Неточные совпадения
— Не
то еще услышите,
Как до утра пробудете:
Отсюда версты три
Есть дьякон… тоже с голосом…
Так вот они затеяли
По-своему здороваться
На утренней заре.
На башню как подымется
Да рявкнет наш: «Здо-ро-во ли
Жи-вешь, о-тец И-пат?»
Так стекла затрещат!
А
тот ему, оттуда-то:
— Здо-ро-во, наш со-ло-ву-шко!
Жду вод-ку пить! — «И-ду!..»
«Иду»-то это в воздухе
Час целый откликается…
Такие жеребцы!..
Ждешь не дождешься осени,
Жена, детишки малые,
И те гадают, ссорятся...
Началось с
того, что Волгу толокном замесили, потом теленка на баню тащили, потом в кошеле кашу варили, потом козла в соложеном тесте [Соложёное тесто — сладковатое тесто из солода (солод — слад),
то есть из проросшей ржи (употребляется в пивоварении).] утопили, потом свинью за бобра купили да собаку за волка убили, потом лапти растеряли да по дворам искали: было лаптей шесть, а сыскали семь; потом рака с колокольным звоном встречали, потом щуку с яиц согнали, потом комара за восемь верст ловить ходили, а комар у пошехонца на носу сидел, потом батьку на кобеля променяли, потом блинами острог конопатили, потом блоху на цепь приковали, потом беса в солдаты отдавали, потом небо кольями подпирали, наконец утомились
и стали
ждать, что из этого выйдет.
Отписав таким образом, бригадир сел у окошечка
и стал
поджидать, не послышится ли откуда:"ту-ру! ту-ру!"Но в
то же время с гражданами был приветлив
и обходителен, так что даже едва совсем не обворожил их своими ласками.
А глуповцы стояли на коленах
и ждали. Знали они, что бунтуют, но не стоять на коленах не могли. Господи! чего они не передумали в это время! Думают: станут они теперь есть горчицу, — как бы на будущее время еще какую ни на есть мерзость есть не заставили; не станут — как бы шелепов не пришлось отведать. Казалось, что колени в этом случае представляют средний путь, который может умиротворить
и ту и другую сторону.
И действительно, в городе вновь сделалось тихо; глуповцы никаких новых бунтов не предпринимали, а сидели на завалинках
и ждали. Когда же проезжие спрашивали: как дела? —
то отвечали...
Содержание было
то самое, как он ожидал, но форма была неожиданная
и особенно неприятная ему. «Ани очень больна, доктор говорит, что может быть воспаление. Я одна теряю голову. Княжна Варвара не помощница, а помеха. Я
ждала тебя третьего дня, вчера
и теперь посылаю узнать, где ты
и что ты? Я сама хотела ехать, но раздумала, зная, что это будет тебе неприятно. Дай ответ какой-нибудь, чтоб я знала, что делать».
— Третье, чтоб она его любила.
И это есть…
То есть это так бы хорошо было!..
Жду, что вот они явятся из леса,
и всё решится. Я сейчас увижу по глазам. Я бы так рада была! Как ты думаешь, Долли?
Княгиня же, со свойственною женщинам привычкой обходить вопрос, говорила, что Кити слишком молода, что Левин ничем не показывает, что имеет серьезные намерения, что Кити не имеет к нему привязанности,
и другие доводы; но не говорила главного,
того, что она
ждет лучшей партии для дочери,
и что Левин несимпатичен ей,
и что она не понимает его.
— Признаю, — сказал Левин нечаянно
и тотчас же подумал, что он сказал не
то, что думает. Он чувствовал, что, если он призна̀ет это, ему будет доказано, что он говорит пустяки, не имеющие никакого смысла. Как это будет ему доказано, он не знал, но знал, что это, несомненно, логически будет ему доказано,
и он
ждал этого доказательства.
И он почувствовал, что это известие
и то, чего она
ждала от него, требовало чего-то такого, что не определено вполне кодексом
тех правил, которыми он руководствовался в жизни.
Она, как часто бывает, глядя на часы,
ждала ее каждую минуту
и пропустила именно
ту, когда гостья приехала, так что не слыхала звонка.
— Ах! — вскрикнула она, увидав его
и вся просияв от радости. — Как ты, как же вы (до этого последнего дня она говорила ему
то «ты»,
то «вы»)? Вот не
ждала! А я разбираю мои девичьи платья, кому какое…
Она тоже не спала всю ночь
и всё утро
ждала его. Мать
и отец были бесспорно согласны
и счастливы ее счастьем. Она
ждала его. Она первая хотела объявить ему свое
и его счастье. Она готовилась одна встретить его,
и радовалась этой мысли,
и робела
и стыдилась,
и сама не знала, что она сделает. Она слышала его шаги
и голос
и ждала за дверью, пока уйдет mademoiselle Linon. Mademoiselle Linon ушла. Она, не думая, не спрашивая себя, как
и что, подошла к нему
и сделала
то, что она сделала.
