» Тогда это помогло мне выстоять, переломить ход боя и выйти в финал. Что поможет мне выстоять сейчас, я не знал.