Как бы пробудившись от сна, Левин долго не мог опомниться. Он оглядывал сытую лошадь, взмылившуюся между ляжками
и на шее, где терлись поводки, оглядывал Ивана кучера, сидевшего подле него,
и вспоминал о
том, что он
ждал брата, что жена, вероятно, беспокоится его долгим отсутствием,
и старался догадаться, кто был гость, приехавший с братом.
И брат,
и жена,
и неизвестный гость представлялись ему теперь иначе, чем прежде. Ему казалось, что теперь его отношения со всеми людьми уже будут другие.
Вообще
тот медовый месяц,
то есть месяц после свадьбы, от которого, по преданию,
ждал Левин столь многого, был не только не медовым, но остался в воспоминании их обоих самым тяжелым
и унизительным временем их жизни.
— Ах, Алексей Александрович, ради Бога, не будем делать рекриминаций! Что прошло,
то прошло,
и ты знаешь, чего она желает
и ждет, — развода.
При пилюлях Сергея Ивановича все засмеялись,
и в особенности громко
и весело Туровцын, дождавшийся наконец
того смешного, чего он только
и ждал, слушая разговор. Степан Аркадьич не ошибся, пригласив Песцова. С Песцовым разговор умный не мог умолкнуть ни на минуту. Только что Сергей Иванович заключил разговор своей шуткой, Песцов тотчас поднял новый.
Он всего этого
ждал, всё это видел в их лицах, видел в
той равнодушной небрежности, с которою они говорили между собой, смотрели на манекены
и бюсты
и свободно прохаживались, ожидая
того, чтоб он открыл картину.
Весь день этот, за исключением поездки к Вильсон, которая заняла у нее два часа, Анна провела в сомнениях о
том, всё ли кончено или есть надежда примирения
и надо ли ей сейчас уехать или еще раз увидать его. Она
ждала его целый день
и вечером, уходя в свою комнату, приказав передать ему, что у нее голова болит, загадала себе: «если он придет, несмотря на слова горничной,
то, значит, он еще любит. Если же нет,
то, значит, всё конечно,
и тогда я решу, что мне делать!..»
Большинство молодых женщин, завидовавших Анне, которым уже давно наскучило
то, что ее называют справедливою, радовались
тому, что̀ они предполагали,
и ждали только подтверждения оборота общественного мнения, чтоб обрушиться на нее всею тяжестью своего презрения. Они приготавливали уже
те комки грязи, которыми они бросят в нее, когда придет время. Большинство пожилых людей
и люди высокопоставленные были недовольны этим готовящимся общественным скандалом.
Ему было девять лет, он был ребенок; но душу свою он знал, она была дорога ему, он берег ее, как веко бережет глаз,
и без ключа любви никого не пускал в свою душу. Воспитатели его жаловались, что он не хотел учиться, а душа его была переполнена жаждой познания.
И он учился у Капитоныча, у няни, у Наденьки, у Василия Лукича, а не у учителей.
Та вода, которую отец
и педагог
ждали на свои колеса, давно уже просочилась
и работала в другом месте.
— Кофей готов,
и мамзель с Сережей
ждут, — сказала Аннушка, вернувшись опять
и опять застав Анну в
том же положении.
Но туча,
то белея,
то чернея, так быстро надвигалась, что надо было еще прибавить шага, чтобы до дождя поспеть домой. Передовые ее, низкие
и черные, как дым с копотью, облака с необыкновенной быстротой бежали по небу. До дома еще было шагов двести, а уже поднялся ветер,
и всякую секунду можно было
ждать ливня.
Матери не нравились в Левине
и его странные
и резкие суждения,
и его неловкость в свете, основанная, как она полагала, на гордости,
и его, по ее понятиям, дикая какая-то жизнь в деревне, с занятиями скотиной
и мужиками; не нравилось очень
и то, что он, влюбленный в ее дочь, ездил в дом полтора месяца, чего-то как будто
ждал, высматривал, как будто боялся, не велика ли будет честь, если он сделает предложение,
и не понимал, что, ездя в дом, где девушка невеста, надо было объясниться.
По тону Бетси Вронский мог бы понять, чего ему надо
ждать от света; но он сделал еще попытку в своем семействе. На мать свою он не надеялся. Он знал, что мать, так восхищавшаяся Анной во время своего первого знакомства, теперь была неумолима к ней за
то, что она была причиной расстройства карьеры сына. Но он возлагал большие надежды на Варю, жену брата. Ему казалось, что она не бросит камня
и с простотой
и решительностью поедет к Анне
и примет ее.
— Успокой руки, Гриша, — сказала она
и опять взялась за свое одеяло, давнишнюю работу, зa которую она всегда бралась в тяжелые минуты,
и теперь вязала нервно, закидывая пальцем
и считая петли. Хотя она
и велела вчера сказать мужу, что ей дела нет до
того, приедет или не приедет его сестра, она всё приготовила к ее приезду
и с волнением
ждала золовку.
Она послала к нему просить его прийти к ней сейчас же; с замиранием сердца, придумывая слова, которыми она скажет ему всё,
и те выражения его любви, которые утешат ее, она
ждала его.
Прочтя письмо, он поднял на нее глаза,
и во взгляде его не было твердости. Она поняла тотчас же, что он уже сам с собой прежде думал об этом. Она знала, что, что бы он ни сказал ей, он скажет не всё, что он думает.
И она поняла, что последняя надежда ее была обманута. Это было не
то, чего она
ждала.
Но ласки матери
и сына, звуки их голосов
и то, что они говорили, — всё это заставило его изменить намерение. Он покачал головой
и, вздохнув, затворил дверь. «
Подожду еще десять минут», сказал он себе, откашливаясь
и утирая слезы.
— Не
то что разочаровался в нем, а в своем чувстве; я
ждал больше. Я
ждал, что, как сюрприз, распустится во мне новое приятное чувство.
И вдруг вместо этого — гадливость, жалость…
Алексей Александрович
и не
ждал его нынче
и был удивлен его приездом
и еще более
тем, что доктор очень внимательно расспросил Алексея Александровича про его состояние, прослушал его грудь, постукал
и пощупал печень.
Судьям своим он приписывал всегда глубину понимания больше
той, какую он сам имел,
и всегда
ждал от них чего-нибудь такого, чего он сам не видал в своей картине.
И вдруг ему вспомнилось, как они детьми вместе ложились спать
и ждали только
того, чтобы Федор Богданыч вышел зa дверь, чтобы кидать друг в друга подушками
и хохотать, хохотать неудержимо, так что даже страх пред Федором Богданычем не мог остановить это через край бившее
и пенящееся сознание счастья жизни.
Я с трепетом
ждал ответа Грушницкого; холодная злость овладела мною при мысли, что если б не случай,
то я мог бы сделаться посмешищем этих дураков. Если б Грушницкий не согласился, я бросился б ему на шею. Но после некоторого молчания он встал с своего места, протянул руку капитану
и сказал очень важно: «Хорошо, я согласен».
Так жаловался
и плакал герой наш, а между
тем деятельность никак не умирала в голове его; там все хотело что-то строиться
и ждало только плана.
Так он писал темно
и вяло
(Что романтизмом мы зовем,
Хоть романтизма тут нимало
Не вижу я; да что нам в
том?)
И наконец перед зарею,
Склонясь усталой головою,
На модном слове идеал
Тихонько Ленский задремал;
Но только сонным обаяньем
Он позабылся, уж сосед
В безмолвный входит кабинет
И будит Ленского воззваньем:
«Пора вставать: седьмой уж час.
Онегин, верно,
ждет уж нас».
В
тот год осенняя погода
Стояла долго на дворе,
Зимы
ждала,
ждала природа.
Снег выпал только в январе
На третье в ночь. Проснувшись рано,
В окно увидела Татьяна
Поутру побелевший двор,
Куртины, кровли
и забор,
На стеклах легкие узоры,
Деревья в зимнем серебре,
Сорок веселых на дворе
И мягко устланные горы
Зимы блистательным ковром.
Всё ярко, всё бело кругом.
А может быть
и то: поэта
Обыкновенный
ждал удел.
Прошли бы юношества лета:
В нем пыл души бы охладел.
Во многом он бы изменился,
Расстался б с музами, женился,
В деревне, счастлив
и рогат,
Носил бы стеганый халат;
Узнал бы жизнь на самом деле,
Подагру б в сорок лет имел,
Пил, ел, скучал, толстел, хирел.
И наконец в своей постеле
Скончался б посреди детей,
Плаксивых баб
и лекарей.
Татьяна слушала с досадой
Такие сплетни; но тайком
С неизъяснимою отрадой
Невольно думала о
том;
И в сердце дума заронилась;
Пора пришла, она влюбилась.
Так в землю падшее зерно
Весны огнем оживлено.
Давно ее воображенье,
Сгорая негой
и тоской,
Алкало пищи роковой;
Давно сердечное томленье
Теснило ей младую грудь;
Душа
ждала… кого-нибудь...
Они поют,
и, с небреженьем
Внимая звонкий голос их,
Ждала Татьяна с нетерпеньем,
Чтоб трепет сердца в ней затих,
Чтобы прошло ланит пыланье.
Но в персях
то же трепетанье,
И не проходит жар ланит,
Но ярче, ярче лишь горит…
Так бедный мотылек
и блещет,
И бьется радужным крылом,
Плененный школьным шалуном;
Так зайчик в озими трепещет,
Увидя вдруг издалека
В кусты припадшего стрелка.
Ужель загадку разрешила?
Ужели слово найдено?
Часы бегут: она забыла,
Что дома
ждут ее давно,
Где собралися два соседа
И где об ней идет беседа.
«Как быть? Татьяна не дитя, —
Старушка молвила кряхтя. —
Ведь Оленька ее моложе.
Пристроить девушку, ей-ей,
Пора; а что мне делать с ней?
Всем наотрез одно
и то же:
Нейду.
И все грустит она
Да бродит по лесам одна».
Два дня ему казались новы
Уединенные поля,
Прохлада сумрачной дубровы,
Журчанье тихого ручья;
На третий роща, холм
и поле
Его не занимали боле;
Потом уж наводили сон;
Потом увидел ясно он,
Что
и в деревне скука
та же,
Хоть нет ни улиц, ни дворцов,
Ни карт, ни балов, ни стихов.
Хандра
ждала его на страже,
И бегала за ним она,
Как тень иль верная жена.
Упала…
«Здесь он! здесь Евгений!
О Боже! что подумал он!»
В ней сердце, полное мучений,
Хранит надежды темный сон;
Она дрожит
и жаром пышет,
И ждет: нейдет ли? Но не слышит.
В саду служанки, на грядах,
Сбирали ягоду в кустах
И хором по наказу пели
(Наказ, основанный на
том,
Чтоб барской ягоды тайком
Уста лукавые не ели
И пеньем были заняты:
Затея сельской остроты!).
Опершись на плотину, Ленский
Давно нетерпеливо
ждал;
Меж
тем, механик деревенский,
Зарецкий жернов осуждал.
Идет Онегин с извиненьем.
«Но где же, — молвил с изумленьем
Зарецкий, — где ваш секундант?»
В дуэлях классик
и педант,
Любил методу он из чувства,
И человека растянуть
Он позволял — не как-нибудь,
Но в строгих правилах искусства,
По всем преданьям старины
(Что похвалить мы в нем должны).
Атвуд взвел, как курок, левую бровь, постоял боком у двери
и вышел. Эти десять минут Грэй провел, закрыв руками лицо; он ни к чему не приготовлялся
и ничего не рассчитывал, но хотел мысленно помолчать.
Тем временем его
ждали уже все, нетерпеливо
и с любопытством, полным догадок. Он вышел
и увидел по лицам ожидание невероятных вещей, но так как сам находил совершающееся вполне естественным,
то напряжение чужих душ отразилось в нем легкой досадой.
Меж
тем на палубе у грот-мачты, возле бочонка, изъеденного червем, с сбитым дном, открывшим столетнюю темную благодать,
ждал уже весь экипаж. Атвуд стоял; Пантен чинно сидел, сияя, как новорожденный. Грэй поднялся вверх, дал знак оркестру
и, сняв фуражку, первый зачерпнул граненым стаканом, в песне золотых труб, святое вино.
— Вы видите, как тесно сплетены здесь судьба, воля
и свойство характеров; я прихожу к
той, которая
ждет и может
ждать только меня, я же не хочу никого другого, кроме нее, может быть, именно потому, что благодаря ей я понял одну нехитрую истину.
По ее мнению, такого короткого знакомства с богом было совершенно достаточно для
того, чтобы он отстранил несчастье. Она входила
и в его положение: бог был вечно занят делами миллионов людей, поэтому к обыденным теням жизни следовало, по ее мнению, относиться с деликатным терпением гостя, который, застав дом полным народа,
ждет захлопотавшегося хозяина, ютясь
и питаясь по обстоятельствам.
Конечно, если бы даже целые годы приходилось ему
ждать удобного случая,
то и тогда, имея замысел, нельзя было рассчитывать наверное на более очевидный шаг к успеху этого замысла, как
тот, который представлялся вдруг сейчас. Во всяком случае, трудно было бы узнать накануне
и наверно, с большею точностию
и с наименьшим риском, без всяких опасных расспросов
и разыскиваний, что завтра, в таком-то часу, такая-то старуха, на которую готовится покушение, будет дома одна-одинехонька.